Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе - Бэггет Дэвид

Не надо врать, будто «Алекс Кроули, мировой вождь сатанистов, высочайше оценил это цикл повестей»[211]. Александр Кроули (Александр — христианское имя; в сатанизме он взял себе имя Алистер) действительно мировой вождь сатанистов. Но он умер в 1947 году — за 50 с лишним лет до появления этих книг.

Не надо врать, будто бессовестный Гарри радуется неудаче, произошедшей с учителем, который «ранее спас Гарри жизнь»[212].

Конечно, легко давать советы: «Вообще в искусстве для детей должно быть как можно меньше ужасов, особенно снабженных физиологическими подробностями. Вспомните мнимую смерть Белоснежки или Спящей Красавицы, вспомните отрубленную голову богатыря, которую приставляли к туловищу и орошали живой водой. Где описание выпученных глаз и вывалившегося языка? Никакой патологоанатомии»[213].

Но этих советов не слышал Джек Лондон. И те поколения подростков, что, не послушав благочестивых женских советов, успели получить уроки мужества при чтении его рассказов…

Ну любят дети «страшное». Должны ли мы сами страшиться этой детской тяги или, напротив, считать, что эта странная детская симпатия к страшилкам про «черную-черную комнату» есть один из способов их взросления и борьбы со страхами?

Разве плохой девочкой выросла Таня Ларина? А ведь детство ее было «трудным»:

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная боязлива,

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Она ласкаться не умела

К отцу, ни к матери своей;

Дитя сама, в толпе детей

Играть и прыгать не хотела

И часто целый день одна

Сидела молча у окна.

И были детские проказы

Ей чужды: страшные рассказы

Зимою в темноте ночей

Пленяли больше сердце ей.

Как видим, и в пушкинскую пору «страшные рассказы» находили место в детской жизни.

Когда же мы говорим о «Гарри Поттере», то стоит помнить, что сама писательница для каждого тома вполне четко определяет возраст своего читателя: в отличие от обычных «всевозрастных» сказок в этом сериале с каждым томом взрослеют и персонажи, и читатели книжки. Так, самый мрачный (из прочитанных православными критиками) — четвертый — том рассчитан уже не на 11-летних детей, а на 14-летних подростков. Эти уж сами кого угодно запугать могут…

Так что Ролинг не виновата ни в какой «жестокости». И дети не виноваты в том, что любят «страшное». Критикессы же повинны в том грехе, который честно исповедует Дамблдор перед Гарри (в концовке пятого тома): «Гарри, я задолжал тебе объяснение. Объяснение ошибок старика. Поскольку я теперь вижу, что все то, что и я сделал и не сделал в отношении тебя, несет отпечаток неудач возраста. Юноше не дано понять, как думает и чувствует старик. Но старики виноваты, если они забывают, как это — быть молодым»[214].

Поспешно-предвзятое восприятие сказки являет себя даже на уровне подбора слов: при желании, конечно, можно увидеть в сказке «оккультную ложь»; я же предпочту сказать — «сказочный вымысел». Ложь тем и отличается от сказки, что сказка не старается выглядеть достоверной правдой, сказка честна в своем фантазерстве: «Не любо — не слушай, а врать не мешай!». Оккультная же ложь врет с серьезным видом. Если критик не понимает этого различия между сказкой и теософским трактатом — то лучше вообще ему (ей) не вдаваться в духовно-литературоведческие инквизиции.

А вот самый яркий пример критической предвзятости: «Гарри отзывается о своей матери так: „Моя вульгарная мать-магла“. Страшно, что эти слова говорит сын, которого эта самая „вульгарная магла“ спасла от смерти, пожертвовав собой»[215].

