Маленькие птичьи сердца - Виктория Ллойд-Барлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вита рассказывала жене Короля о своей подруге, у которой родился ребенок.
– …несколько лет, да, – уловила я. – Ее звали Аннабел, – я напряглась, услышав это имя. – Милая девушка, хорошая подруга, но… – она угрюмо покачала головой, замолчала и глубоко вдохнула через нос. Протяжно выдохнув, снова заговорила, уже тише: – Случившееся изменило ее до неузнаваемости, – она склонила набок голову и округлила глаза, словно поверяла жене Короля самый сокровенный секрет. – Она о-о-о-чень изменилась, – прошептала она.
Она о-о-о-щень изменилась, тихим убаюкивающим тоном прошептала я.
Жена Короля наклонилась к Вите и внимательно прислушалась, словно та ее о чем-то предостерегала. Но Вита уже опять улыбалась и продолжала более веселым громким голосом:
– Разумеется, после родов она несколько недель не могла ходить! И у нее до сих пор маленькое недержание, когда она смеется… впрочем, теперь она редко смеется, все время ходит уставшая. У младенца колики. Он все время вопит. А что поделать – дети! Но ты, – она замолчала и одарила жену Короля своей самой обезоруживающей улыбкой, – ты прирожденная мать. И ребенок – такое счастье! – она снова замолчала и насупилась. – Счастье ведь? – ответом на ее вопрос было молчание. Затем жена открыла было рот, но Вита похлопала ее по руке. – Знаю, знаю, – очень ласково проговорила она голосом, не похожим на свой собственный. Затем улыбнулась мне, как диктор новостей, закончивший зачитывать трагичную новость и переходящий к приятной. – Пойдем напьемся, Сандей, – она бросила взгляд на жену Короля. – Ах, прости. Пригласила бы с нами, но… – она сделала очень грустное лицо и указала на живот жены, обрисовав рукой круг гораздо больше его реальных размеров. Мы двинулись к бару, а Вита крикнула через плечо: – Но все равно поздравляю! Удачи!
Жена Короля неуверенно улыбалась, растворяясь вдали; она часто моргала, точно ее слепило солнце. Издалека ее фигура казалась бесформенной; вблизи этого впечатления не было. Постепенно она превратилась в кружок, в планету с тоненькими и невесомыми ручками и ножками. Король взял ее затянутую в перчатку руку своей рукой, словно боялся, что она улетит в небо, а я представила, что внутри нее на самом деле воздух, а не братик или сестричка моей дочери, и она норовит взлететь, как воздушный шарик, а Король удерживает ее внизу, и его красивое лицо искажено тревогой.
У бара Вита взяла меня за руку, и наши пальцы переплелись.
– Какая жуткая кошелка! Господи! О чем он только думал, дорогая?
Вита пошла за напитками, а я села за один из столиков, на которых стояли букеты, словно сделанные из воска. Я дотронулась до роз; те оказались настоящими, а выглядели пластиковыми, совсем не пахли и были все одинакового размера и цвета, что убивало весь смысл использования живых цветов. Я предлагала украсить столы цветами в горшках, которые потом можно было бы раздать гостям в подарок или высадить в саду после вечеринки и сделать новую клумбу в память о празднике. Но Банни отказалась; если бы она разрешила мне заняться украшением столов, то обидела бы нашу местную флористку, которую тоже пригласили на вечеринку. Подняв голову от непахнущих цветов, я узнала сидевшую напротив женщину. Это была Кэрол, еще одна гостья, которую моя дочь, скорее всего, не знала; ее пригласили лишь потому, что регулярно захаживала в лавку и тратила там кучу денег.
– Какие красивые цветы. И Долли выглядит чудесно, – прощебетала она, глядя на мою дочь, которая в отдалении позировала для фото с бабушкой и дедушкой, стоявших по обе стороны от нее.
– Да, – ответила я.
– Как моя Иви. Иви – водная душа, – произнесла она таким доверительным тоном, будто другие гости вечеринки мечтали узнать эту информацию о ее дочери, но она решила сообщить ее именно мне.
У Кэрол было две дочери подросткового возраста, и больше ни о чем она говорить не умела. При этом вид у нее был как у старой вдовы, вспоминающей о давнишней утрате. Рассказывая о дочерях, она словно терялась в спутанных воспоминаниях и сообщала о них обрывочные ностальгические сведения. Бывало, в лавке она говорила о дочерях таким трагическим и растерянным тоном, что мне начинало казаться, будто одна из них недавно умерла или с ней случилось какое-то несчастье. При этом в их жизни не было ничего увлекательного, ничего, что представляло бы хоть малейший интерес.
– Иви – водная душа? – переспросила я, словно в уточнение, но на самом деле тянула время, чтобы придумать подходящий ответ.
Чего хотела от меня эта женщина – чтобы я в ответ рассказала ей, что любит Долли? Другим матерям, как правило, хотелось, чтобы я проявляла интерес к их детям, а не просто перечисляла факты о своем ребенке. Но их рассказы об отпрысках были более продуманными как с точки зрения структуры, так и с точки зрения темы, а Кэрол просто сказала, что ее ребенок любит воду. Это было настолько непримечательно, что я не знала, как реагировать.
– Да! Она так любит плавать; Долли, наверно, тебе рассказывала, – она перестала смотреть вдаль и уставилась на меня. Мне стало не по себе. Я не понимала, зачем Долли рассказывать мне о какой-то незнакомой девушке, которая умела плавать. Долли вообще никогда не рассказывала мне об увлечениях своих сверстников. Да и о своих увлечениях тоже. Да, она плавала. А я больше не плавала. И говорить об этом было не к чему. Простые факты; что там обсуждать? Кэрол повторила, по-прежнему глядя на меня: – Я говорю, Долли же ходит плавать с моими девочками? Наверняка она рассказывала про Иви, – в конце концов я решительно покачала головой: нет, не рассказывала. У меня и так голова полна. Моя голова заполнена разными сведениями, фактами и словами, их очень много, даже слишком, подумала я. Зачем мне помнить еще и о фрагментах твоей жизни? Вот что я хотела ответить, но промолчала. Кэрол вскинула брови, и на лбу залегли полукруглые морщины, подчеркивая, сколько усилий она прикладывала, чтобы до меня достучаться. – Про ее занятия плаванием? Про состязания? – она подсказывала, желая услышать ответ.
– Нет, нет, Долли никогда не рассказывала про твоих девочек, – честно ответила я и обрадовалась, что мы наконец прояснили ситуацию.
– Ну разумеется, – ответила Кэрол, – у всех разные отношения со своими детьми. Правда?
Она улыбалась, но на глаза улыбка не распространялась. Я молчала, улыбалась
