Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения - Василий Жуковский

Глава девятая

Солнце еще не угасло, когда до Видарбы достигнулЦарь Ритуперн. Немедля о госте нежданном царь БимаБыл извещен, и, им приглашенный, в сиянье вечернемВъехал в Видарбу владыка Айоды. Как гром отзывалсяСтук колесницы его с осьми сторон небосклона.Налев стук и Налев скок почуяли тотчасНалевы кони (которых, еще до изгнанья царева,К Биме с детьми сама Дамаянти прислала);Радостным ржаньем, как будто при Нале, они отвечалиДружно на звук, им знакомый; и, вслушавшись в звук сей, подобныйГулу глубокому грома, сама Дамаянти смутилась;Что-то родное, бывалое, Налево в вещее сердцеВдруг проникло — так и жена и кони узналиРазом Наля по стуку его колесницы. И в стойлахЦарских слоны и на кровле дворцовой павлины, расширивРадугой пышной хвосты, при этом неслыханном стукеВдруг встрепенулись; подняли хобот слоны; закричали,Вытянув шею, в радостном страхе павлины, как будтоЧуя грозы, обещающей дождь, приближенье. И с райскимТрепетом, вся обращенная в слух, про себя ДамаянтиТак говорила: «Мне этот стук колесницы и этотТопот, тревожащий небо и землю, насквозь проникаютДушу. Это Наль, мой владыка, Наль, мой желанный!Если его я нынче ж лицом к лицу не увижу,Если нынче же в сладких объятиях Наля не буду,Если это не он, столь чудно гремящий, не светлыйНаль, мой царь, мой спаситель; если меня обманулоСердце, то более жить мне не должно; и в жаркое лоноПламени брошусь, чтоб кончить тоску одинокия жизни.О! теперь позабыто все прошлое: жизнь обновилась;Страх одиночества, стыд нищеты, бесприютность, разлукиТяжкая боль — из сердца изглажено все; я не помнюСлова обидного, взгляда сурового; помню одно лишьСчастье святое любви, лишь его, избранного сердцем,Радость души, благородного, кроткого, сильного волей,Тихого нравом, разумом мудрого, сердцем младенца,Наля, мою надежду, спасение, жизнь. НепрестанноДумать о нем и о прошлых днях неразлучности сладкой,Думать о прелести взора его и улыбки, о сладкомГолосе, нежных речах, и, всею душой погружаясьВ думу любви, быть розно с ним, несказанно любимым, —Вот страданье, которому имени нет». В сокрушенныхМыслях таких Дамаянти сидела тогда на дворцовойВерхней площадке с служанкой своей, молодою Кезиной.Вот и видят они, что на двор широкий влетелиКони, гремя и дымясь, с колесницей; и в той колесницеБыли трое: царь Ритуперн, Вагука, Варшнея;Где же Наль?.. С томительным страхом глядит Дамаянти;Видит царя; Варшнею потом узнает; напоследокСмотрит на их безобразного спутника — ей незнаком он.Тою порой Ритуперн сошел с колесницы; ВаршнеяТакже; Вагука начал разнуздывать коней; и в это жВремя вышел и Бима гостю навстречу. Друг другуОба царя поклонились учтиво, хоть оба не знали,Что друг другу сказать. Ритуперн, осмотрясь, не приметилВ царском дворце ничего, что б канун означало большогоПраздника; он подумал: «Я был легковерно обманутЛожною вестью»; и Биме сказал он: «Здравья и долгихЛет тебе я желаю». Бима таким же приветнымСловом ответствовал. «Что, — потом он спросил, — привело к намВ нашу столицу Видарбу такого великого гостя?»Слыша этот вопрос и не видя нигде никакогоЗнака, чтоб были другие цари и царевичи в царскомДоме, владыка Айоды ответствовал: «Видеть хотел я,Царь благодушный, тебя и, с тобой познакомясь, проведать,Все ли в твоем благоденствует царстве?» Мудрому БимеСтранным ответ такой показался, и было ему непонятно,Как могло прийти на ум царю РитупернуПуть такой предпринять лишь затем, чтоб проведать, здоров лиЦарь Видарбы, ему незнакомый. «Тут есть, — он подумал, —Верно, другая причина. Узнаем мы после». И, рукуЛасково гостю подавши, сказал он: «Милости просим,Царь Ритуперн; мы рады весьма твоему посещенью.Но ты устал; войди к нам в палаты и там успокойся;Что ни прикажешь, все будет исполнено». Вместе с ВаршнеейЦарь Ритуперн вошел во дворец; а Вагука, отпрягшиДобрых коней, отвел их в конюшню; потом, возвратяся,Сел на прежнее место свое в колеснице и скороВ грустную думу весь погрузился. Его ДамаянтиСверху увидя, вздохнула глубоко. «Ужель обманулосьСердце мое? — сказала она. — Но стук колесницыБыл мне знакомый, был подлинно Налев… А Наля не вижу.Или Варшнея искусство его перенял? Или открылиБоги его царю Ритуперну?» Так ДамаянтиМучилась тяжким сомненьем; вот наконец, обратясяК верной Кезине, служанке своей, она ей сказала:

