Журнал Наш Современник №9 (2001) - Журнал Наш Современник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующим шагом должно быть выявление смысла нашей страны. Ведь, в самом деле, не только самоназванием “русские” мы ценны? Что должно одухотворять нацию, почему мы имеем право на существование и самостоятельное развитие?
Геополитический смысл России
Заслуга геополитики в том, что она не отрывает духовное существование от конкретных материальных форм. Одним из факторов развития общества, безусловно, является пространство, на котором это общество рождалось и росло. Сегодня нас приучают к тому, что русские — народ слабый, ленивый, не способный выжить в “цивилизованных рыночных” условиях, и мы нередко склоняемся к тому, чтобы поверить этому. И не ставим очень простой и очевидный вопрос: а как, собственно, мы создали и удерживали в течение многих столетий нашу страну, этот уникальный духовный и геополитический феномен?
Объективно русскому народу пришлось жить в тяжелейших условиях, не сравнимых с условиями стран, которые сегодня ставятся нам в пример.
Во-первых, Россия достойна называться самой холодной заселенной страной. Изотермы на востоке Европы изменяются не с севера на юг, а чуть ли не с запада на восток — каждый, кто возьмет климатическую карту, может в этом убедиться. В результате на одних и тех же широтах в Западной Европе наблюдается мягкий климат, а в России — более холодный и более резкий в перепадах. Даже страны Скандинавии и Канада в этом России уступают. Отсюда — малое количество земель, пригодных для полноценного земледелия, дороговизна дорог, строительства, отопления и т. д. И вовсе не “русской ленью” объясняется сравнительно низкая эффективность нашего сельского хозяйства. На это можно посмотреть с другой стороны: ведь мы показали пример земледелия и производства на территориях, которые везде в мире считаются “мертвыми” (например, земли, находящиеся за Полярным кругом).
Во-вторых, Россия все еще остается самой большой страной. Причем с относительно маленьким населением, сопоставимым разве что с населением крохотной Японии.
В-третьих, на протяжении многовековой истории России наш народ жил в полувоенных условиях из-за постоянных вторжений иностранных армий. Каково же было удерживать и приращивать огромную территорию сравнительно небольшими силами, не сдаться перед захватчиками, не переродиться, а выносить и развить собственную культуру, сохранить древние духовные силы!
Россия создала особый тип империализма — не воинственно-принудительный и не колониальный, собственно, вообще не империализм, а опыт объединения. Сегодня, когда распался СССР, мы забываем, что очень часто соседние народы сами просились в Российскую империю — и им не было отказа. Москва не вытягивала соки из окраин, что характерно для всякого западного империализма, а, напротив, развивала их, и ни один народ не чувствовал себя ущемленным (про черту оседлости сейчас речь не идет — слишком сложный это вопрос, чтобы решать его на бегу).
Из всех этих условий вырос совершенно особый народ — русский народ в понимании не узко-этническом, а более широком и духовном. “Русскими” являются не только великороссы и даже не только украинцы с белорусами, но и все остальные народы, входившие в состав России. Независимо от религии все они отличались особыми качествами, выкованными в суровых условиях, — коллективизмом, жертвенностью, привычкой к помощи и подвигу.
В этом и заключается геополитический смысл России. Кажется, именно эту землю сам Господь избрал для испытания человека. Ведь Истина не может родиться в благодатных тепличных условиях. Ее нужно выстрадать. И тогда она станет внутренне присуща народу. Только в этих местах, только на территории, позже названной Россией, мог выкристаллизоваться русский народ с особым пониманием мира и человека, и только это понимание могло помочь русскому народу выжить — и не просто выжить, а расширить страну, включить в нее десятки народов (не порабощением, а свободным присоединением без всякого “шовинизма”), создать уникальную культуру, сохранить и приумножить народ. Только здесь человек мог так прочувствовать необходимость любви к ближнему, несостоятельность эгоистического индивидуализма, порочность прогресса ради потребления, сохранить чувство греха.