По-детски скажу: так нечестно. Если бы эти слова Гарри сказал в кругу подростков-друзей, то они были бы обычной подростковой подлостью. Но сказал он их во время смертельного поединка с врагом своим и своей матери. Этот мерзавец как раз был расистом, презирающим и ненавидящим «маглов» (людей-неволшебников). Гарри в ответной реплике, по сути, лишь цитирует его, опровергает своего оппонента, на секунду встав на его же позицию: ты ни во что ставишь «вульгарных», по-твоему, маглов. Но отчего же ты тогда оказался бессилен перед моей матерью, столь презренной в твоих глазах (а отнюдь не в глазах самого Гарри). Не над матерью здесь издевка, а над врагом.

Представьте, что я слышу от некоего «западника»: «Русский народ никогда не был способен к рациональному мышлению, он ленив, бездарен и необразован». И в ответ на этот плевок, сдерживая ярость, говорю: «Вы, уважаемый оппонент, запамятовали, что именно этот неуч создал лучший танк Второй мировой войны и первым создал космическую технику». Ну, честно ли будет на основании этого моего текста сказать, будто именно я считаю свой народ «бездарем и неучем»?

Вот два перевода этого текста: «— Никто не знает, почему ты, сражаясь со мной, слабеешь, — сказал Гарри. — Я ведь и сам себя не знаю. Мне ясно одно, почему ты не можешь меня убить. Моя мама отдала жизнь, чтобы спасти меня. Моя вульгарная мать-магла, — он дрожал от едва сдерживаемой ярости, — отвела от меня мою смерть. В прошлом году я видел тебя, твое истинное лицо. Ты развалина. Ты еле жив. Твоя сила обернулась против тебя»[216].

Когда я встречаю у православных авторов такого рода подделки — я и сам «дрожу от едва сдерживаемой ярости». Потому что представляю себе ребенка, который читал сказку про Гарри, а потом ему дали такого рода антипоттеровскую статью. Сможет ли ребенок сказать, что просто «эта тетя» ошиблась, а не перенести свое вполне законное возмущение на все Православие как таковое?

Еще одна женщина, ставшая на путь борьбы с Гарри Поттером, ухитрилась извратить даже самую светлую страницу этой книги: «Гарри спас предсмертный сброс собственных магических возможностей в сторону мага-убийцы. Мать Гарри в свой смертный час не взывала к Богу. Она собрала всю свою ненависть, все свои угасающие колдовские силы и направила эту адскую смесь на защиту младенца»[217].

Вот где «фэнтези». Вот где «триллер». Вот где налицо психологическая травма. Ибо только контуженная душа, живущая в мире постоянных страхов, может так перетолковать текст Ролинг.

Вот все упоминания в этом тексте о смертном часе Лили Поттер (Гарри по крупицам вспоминает этот час, и потому его описания разбросаны по нескольким страницам): «Откуда-то издалека донесся жуткий, пронзительный вопль мольбы… Я слышу, как перед смертью кричит моя мама, умоляет пощадить меня. Если бы вы вот так услышали последние слова мамы, вы бы их навсегда запомнили… В голове эхом отдавались крики матери: „Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю все что угодно…“ — „Отойди… Отойди, девчонка…“»[218].

«А Волан-де-Морт шагнул к Лили Поттер, приказывая ей отойти в сторону, чтобы он мог убить Гарри… Она умоляла убить ее вместо ребенка, отказываясь оставить сына. И Волан-де-Морт убил и ее тоже, прежде чем направить волшебную палочку на Гарри». Сам убийца об этом говорит так: «Его мать погибла, пытаясь спасти его, и невольно дала ему защиту, которой, признаюсь, я не предусмотрел. Его мать оставила на нем след своей жертвы. Это очень древняя магия, и я должен был вспомнить…»[219]

Как видим, магические последствия произошли из вполне человеческого, жертвенного материнского порыва «невольно». Увидеть в предсмертной мысли Лили Поттер «адскую смесь» может лишь предельно испуганный и оттого дезориентированный человек (или человек, вообще не читавший книги, но тем не менее пишущий на нее погромные рецензии; в первом случае он достоин соболезнования, во втором его поступок приходится характеризовать как неприличный)…