«Слушай, Кезина, поди и проведай, кто в колесницеТак угрюмо сидит один, лицом некрасивый,Руки короткие? С ним заведя разговор, постарайсяВыспросить, кто он? Меня подозренье тревожит: не сам лиНаль таится под этим уродливым видом? Ты вот чтоСделай: с ним говоря, повтори, как будто случайно,Те слова, которые всюду браминам велелаЯ повторять; увидишь, не даст ли какого ответаОн на них, и ежели даст, то все, что ни скажет,Ты заметь и мне передай». Кезина к ВагукеТотчас пошла; Дамаянти ж, на прежнем месте оставшись,Сверху смотрела на них. Кезина, приближась к Вагуке,Так сказала ему: «Благородные гости, будь в добрыйЧас вам приезд ваш в Видарбу; царская дочь ДамаянтиМне приказала узнать, зачем вы здесь и откуда?» —«Мы из Айоды, царю Ритуперну подвластного царства, —Так Вагука сказал. — Узнав от брамина, что будетСнова супруга себе выбирать Дамаянти, айодскийЦарь на своих быстроногих конях, которыми правлюЯ, сюда прискакал, чтоб явиться с другими на выбор». —«Ты не один при царе; вас двое; кто твой товарищ?Кто ты сам, и откуда, и как к царю РитупернуВ службу вступил?» — «Мой товарищ Варшнея, бывший конюшийНаля; меня называют Вагука; что я не красавец,Это ты видишь; служу у царя на конюшне, но мог быТакже служить и на кухне, ибо я столь же искусенВкусную пищу готовить, как править конями». — «Скажи ж мне, —Снова спросила Кезина его, — не дошла ль до ВаршнеиВесть какая о Нале? И сам ты об нем не слыхал ли?» —«Налевых бедных детей, — Вагука сказал, — проводившиК деду и царских коней оставив в Видарбе, ВаршнеяВ службу вступил к царю Ритуперну. О участи НаляОн не знает, и нет на земле никого, кто о ней быЧто-нибудь знал; под видом чужим, в неведомом местеЦарь укрывается. Наль один на свете о НалеЗнает, да та лишь одна, кто с Налем одно; никому он,Кроме ее, не открыл своих таинственных знаков». —«Но (сказала Кезина) брамин, посетивший Айоду,Встретясь с тобою, тебе повторил слова Дамаянти:«Где ты, игрок? Куда убежал ты в украденном платье,В лесе покинув жену? Она, почерневши от зноя,В скудной одежде, тобою обрезанной, ждет, чтоб обратноК ней ты пришел; о тебе лишь тоскует она и ни разуСна не вкусила с тех пор, как, себе на погибель, заснулаВ том лесу, где тобой так безжалостно брошена. То лиТы обещал ей супружеской клятвой? Покров и защитаМуж для жены; а ты что сделал с своею женою,Ты, величаемый мудрым, твердым, благим, благородным?»Помнишь ли, что на эти слова отвечал ты брамину?»Весь побледнев, неподвижно смотрел на Козину Вагука;Долго, пронзенный незапною болью любви, не имел онСилы вымолвить слово; рыдающим голосом, очи,Полные слез, опустив, напоследок тихо сказал он:«В бедности, в горести терпят безропотно с верой смиреннойНеба достойные, долгу супружества верные жены;Сердце их кроткое нежным прощением мстит за обиду;Если в безумии все свои радости, свет и усладуЖизни, расставшися с верной подругою, жалкий преступникСам уничтожить мог; если, отчаянный, платья лишенныйХитрыми птицами, голодом мучимый, он удалилсяТайно от спутницы, если он с той поры денно и ночноВсе по утраченной плачет и сетует — доброй женоюБудет оплакан он; что б ей ни встретилось доброе, злое,Нежному, верному сердцу покажется горе не горем,Радость не радостью — будет лишь памятно бедствие мужа,Тяжкой виной своей в горе лишенного всякой отрады».С этим словом вся Налева скорбь пробудилась в Вагуке;Он застонал, и слезы из глаз полилися. КезинаТотчас ушла, спеша обо всем известить Дамаянти.

