Лекарство от скуки (СИ) - Флёри Юлия

— А если понимаешь, тогда почему себя так ведёшь?.. — Задал он вопрос, на который ответа у меня не нашлось.

От объяснений спасли разъехавшиеся створки лифта. Я выскочила из него и вперёд помчалась, лишь отдалённо отмечая, что Татарин за мной следом не спешит.

Вопреки ожиданиям, стены дома не показались спасительными. Странное волнение бросало меня из крайности в крайность, заставляло вслушиваться в гнетущую тишину квартиры, всматриваться в окружающую темноту. От того, чтобы сбежать, остановило только обещание, данное мальчишке. Я маялась, бродила по квартире, всё чаще хватаясь за телефон. Не сразу догадалась, что звонка от Татарина жду, что за него волнуюсь, его отсутствие рядом переварить отчего-то не могу. Только когда телефон в сотый… что ли… раз к себе потянула, пропущенные пересмотреть, опомнилась. На часы глянула: почти четыре. В плед укуталась, озноб в теле унять пытаясь, но взгляд и рука по-прежнему к телефону тянулись. И я номер набрала. Его номер. Казалось, он должен был позвонить! Должен после разговора сегодняшнего, а он… Сухой механический голос напомнил, что в четыре часа утра нормальные люди привыкли отдыхать. Телефон Татарина оказался отключён. Остатки сна испарились в полутьме комнаты. Я с постели встала, устроилась сидя в кресле. Выдохнула, пытаясь успокоиться, сосредоточиться, но сорвалась и позвонила ему снова! Так же глухо… К окну подошла и у него замерла, глядя на мужскую фигуру в дворовой беседке. Сердце тут же в горле забилось, а в висках кровь запульсировала, вызывая нестерпимую боль и навязчивое желание её унять. Я только и успела, что плащ поверх домашнего халата накинуть, как на лестничную площадку выскочила и вниз помчалась. Из подъезда выбежала и к беседке устремилась. Татарин сидел, спрятав руки в карманах куртки, хмуро поглядывал на мои тёмные окна.

— Что ты здесь делаешь? — Опешила я, а он улыбнулся. Совершенно спокойно, расслабленно, будто показательно.

— Тебя жду. — Голову набок склонил. — Вот, ты пришла.

— Почему не поднялся? Всё в порядке? Ты где был?

— Не хотел тебя будить. — Лениво отозвался он и на наручные часы посмотрел. — Поздно уже. Я пойду.

— Куда?

— Домой пойду.

— Зачем домой? Поднимись ко мне. Замёрз? Ты… ты давно здесь?..

— Только пришёл. — Соврал он, выговаривая слова онемевшими губами.

— Идём ко мне.

— Не сегодня, Наташ. Не сейчас. — Поморщился, вызывая стойкое желание его растормошить, расшевелить, взбесить даже!

— Почему нет? — Решилась я приблизиться, а Татарин напрягся сначала, но потом взял над собой контроль и подпустил. И в глаза холодные, пустые, заглянуть позволил. Выждал, пока желание сбежать, спрятаться от него подавить сумею, потом только склонился, чтобы коснуться губ в лёгком поцелуе.

— Ты где был?! — Задрожала я всем телом, чувствуя, что чужой. Кулаки на отворотах куртки сжала и дёрнула их, мальчишку тряхануть пытаясь. — Ты где был, Олег?! — Зло прорычала, а он снова поцеловал, будто вопроса не слышит.

Кулаки мои ладонями накрыл и слегка надавил, разжать их заставляя. Я не подчинилась, попыталась тряхануть его снова, на удивление жгучие слёзы глотая. А он снова целовал. Сильнее, настойчивее, с едва скрываемой агрессией. Рыкнул, когда увернуться вздумала, в волосы пальцами вцепился, затылок ладонью сжал. Оттолкнуть себя не позволил, наваливаясь, наступая. Свободной рукой ягодицы сжал, положение контролируя, и, к столбу беседки меня спиной прижав, полностью обездвижил. Слёзы мои языком слизывал и губы непослушные накусывал, отвечать вынуждая. Пахом в меня вжался, заставляя подтянуться, бёдрами его с боков обхватить, а я протестующе мычала, не справляясь с напором.

— Не хочу… Не хо-чу так! — Зло выговорила, получив такую возможность, а Татарин щёки мои пальцами одной руки сжал и впился в губы, попросту наплевав на любые возражения.