С утерей чувства истины разлагается нация, но истина разложиться не может. Она — с нами, и ее временная утеря — наша вина. Пусть нам говорят, что никакой родины, никакого внутреннего духовного единства у народа нет и не может быть, что есть только свободные индивидуальности, права, свободы... Серьезных аргументов у адептов этих идей нет. Наши либералы просто не видят, не знают Родины (тут нужно вспомнить слова И. Ильина об особом, духовном способе познания — любви), это явление им непонятно и враждебно. Патриотизм сродни вере, и не случайно подлинный русский патриотизм неотрывен от традиционного русского религиозного сознания. В определении патриотизма нет места материальному взгляду, это относится всегда к сфере духовного, не познаваемого человеком до конца.
Либерализм также является своего рода верой. И если для Запада он органичен, то для нас — вреден. Русский либерализм пришел с Запада. Разумеется, нельзя приуменьшать нашу собственную вину в восприимчивости к этой болезни, но о чужеродности либеральной демократии помнить стоит всегда. И вопрос “продолжать ли интеграцию в рыночное общество” должен пониматься как “хотим ли мы остаться собой”. В таком понимании ясно, что рынок, диктатура, демократия — все это вторично, все эти формы определяются содержанием, и если нам дорога наша страна и наша история, то думать нужно о том, как целесообразнее сохранить наше содержание.
К сожалению, сегодня многие влиятельные люди озабочены именно формой, не видя живого духа России и не желая его видеть. И вот, завершая эту краткую работу, скажем: изучайте Россию, познавайте Россию, не будьте ограниченными в своих взглядах, помните, что мы не должны безоговорочно равняться на Запад, мы должны быть собой. Наш духовный исторический опыт трудно сравнить с опытом других культур, он настолько разнообразен, что понимать его тенденциозно и тем более перечеркивать — преступление. Нужно наконец определить, кто мы есть.
С этой самоидентификации (трезвой, взвешенной, освобожденной от эмоций и шор) и должен начаться трудный, долгий, но, нужно верить, результативный путь возрождения России.
Василий Авченко,
г. Владивосток
В.Скрипко • От чего господа бесятся? (Наш современник N9 2001)
ОТ ЧЕГО ГОСПОДА БЕСЯТСЯ?
Об “Автобиографии” Бертрана Рассела и статье Франклина Рива “Роберт Фрост в России”
журнал “Иностранная литература”, № 5 и 12 за 2000 г.
После прочтения “Автобиографии” я задал себе вопрос: а опубликовали бы на Западе нечто подобное об Англии или США? Вспомнил, как самый дружеский к Америке фильм “Сибирский цирюльник” Никиты Михалкова так и не пошел в прокат в Америке только потому, что главная героиня-американка в прошлом была проституткой. (Из сообщений в нашей печати.) Казалось бы, невидаль! Ан нет! — сказали прокатчики, — этот факт больно ранит душу американцев.
У нас в России редакторы “Иностранной литературы” с каким-то, наверно, злорадством переводили и печатали следующие строки “Автобиографии” об увиденных им на берегах Волги русских людях:
“Это, конечно, были человеческие существа, но мне было бы проще заговорить с собакой, кошкой или лошадью, чем с кем-нибудь из них”. (Чем не фашист! А?) (выделено мной. — В. С. ) И далее автор замечает, что “для меня они олицетворяли самую душу России, безмолвную, пассивную в своем отчаянии, неслышную небольшой группе людей на Западе, создающих партии прогресса и реакции...”
Поясню, что эти воспоминания датированы 1920 годом, когда Рассел посетил Россию.
Последнее замечание о том, что на Западе не слышат российскую душу, “безмолвную, пассивную в своем отчаянии”, — очень характерно. Западным политикам тоже, наверно, легче разговаривать о собаках, чем о русских людях, которые оказались как бы между двух жерновов: между откровенно презирающим Западом и своими “интернационалистами”-коммунистами, которые быстро ввели уголовную ответственность за антисемитизм, но как-то не догадались ввести хотя бы административный штраф за антирусские высказывания или действия, направленные на принижение, оттеснение коренного народа от власти.