Мы из подводного космоса - Валерий Касатонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку сельское хозяйство в части пошло в гору, командование Военно-морской базы из Феодосии стало посылать различные внешние комиссии для изучения блестящего передового опыта и близкого знакомства с главной достопримечательностью Солнечной долины – прекрасным винным заводом, соседствующим с частью. Сегодня приехали проверяющие из Москвы, «московские подводники», в гражданской лёгкой одежде, с ними – несколько женщин. Зам-командира выскочил на КП и взревел: «Товарищ маршал…», – не зная кому докладывать, остановился и завертел головой. «Я не маршал…», – начал было его поправлять какой-то белотелый москвич. «Товарищ адмирал Флота Советского Союза…», – опять попытался взреветь встречающий. «Адмирал Флота Советского Союза у нас один, но это не я», – ещё раз поправил его москвич. «Товарищ адмирал», – вопросительно тихо спросил замкомандира, и, получив утвердительный кивок, уже в полный голос доложил, что часть живёт по распорядку дня.
По установившейся традиции гостей провели сразу на камбуз, покормить с дороги. Обед чуть не был скомкан, не оказалось реликтового вина «Черный Доктор». Начпрод – «пятнадцатилетний капитан» вполголоса доложил командиру, что директор винсовхоза сказал, что утром, как обычно, мичман Григорьев забрал две канистры. «Как две, я же установил норму – одну канистру», – удивился командир. На минуту он замер, потом изрёк: «Сейчас я разберусь, как следует, и накажу, кого попало». Командир приказал принести из своего «НЗ» трёхлитровый баллончик с мадерой. Товарищеский обед прошёл на высоком уровне. В хорошем расположении духа московские моряки направились на хозяйственный двор.
А в это время мичман Григорьев и его друг мичман Лубашевский тоже хорошо пообедали, о чём говорила уполовиненная канистра с драгоценным элитным вином «Чёрный Доктор», которое в небольших количествах поступает прямо в Кремль, минуя все магазины. ПолуДеГоль лежал на сене, раскинув руки и ноги, в тяжёлом пьяном сне. Лицо и шея блестели от пота, волосёнки на деголевской головке прилипли, рубашка и брюки расстёгнуты. Из брюк, извините, торчит что-то личное. Мичман Лубошевский с хитрым выражением лица стоя встречал начальство, приложив руку к пустой голове. Командир базы, как и все прибывшие, онемел от столь вопиющего безобразия. Затем махнул рукой в сторону возлежавшего Григорьева и приказал: «Ликвидировать!» Мичман Лубошевский, откуда только взялись силы, мгновенно схватил огромные ножницы, которыми стригут овец, и отхватил всё, что торчало у ПолуДеГо-ля из штанов. Подержав отрезанное двумя пальцами, брезгливо бросил куда-то в угол. Мужчины вздрогнули, женщины издали стон, старшая из них, видимо, быстрее оценив, что произошло, потеряла сознание и с грохотом упала на пол. Что здесь началось! Кто-то кричал: «Воды!», кто-то бросился к Лубошевскому отбирать ножницы, кто-то стал приводить в чувство ошалевших от варварства женщин, кто-то побежал за доктором, кто-то гладил по щекам бедного Григорьева, сочувствуя его невероятному горю. Все были не в себе, кроме Лубошевского, и не пришедшего в себя Григорьева. Примчался врач части и нерешительно остановился. Нет крови. Значит, нет раны. Ему из свиты московского адмирала начали объяснять, как надо лечить. Врач полностью расстегнул брюки пьяного мичмана и… вытащил кусок коровьего вымени с отрезанным одним соском, вторая часть вымени с остальными сосками лежала тут же, на разделочном столе. С утра был плановый убой коровы и часть деликатесного мяса, в том числе и вымя, мичман Григорьев приготовил для дела. Но появление закадычного друга Лубошевского, который потянулся на запах шашлыка, отодвинуло дело на второй план.
Они опробовали свежатинки, усугубив её хорошей порцией вина, и Григорьев отключился. А Лубошевский, как обычно, пошутил над другом. Московский адмирал, когда кончил хохотать, пожал руку шутнику и сказал, что за тридцать лет службы впервые стал свидетелем такого тонкого флотского юмора. И тут же сам мрачно «пошутил», приказав немедленно уволить обоих. На утро был разбор. Командир части, увидев в кабинете опозоривших его разгильдяев, не пришедших в себя после вчерашнего, строго предупредил: «Ведите себя так, как будто вы культурные люди». Приглашённый на разбор директор совхоза сообщил, что несколько месяцев назад мичман Григорьев, якобы по поручению командира, сообщил ему страшную военную тайну. В части начали испытывать секретное оружие, которым интересуются турки. Возможна высадка турецкого спецназа, будет бой, может пострадать винзавод. Чтобы защитить достояние республики, специально, для отвода глаз, разводят стадо коров, которое будет охранять завод. Каждой корове вшит специальный электронный датчик, который сигнализирует на пульт оператора, где постоянно дежурит мичман Григорьев, об опасности высадки подводных диверсантов. Мичман сделает всё, чтобы обезвредить противника и сохранить завод, но для поддержания коров в хорошей физической форме требуется помощь совхоза в виде двух канистр вина ежедневно.
