Записки блокадного человека - Лидия Яковлевна Гинзбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрагменты, связанные с тетрадью «Слово»
Разговор с теткой
Тетка: Ой, я безумно спать хочу. Мне кажется, если бы я на 15 минут прилегла, я бы ожила. Только на 15 минут, потом я опять буду свежая.
Вообще, ты очень злой стал. Ты по отношению ко мне очень несправедлив. Но все-таки мне с тобой трудно расстаться. Но я бы рассталась. Ты говоришь, что я тебе в тягость, тебя раздражаю. Я бы уехала при самых ужасных условиях. И действительно я тебе в тягость. Но все-таки мне кажется – ты будешь по мне скучать. Ты ко мне привык. Все-таки ты приходишь домой, мы вместе кушаем. Есть свои маленькие радости – сегодня выдают то, завтра – это. Ты приходишь домой. Все готово, ты тоже вкусно готовишь.
– А что будет зимой?
– Ой, зимой я не знаю. Мне хотелось бы две вещи, чтобы было зимой. Чтобы мы остались на месте и чтобы нам было тепло. Но не знаю, будет ли это. А тебе бы что хотелось? Я знаю, что тебе бы хотелось. И я тоже этого хочу. Сплавить меня. Мне это не нужно. Но ты против меня раздражен, и это понятно, ты ради меня приносишь колоссальные жертвы.
Ну вот – немного подмету – и все в порядке. Суп будет. Только жалко, если там будет хороший, пропускать. Мы покупаем по коммерческим ценам и платим такие деньги. А там питание даровое. Ах, вчера был суп чудесный. Я так соскучилась по картошке. И она мягкая была. Только мне не хотелось бы, чтобы ты таскался с супом.
– Все-таки тебе в Москве было бы лучше.
– Ой, оставь. Потом я вечно думала бы о тебе. Ты скажешь, что это притворство. Но мне все равно, что ты скажешь. Я бы очень скучала по тебе, несмотря на все несправедливости. Несправедливость состоит в том, что я не виновата в том, что являюсь тебе помехой.
– А, да ну тебя. Никогда бы лучше не питалась. Не надо мне лучше питаться. Завтра получим молочко. Сколько?
– Полтора литра.
– Всегда нас немножко обижают.
– Обижают – нет.
– Я что-то стала равнодушна. Я только одно – когда ты говоришь, что ты еле тащишь ноги… Это меня пугает. А ко всему остальному притупилась. У тебя переменилась, совершенно другая фигура. Во-первых, ты стал стройный. Весь этот горб был чисто жировой. А я думала оттого, что ты всегда за письменным столом. Во-первых, при очень толстом корпусе; ненормально – у тебя были очень тонкие руки и ноги, это было некрасиво. А теперь корпус стал тонкий, а руки и ноги как будто пополнели. Только мне обидно, что ты коричневый костюм все таскаешь. Если бы был Макогоненко, я была бы спокойнее. Он все-таки обещал дать комнату, перевести нас на два месяца. А этот в этом отношении недоступный. Они все поверили вот весной – и проворонили.
– Нет, навряд ли. До сих пор не попадало. Я не думаю, что теперь попадет. В особенности, если нас перетащат в третий этаж или во второй.
– Но жалко – я так просушила эту комнатку. Я так экономлю дрова. И ухаживаю за печечкой. За ними надо ухаживать. Я ее два раза в день щеткой с мылом тру.
Я, когда закрываю глаза, мне все представляется мостик, который мы переходили. И я все не могу вспомнить, где – в Затуленье или у Вити. Теперь я вспомнила, в Затуленье. Помнишь, там был такой милый мостик.
Как они все-таки возились с этой дачей. Все деньги вложили. А теперь не знаю – будет она их, или ее заберут. Так мне жалко, что ты ее и не повидал. Н. так скорбела об этом, я даже удивляюсь. И я тоже. Почему, почему ваш не едет; неужели ему не интересно.
Бежали утром на огород, сами выкапывали картошку. Это была моя обязанность приготовлять картошку к завтраку. А грибы лежали исключительно на мне. Я и Н. Ну, Н. приготовлял огромные количества на зиму. А я так, немного, чтобы подкрепиться. Побежали в сад, набрали корзину грибов. Там чудные грибы – красные, подберезники. Но бывали и дни, когда мы с Н. оставались вдвоем и сидели на одной картошке и огурцах.
– Ну, сейчас я бы посидел на картошке и огурцах.
– Да, еще молоком запивали. Какое там чудное молоко. Я с удовольствием думаю о завтрашнем молоке. Ты принесешь кашу. Если бы был желатин, можно было бы желе сделать. В магазине дают лучшее молоко. Там – всегда с кислицей. Вчера дали много каши. Я заметила, когда ему даешь большую банку, он дает больше. А можно так – если они будут давать зелень или что-нибудь, это обременительно – оставить банку для керосина там. И взять на следующий день. Это можно.
Разговор с Н.Л
Целеустремленно разговорная ситуация. Предрешенная тема – Т. и ее состояние, посетитель специально заходит узнать об этом. Но в то же время Н.Л. больна, так что к ситуации прибавляется навещение больного со всеми вытекающими обязательствами.
1. Предрешенная тема. Она такова, что ее неудобно откладывать, а надо пропустить сразу. До этого допустима и даже нужна только интродукция, касающаяся состояния здоровья самой Н.Л.
– Я звонил, мне сказали, что вы на бюллетене.
– Да, со вчерашнего дня, хотя больна уже, собственно, давно.
– Что такое?
– Кто его знает. 38, 6.
– Ого!
– Вы знаете, что с Т. (Дальше уже откладывать нельзя.)
– Да. Я и зашел…
Начинается подробный рассказ о новых осложнениях.
Расспросы посетителя, соболезнования (выполнение своей функции). Личная тема Н.Л. в этом секторе разговора – сфера ее деятельности и интереса; к ней все ходят, она в центре этого дела. Кроме того, это сфера моральной реализации, ибо у нее позиция великодушия, женщина, собирающаяся в дальнейшем жертвовать собой, без единой жалобы по этому поводу. Все это знают, интересуются очередным актом этой драмы – сюжетная ситуация. Этот раздел разговора пронизан для нее всякими подразумеваниями.
Он иссякает (потом, конечно, всплывает все время, но уже отрывочно), и приходится искать переходов для выполнения своих посетительских функций.
Проходят одна за другой все классические разговорные формулы.
Об общих знакомых.
Одна линия разговора об общих знакомых ответвляется от предрешенной темы. Подыскивая переход по этой линии, посетитель приходит к Борису Бухштабу по трем ассоциативным импульсам: общий знакомый, которых у них немного, получил от него письмо (удобный зачин); ассоциация с Т.,
