Нераскаявшаяся - Анн Бренон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время пастушки в урочище Гасейль, боясь даже пошевелиться, увидели, как по дороге, поднимающейся из Монтайю, приближаются трое мужчин. Они шли решительным и быстрым шагом. Жоан Пеллисье приблизился к дороге и узнал Арнота Видаля, который, проходя мимо Пейре Бейля, поздоровался с ним, как ни в чём ни бывало. Жоан Пеллисье тоже машинально поздоровался, не отрывая глаз от двух следовавших за ним мужчин. Они выглядели как лесорубы, но он не мог их узнать. Они были одеты в широкие коричневые баландраны, которые, развеваясь, приоткрывали взгляду их зеленые и голубые одежды. Они были не очень молоды, эти лесорубы, но шли твердой поступью и несли топоры на плечах. Лицо одного из них, когда полы его капюшона приподнялись, выглядело загорелым и насупленным. Лица другого не было видно, разве что красивую, начинающую седеть бородку и кончик носа. Они перепрыгнули межевую стену, пересекли луг Белотов, поднялись по лугу, охраняемому Жоаном Марти, поздоровались и с ним, и пошли по направлению к урочищу Фруаде. Жоан Маури замер на месте и, всё еще держа за руку маленького брата, с облегчением вздохнул. Он хорошо знал этих двоих. Он часто видел их у себя дома, в обществе отца или брата Гийома. Он знал обоих добрых людей.
Вот уже Арнот Видаль и его спутники исчезли в лесу Гасейль. Тогда юные пастухи молча сбились в кучку поближе друг к другу. Жоан Марти перепрыгнул межевую стенку. Они стояли группками, украдкой бросая друг на друга взгляды, и молчали, напуганные этими событиями, о которых они не осмеливались ни говорить, ни слушать. Но маленький Арнот Маури, худенький белобрысый мальчик, стал спрашивать, когда же они вернутся в деревню, ведь уже минул полдень и ему хочется кушать. Но что происходит там внизу?
— Никто не будет нас искать, — сказал Пейре Бейль, — но мы должны дождаться вечера, чтобы вернуться с овцами домой. Возможно, солдаты уйдут, так и не встретившись с нами…
Сверху, позади них, появился Арнот Видаль. Он вышел из леса Гасейль один, с толстым буковым стволом на плече, в который он глубоко вогнал свой топор. Он спускался с гор с непринужденностью дровосека, ушедшего в лес на заре и возвращающегося оттуда к обеду. Его лицо было хмурым. Пейре Бэйль и Жоан Марти закричали ему:
— А те дровосеки? Они, наверное, из Лавеланет! Мы их здесь не видели…
— Конечно, — ответил Арнот Видаль, улыбаясь. — Это дровосеки с низины…
Он подошел к мальчикам.
— Что нам делать, Арнот? — спросил Пейре Бэйль.
— Оставайтесь здесь, мальцы, сидите тихо и ждите вечера. В деревне никто о вас не спрашивал. Вы ничем не рискуете. Это не вас ищут. Ваше дело — пасти овец ваших отцов, и никто вас ни в чем укорять не будет. Но вам не стоит ничего никому говорить о дровосеках…
Над ними, высоко, на склоне горы, под укрытием деревьев, буков и черных елей, войдя в урочище Фруаде, оба добрых человека, наконец, перевели дыхание. Ничего не было слышно, только доносилось одинокое пение дрозда да свист ветра.
— Велико мужество и хладнокровие Арнота, — сказал Бернат, — вы смогли среди бела дня выйти из Монтайю, выскользнуть из–под носа солдат — я бы никогда не поверил, что такое возможно!
— Но на лугу одного стражника мы таки встретили! — сурово воскликнул Андрю де Праде. — Он лежал поперек дороги, сразу возле садов… Арнот Видаль оттащил его вниз, к подножию скалы, к обочине…
— Он не был мертв, — вмешался Гийом из Акса, сверля Берната своим синим, очень пронзительным взглядом. — Я склонился к его груди и прислушался. Он дышал. Его очень сильно ударили…
Бернат отважно выдержал взгляд человека Божьего.
— Я не мог рассчитать силу удара. Только так мы смогли пройти. И только поэтому и вы смогли пройти… Но я испытываю большое облегчение от того, что он не умер. Какое ужасное зло охватило людей из Фуа, раз они теперь получают приказы прямо от инквизитора Каркассона!
— Да, я видел эти мрачные фигуры рядом с Арнотом дю Пеш, кастеляном Лордата, который и командовал всем парадом, — вздохнул добрый человек Гийом из Акса, — эмиссары Монсеньора Жоффре д’Абли. Храни Бог Церковь и ее добрых верующих…
— Добрые христиане, вам нужно теперь хоть немного отдохнуть, — сказал, помолчав немного, Бернат. — Здесь, в этом укрытии, нам ничего не угрожает. Рядом — хороший источник под Балагес, а в моей котомке есть хлеб. Мы уйдем завтра утром, когда Арнот Видаль подаст нам сигнал, что дорога свободна. Мы сделаем всё, чтобы увести вас на север, покинуть горы и обойти Сабартес.