По окончании испытаний все издержки директору совхоза будут возмещены Военно-морским флотом. «Вот чем платил Григорьев за свои махинации», – понял командир береговой базы. И тут же оценил правильность решения адмирала об увольнении мичманов: «На то у адмирала и голова, чтобы смотреть вперёд».
52. Нехорошая болезнь
«Господи, помоги мне быть таким человеком, за какого меня принимает моя собака…»
Януш Лион Вишневский1. До чего приятно расслабленно сидеть в ресторане Симферопольского аэропорта и наблюдать за взлетом и посадкой самолетов! Огромные окна ресторана освещены последними лучами заходящего солнца, а за стеклом идет напряженная жизнь аэродрома. С ревом взлетают стальные птицы, каждый раз вызывая у меня восторг: «Как такие многотонные шедевры человеческой мысли могут летать на фантастических скоростях с десятками и даже сотнями пассажиров на борту….» Мой рейс завтра утром. Лечу в военный санаторий, да не куда-нибудь, а на знаменитое озеро Иссык-Куль. В полдень распрощался со своими домашними в Феодосии, сел в такси и, к своему стыду, почувствовал такую легкость, такую свободу, такой эмоциональный подъем, что даже жутко стало. Неужели мы, мужики, так созданы, что глоток свободы дает возможность на двадцать четыре дня (срок действия путевки) вновь ощутить себя молодым, сильным, и главное, почти свободным! До чего здорово! Впереди масса приключений. Давно мечтал окунуться в холодные воды горного Иссык-Куля, посмотреть, если повезет, на лошадь Пржевальского, оценить величественные хребты Киргизии. Недаром великий Леонардо да Винчи говорил: «Познание минувших времен и стран Света есть пища и украшение человеческих умов». Мне нравится путешествовать, люблю смену обстановки, знакомиться с новыми людьми, обогащать себя новыми эмоциями. Согласно Конституции и законам о семье и браке имею право совершать поездки один, без жены, и не вижу в этом ничего плохого. По опыту морской службы знаю, что разлука только обостряет чувства, дает возможность на расстоянии оценить прелести семейной жизни, которые иногда давят. (Это, если очень красиво сказать!) Как, например, двести лет тому назад сказал Артур Шопенгауэр: «Жениться – это значит наполовину уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности». И за двести лет ничего не изменилось!
2. Время позднее, посетителей в ресторане немного. Начало октября 1976 года – юбилейного года Леонида Ильича Брежнева. (В канун своего семидесятилетия он скромно обратился к товарищам по партии: «Называйте меня просто – Ильич!»)
Летний сезон даже в Крыму уже подходит к концу. Вижу, ко мне идет очень приятная официантка. Молодая, лет тридцати, для меня это молодая, поскольку мне уже слегка за сорок. Обаятельная. Улыбнулась, ямочка на щеке сразу меня сразила. Моя морская форма привлекает женщин, спасибо Петру Первому. Знаю и вижу, народ любит моряков. Моряки отвечают взаимностью, стараются Флот не опозорить. «Товарищ капитан 2 ранга, я знаю, чем вас накормить», – я второй раз сражен наповал ее знаниями флотской субординации. Официантка с улыбкой продолжает: «Заливная осетрина под водочку. И большой антрекот с цветной капустой, пассированной с сухариками и сыром. Десерт вы выберете сами». Я в шоке, даже перехватило дыхание, но взял себя в руки и любезно вымолвил: «Ваше предложение, сударыня, утверждаю при одном условии, что вы выпьете со мной рюмочку коньяка». Она загадочно улыбнулась глазами, подарив неясную надежду, и молча удалилась. «Хороша, чертовка! Причем, как спереди, так и сзади! Как она меня сразу расположила к себе». Я еще не знал тогда, что она набросила на меня лассо. Нам кажется, что мы, сильные мужчины, выбираем женщин. Величайшее заблуждение! Они нас выбирают и разрешают нам ощутить якобы нашу победу. Это происходит на генном уровне. Мы даже не замечаем, что мы уже в капкане. Увы! Заливная осетрина с хреном и запотевшая рюмочка с пшеничной водочкой – что еще надо отпускнику, чтобы ощутить прелесть жизни. И все это из рук женщины, глаза которой говорили о многом. У нее был вид девушки-подростка, но глаза выдавали ее, (меня не проведешь!), глаза говорили, что она еще во времена Калигулы познала чувственные наслаждения. В ее глазах я увидел древний Рим, карнавалы полуобнаженных красавиц в Рио-де-Жанейро, что-то от Клеопатры и Марлен Дитрих, и даже, о, боже! роковую дуэль Пушкина.