Моя Наша жизнь - Нина Фонштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По-видимому, постепенно последовавшие освобождения заключенных (академика Сахарова освободили в 1987-м), получившая широкое признание «гласность», а также разрешение на выезд многим «отказникам» в 1989-м были в той или иной степени демонстрацией уступок, на которых настаивали США.
Все произошло не вдруг. Вначале по инерции андроповских действий наказывали за хранение самиздата. Помню, что в 86-м году позвонил Миша, и я почувствовала некоторое напряжение в голосе:
– Я заеду забрать книжку, что давал читать.
У нас хранились «Зияющие высоты» А. Зиновьева, и Миша увез ее куда-то, чтобы не рисковать, потому что в этот день в их институте пришли с обыском в фотолабораторию (наверно, кто-то привычно «постучал»).
Потом все-таки начались издания ранее запрещенных авторов, различные правовые послабления: разрешение предпринимательства, за которым следовало образование кооперативов, законодательное признание частной собственности. Однако экономический рост не просто замедлился, а сменился падением, приближающим страну к кризису.
Мы это видели в постепенном сворачивании исследовательских проектов, уменьшении бюджетного финансирования. Перестройка смотрелась как частичное разрушение старого здания без видимой замены или реконструкции выброшенных участков.
Изменения в отношении зарубежной деятельности были смешными. С одной стороны, отменили необходимость выездных виз (получения предварительного разрешения на выезд), но лаборатории внешних сношений не упразднили, и мы по-прежнему спускались на пять этажей для телефонных разговоров с иностранцами по одному контролируемому каналу.
Как-то мне позвонил Майкл Корчинский, знаменитый организатор уникальной конференции Microalloying-75, с которым встречалась и раньше во время его посещений ЦНИИчермета. В частности, я ему помогла с переводом статьи, которую он подготовил для МиТОМа, и он относился ко мне со старомодным почтением. В частности, в 1990-м году он организовал широкий, на 100 человек, семинар по ванадию, по модному тогда принципу «Восток – Запад». Со стороны Востока были представители науки всех стран соцлагеря, Запад был представлен ведущими специалистами по микролегированию. Доклады делали Пикеринг, Глэдман (Англия), Лагнеборг (Швеция), Томас (США). Меня Корчинский просил предложить список группы российских представителей. Разумеется, в числе прочих в эту группу попали Леня Эфрон, Женя Шур и Володя Левит.
В этот раз оказалось, что он проезжал через Москву в Екатеринбург с директором УралЧЕРМЕТа Л. А. Смирновым и хотел пригласить меня на ужин. Я замялась. Сотрудники лаборатории внимательно слушали наш разговор, если не записывали его (им теперь мало что было делать). Я не очень уверенно произнесла:
– Хорошо, наверно, нашему директору это время подойдет. – Корчинский все понял без объяснений:
– Вам лучше прийти с директором? Пригласите его от моего имени.
Столяров (в это время директором был уже Володя Столяров) не упирался: имя Корчинского было широко известно, он бывал в институте во времена Голованенко.
Пришли в ресторан, вначале все было очень мило, произносили различные тосты. Наконец, очередь дошла до Корчинского. Я знала, что он человек прямой, но не догадывалась, до какой степени. Он начал в лоб:
– Вы все говорите про перестройку. А я в нее поверю, когда вы будете доверять своим сотрудникам, а не сопровождать их начальством на встречи с иностранными коллегами.
В ЦНИИчермете помнят еще более резкое сомнение в перестройке, высказанное Клаусом Хулкой, давним партнером из СВММ:
– Я поверю в перестройку, когда у вас перестанут пахнуть мужские туалеты (он сказал это еще более прямо и грубо).
Однако тогда еще трудно было представить, что полуначатая незавершенная «некомплектная» перестройка приведет к развалу Союза и за этим – полному краху общесоюзных учреждений, включая ЦНИИчермет.
Исходные элементы жесткой конструкции заменяли несогласованными элементами демократизации, в которых острый глаз видел способы легкой наживы. Большие деньги у одних и полное отсутствие у других закономерно привели к «лихим» девяностым.
Международный Инкубатор технологий и российские реалии 90-х
Сейчас можно часто слышать: «Лихие девяностые». Однако, казалось бы, как это могло коснуться меня или моих близких, если с бизнесом я лично связана не была, а середину девяностых провела в тепличных условиях финансируемого американцами Международного инкубатора технологий?
И тем не менее, трое из моих восьми сотрудников Инкубатора оказались по разным причинам и при разных обстоятельствах жертвами этой не подчиняемой никаким законам лихости, которая и была реалиями нашей жизни тех лет.
Можно было представить чисто статистически, что происходит вокруг, потому что все ниже описываемое произошло в течение нескольких месяцев 1996-го года.
Сначала Катя, наша секретарша, достаточно самостоятельная и боевая девушка, опытный водитель, стала жертвой аварии на МКАД. Ее обогнала «девятка», беззастенчиво подрезая, и, не сумев обойти, ударила ее машину в левую дверь. Удар был таким сильным, что Катя отлетела внутри машины вправо, ударившись головой и, как потом выяснилось, получив сотрясение мозга.
Обе машины встали, ожидая разборки. Шофер девятки, чей-то, как выяснилось, водитель, нервничал и усиленно кому-то названивал. Катя вызывала милицию. Покровители «девятки», с классическими лицами распальцованной шпаны, явились раньше милиции, осмотрели повреждения обеих машин и какое-то время совещались.
Когда приехала милиция, Катя попыталась описать им дорожную ситуацию, которая была вполне понятна и без объяснений, достаточно было осмотреть битые машины. Однако милиционеры скорее смотрели на номера «девятки» и приехавших защитников виновника аварии и Катю не очень слушали. Когда она попыталась поднять голос:
– Оформите, пожалуйста, протокол, укажите виноватого, – милиционеры ответили быстро и грубо:
– Ты что, сука, с солнцевскими поссорить нас хочешь?
Развернули машину и уехали.
«Солнцевские» (наверно, милиционеры определили их правильно) подошли к Кате, резко открыв дверь ее изуродованной машины:
– Номера твои мы списали. Давай свой телефон. Будет так: Слава тебе завтра позвонит, и ты поедешь с ним на оценку его ремонта. Ты оплачиваешь его ремонт или две его цены, если опоздаешь больше чем на три дня. Тебе понятно?
На Катины попытки вставить слово никто не обращал внимания.
Все друзья и знакомые были возмущены, но бессильны помочь. Назавтра «Слава» ей позвонил, и Катя с помощью в прямом смысле поддерживающих ее друзей, пошатываясь от головокружения, поехала с ним, оплатила ремонт его «девятки» и выплачивала долги за этот ремонт и починку своей машины.
Когда мы искали экспертов для Инкубатора, кто-то порекомендовал нам Сергея Солодова, который скучал на работе в мэрии. Сергей оказался очень подтянутым и четким человеком, толковым инженером, но как-то сразу стало очевидным, что зарплата его не волнует, на самом деле ему хотелось интересной работы.
Как-то позже, когда между нами установились доверительные отношения, Сергей мне объяснил свое пренебрежение зарплатой.
– Отец несколько лет назад сумел приобрести в собственность нефтяную вышку в Тюмени. Она качает нефть, и нам «капает».