— А я хочу! — Волосы мои в кулак сжал, заставляя голову запрокинуть, в глаза смотреть, слушать и… понимать. — Так, не так, по-другому, по этакому, по-всякому!.. Хочу, понимаешь?! — Выкрикнул в лицо, не позволяя зажмуриться. Глаза его блестели, переливаясь злыми, застывшими в них слезами, челюсти плотно сжаты. До желваков, до зубного скрежета! — Ты не понимаешь… — Разочарованно пробормотал, осторожно выдыхая. — Я не пойду с тобой, Измайлова. Потому что ты этого не хочешь. Тебе это не нужно. Но я буду рядом. И, поверь, настанет момент, когда одно моё присутствие в осязаемой близости заставит тебя измениться. И плевать на всё станет. Возраст, положение, статус, личная неприязнь или даже полное отвращение. Ты поймёшь, что нет никого меня ближе и роднее. Уже давно нет, а ты всё сопротивляешься, трепыхаться пытаешься. Словно это что-то изменит. — Губы вытянул, скривил их, примеряясь к сказанному. — Не изменит. Ты сама неправильная. Нет гармонии между тем, что внутри таишь и тем, что другим показать стремишься. Красивая кукла, а душа серая, измученная, уставшая. Я знаю это! Я могу это исправить!

Отпустил меня резко. Так, что на колени рухнула, утопая в мягкой весенней земле, в траве невысокой.

— Я люблю тебя, Наташ. — Добавил он, куда-то вдаль глядя. Усмехнулся однобоко, глаза зажмурил. — Может, не совсем так, как ты бы хотела… Не так, как себе это представляешь. Но я сам других слов в объяснении того, что чувствую, не нахожу. Любовь — это тоже помешательство. — Торопливо пояснил, словно оправдываясь. Теперь смотрел мне в лицо, словно отклика какого ждал, а я на требовательный взгляд отзываться не торопилась. — И в мире становится тесно двоим сразу. Одним целым стать приходится. А этому ещё нужно научиться.

Он говорил, говорил, говорил. То шёпотом, то громко, с вызовом, с упрёком, а я только сильнее в ворот плаща куталась. Кулаки в него прятала, нос, подбородок. Слушала и понимала, что больно. Мне внутри больно. Мне внутри холодно. Одной… Устала, потерялась, запуталась. А он говорит так красиво, так правильно. Теми словами, которыми сама себе когда-то рассказывала. И прильнуть к нему хочется, но я продолжала сидеть на стылой земле. Не шевелясь, не дыша практически. Словно в анабиозе. Или в трансе каком… Ждала, пока уйдёт. Мне казалось, что так будет правильно… Правильно будет отпустить…

Уснуть в ту ночь я так и не смогла. Мы разошлись не поговорив. Татарин замолчал, в ожидании отклика замер, а я так ничего и не ответила. Встала и ушла, как делала всегда в наших с ним отношениях. Встала и ушла, а он удерживать не стал. Остался стоять в беседке, бросая призывный взгляд в мои тёмные окна, а я пила горячий чай и смотрела в одну точку, внушая себе какую-то очередную истину, которой только бы не подавиться, а дальше легче пойдёт.

С рассветом приняла душ, и после воды все вчерашние эмоции, точно змея кожу, с себя сбросила, оставляя в памяти белый лист, заметки на котором написаны аккуратным ровным почерком. Без исправлений и помарок. В некоторой растерянности замерла за чашкой бодрящего кофе, не понимая, чем же себя занять, ведь на работу мне вроде как уже и не нужно, а в институт слишком рано. Положение спас телефонный звонок. Номер звонящего я узнала. Когда-то в паре работали на контору. Специалист по финансовым операциям. Банковскую систему изнутри знает и знаниями своими пользуется. Бывает, даже в личных целях. Или по просьбе. Моей, например.

— Флешка в твоём почтовом ящике. — Отрапортовал тот без приветствий. Я плечи расправила, на действие настраиваясь.

— Себя не обидел?

— Взял как за обычный заказ. Тебе на бельишко кинул. Красивая женщина должна выглядеть достойно! — Подмазался, вызывая хоть и натянутую, но искреннюю улыбку.

— Спасибо за заботу. При случае подниму тост за твоё здоровье. Пока.

— Пока. — Вторил парень моим словам и отключился. Его номер исчез из журнала принятых вызовов секунду спустя, заставляя болезненно поморщиться: конторские привычки всё за собой подчищать сработали.

Но думала я о другом. О Громове и о том, с каким лицом он выслушает информацию, что счета компании опустели. В считанные мгновения баснословные суммы проделали многоходовый путь, в конце которого им суждено было раствориться в бесконечном и многогранном мире цифр.