Тогда заговорила Гильельма, очень ясным и удивительно твердым голосом.
— Я знаю, где пройти, — сказала она. Все трое мужчин уставились на нее. Она откинула капюшон, открыв лицо в ореоле взвихренных остриженных кудрей, ее глаза сияли. — Мы повернем на Балагес, — объясняла она, показывая на золотящиеся под солнцем вершины гор. — Обойдем скалу Кверкурт, а потом спустимся через перевал дель Тейль. Потом мы пойдем через Гебец и попадем прямо на Ниор де Саулт. А уже из Саулт можно идти любой дорогой…
На следующее утро, в первые часы после рассвета, шел холодный дождик. Арнот Видаль, взяв топор, снова поднялся в горы рубить лес. В это время пастушки из Монтайю опять устроились со своими овцами на лугах возле урочища Гасейль, и вскоре увидели, как он возвращается в деревню, неся, как и намедни, большое буковое бревно на плече и держа топор в руке, а еще два топора были у него за поясом.
Наверху, в урочище Фруаде, он вручил четырем беглецам, жавшимся у небольшого костерка на краю леса, большой круглый хлеб и флягу вина.
— Солдаты ушли вместе с арестованными. — По серданьскому тракту, но в направлении Лордата. Для вас дорога свободна. — Потом он повернулся к Гильельме и протянул ей два плаща, которые они оставили в поспешном бегстве вчера в Монтайю. — Вам теперь будет теплее. Твои родители передают вам обоим свое благословение. С ними ничего плохого не случилось. Солдаты едва бросили взгляд на ваш дом, когда проходили мимо. Это не на Раймонда Маури донесли…
И храбрый Арнот стал рассказывать им об облаве и операции «зачистки» на плато д’Айю. Деревню Праде постигла та же участь. Солдаты, возглавляемые кастеляном и прислужниками Инквизиции, явно пользовались чьими–то очень точными донесениями. Они искали именно двоих добрых людей. Обыскали и разгромили весь дом Белотов. Его самого, Арнота Видаля, когда он вернулся из лесу, тоже допросили, но очень быстро. Он также видел, что раненый стражник жаловался на сильные головные боли и заявил, что видел двоих юношей, один из которых был совсем безусым, направлявшихся через Праде в сторону Акса по дороге на ущелье Пишака — слава Богу, он навел их на ложный след. Тем временем, в Монтайю по подозрению в ереси были арестованы Гийом Бенет и Бернат д’Эн Риба, родственники разыскиваемых добрых людей; а также Раймонд Капелле, Бернат Юлия и Гильельма Маурс. Вместе с несколькими несчастными, арестованными в Праде, их закрыли под замком в графском замке, а солдаты из Лордата и их кастелян целый день пили–гуляли с гарнизоном и кастеляном из Монтайю. А может быть, с ними были и эти мрачные рожи из Инквизиции. Утром, когда Арнот уходил в лес, он видел, как по направлению к Лордату уходит печальный конвой узников, понукаемый злобными охранниками. В какую зловещую игру играют люди графа? Скорее всего, несчастных отведут в Фуа, а возможно, и прямо в Каркассон, в застенки этого ужасного города. Для допросов Инквизиции.
— Когда я проходил мимо дома Пеллисье, — продолжал Арнот Видаль, — я перекинулся парой слов с бабушкой Пеллисье, которая как раз воспитывала своего внука, юного Жоана. Он сейчас пасет свою отару возле Гасейль. Ржали кони, шумно фыркая и стуча копытами перед замком, жаловались и стенали несчастные женщины, разлучаясь со своими мужьями, и эта бедная старуха тоже чуть не плакала. И она говорила очень громко, совершенно не боясь, что ее кто–то услышит, наверное, для того, чтобы ее внук хорошо ее понял. Честно говоря, я ею восхищаюсь. Она во всеуслышание говорила, что это ужасная несправедливость арестовывать тех, кто защищает добрых людей. И те, кого называют еретиками — лучшие христиане, чем Римские попы. Они не лгут, они никого не осуждают на смерть, они не прикасаются к женщинам и не отбирают хлеб у бедняков…
— Вот истинная добрая верующая, — наставительно сказал Андрю де Праде, и отряхнул с себя холодные капли дождя, — она ведь тетя бедной Гильельмы Маурс, которую они арестовали…
— Она также говорила, она почти кричала, — продолжал Арнот Видаль, — она кричала, что эти двое людей, которых с таким злобным рвением разыскивали солдаты, не бандиты, а очень хорошие люди, которые никогда никому не причинили зла. Люди известные и уважаемые. Один из них, Гийом Отье, муж Гайларды Бенет и деверь Гийома Бенета, арестованного вчера, а другой, Андрю Тавернье, деверь Берната д’Эн Риба, которого тоже арестовали. Они же не бандиты, наши добрые люди! — кричала бедная старуха. Я едва уболтал ее, чтобы она говорила потише.