«Это Наль (Дамаянти сказала в слезах, с замираньемСердца Кезину выслушав), это мой царь, мой владыка,В виде чужом. Ты должна к нему возвратиться, Кезина,Снова. Вблизи притаись и внимательно следуй за каждымШагом и взглядом его, не откроется ль в том, что заметишь,Признака тайной, особенной силы. Я думаю, скороУжин начнет он готовить царю Ритуперну — смотри же,Так устрой, чтоб он ни воды, ни огня для вареньяПищи не мог получить, и заметь потом, что начнет онДелать; и все другое, что в нем покажется чудным,Также мне опиши». Кезина пошла и, исполнивВолю царицы, явилася к ней с своим донесеньем:«Нет! ни прежде видать не случалось, ни после увидетьМне не случится того, что теперь предо мною сбылося:Этот Вагука не просто земной человек; он с богамиВ явном союзе; ничто для него ни низко, ни тесно;К низким дверям подойдет — головы не наклонит, а самиДвери над ним приподымутся; тесное место просторнымВдруг при его приближенье становится. Всяких припасовВместе с посудой царь Бима велел приготовить, чтоб ужинОн для царя Ритуперна сварил; но воды, как тобоюБыло приказано, не дали; он того не заметил,Только взглянул — и водой все сосуды наполнились; такжеОн и огня под дрова попросить не подумал, а толькоВзял соломы — и мигом сама собою соломаВспыхнула. Много другого заметила я: без обжогиГолой рукой разгребал он огонь; вода закипала,Только что к ней он касался. Но чудо последнее болеВсех других изумило меня: засохшую розуОн увидел; в пыли она без листьев лежала;Он ее поднял, взглянул на нее, и явилась живаяРоза в руке у него на месте прежней, поблекшей.После такого неслыханно чудного дела, царица,Я побежала немедля к тебе». Но уже ДамаянтиБоле сомненья иметь не могла: то явные былиЗнаки Наля, то были дары, полученные в самый день бракаИм от богов, и она, уж блаженствуя, видела сердцемНаля желанного там, где еще для очей был Вагука.«Сбегай опять ты к нему, — сказала Кезине царица, —Запах от пищи, им приготовленной, чудно приятен;Хочется знать мне, вкусна ли она? Попроси у ВагукиМяса жаркого кусок». Побежала Кезина к ВагукеСнова и скоро назад возвратилась с дымящимся мясом.Налев знакомый ей вкус Дамаянти узнала, отведавМяса. «Он здесь! он здесь! — в восхищенье она повторялаМысленно. — Боле сомнения нет. Но долго ль он будетСветлый свой образ таить от жаждущих взоров и мучитьБедное сердце мое нестерпимым желаньем свиданья?»Так сокрушаясь, она наконец приказала КезинеВзять детей и вывести их из дворца, чтоб ВагукеИх показать мимоходом. Лишь только Вагука увиделДвух малюток, цветущих детей Дамаянти и Наля,Столь давно потерявших отца, — в нем душа загорелась;Кинулся к ним он навстречу, по имени на́звал обоих,К сердцу прижал, и заплакал, и долго, долго, слезамиИх обливая, от них оторваться не мог, но, опомнясь,Вдруг отскочил и Кезине сказал: «Я также имеюДвух детей малолетных, сына и дочь; совершенноС этими сходны они, и давно я с ними в разлуке.Вот отчего я и был так сильно встревожен их встречей;Но, послушай, люди заметят, что часто ко мне тыХодишь, и будет тебе оттого без вины нареканье;С миром отсюда поди и боле ко мне не являйся».

Глава десятая