Час Самайна - Сергей Пономаренко

— Вы просили взять с собой коралловые бусы. Вот они.

Зоряна достала красные бусы из сумочки и положила на  стол перед старушкой.

— Ты не хочешь мне ничего рассказать? — спросила ста­рушка, ласково взглянув на девушку.

— Признаюсь, Анна Алексеевна, недавно со мной случилось неприятное происшествие и я частично потеряла память. По­этому, извините, не знаю, что должна вам рассказать.

— А ты уже рассказала мне все, что нужно... Я предпола­гала нечто вроде этого... Посмотри сюда. — Старушка выло­жила бусы на столе почти правильным кругом. — Что ты ви­дишь?

— Круг.

— Не совсем. Круг образован одной сплошной линией, а здесь... — показала она пальцем на бусинки.

— Не знаю... Все равно круг. Или похоже на колесо.

— Колесо! — обрадовалась старушка. — Именно колесо, символ времени. В буддийской мифологии — Калачакра, ко­лесо времени. Тантра Калачакры была дарована самим Буддой на закате его жизни первому царю Шамбалы. За ней по при­казу Гитлера специально созданной организацией «Анаэрбе» — «Наследие предков» — неоднократно предпринимались экспедиции в Тибет. Бытует мнение, что тантру нашли и до­ставили Гитлеру, но она ему не помогла.

— Спасибо. Пожалуй, я пойду. — Зоряна поднялась, решив, что старушка явно сумасшедшая.

— Думаешь, я сошла с ума на почве мистики? — неприят­но рассмеялась старушка, удерживая Зоряну на месте. — А тебе не кажется, что все великие люди прошлого столетия были мистиками? Назову лишь двоих: Гитлер и Сталин. Как мог не блещущий особыми талантами косноязычный грузин увлечь за собой десятки миллионов людей, при этом милли­онами их уничтожая, терзая рабским трудом? И вместо того чтобы ликовать, радоваться его смерти, страна пребывала в глубоком трауре. А полоумный фигляр с клоунской внеш­ностью, который своим видом, кажется, может только вы­звать улыбку? Чем он смог увлечь миллионы немцев, чтобы подняться на вершину власти, а в итоге ввергнуть их в про­пасть? Я слышала его речи по радио, когда находилась в ок­купации, и, владея немецким языком, без труда их понимала. Простые, понятные слова, но пронизанные энергетикой. Мистика? Да. Они овладели приемами влияния на челове­ческую психику, которые для них извлекли из глубины веков и пополнили новейшими исследованиями. За спиной Стали­на просматривался мистик Гурджиев, за спиной Гитлера — мистик Карл Гаусгофер. Они создали образы, в которых игра­ет роль исключительность. И неважно, что это — клоунские усики-клякса а ля Чаплин, с не менее смешной челкой, или показная скромность, трубка, пушистые усы, в которых пря­чется добродушная улыбка, на самом деле скрывающая оскал людоеда.

— Тема интересная, но я не историк и она для меня немнож­ко устарела.

— Они не родились такими, а создали себя с помощью других людей, сверхсекретных структур, работавших не один год и помогающих им овладеть тайным знанием прошлого, — продолжала разглагольствовать старушка, не обращая внимание на то, что сказала девушка.

— Мне в самом деле уже пора, — снова поднялась Зоряна.

— А мне нужна твоя помощь.

— Моя помощь? В чем?

— Мне нужно найти архив Глеба Бокия и Барченко.

— Я не знаю, кто они такие.

— Руководители секретной, как сейчас говорят — парапсихологической, лаборатории, которая просуществовала трина­дцать лет. Перед тем как руководителей арестовали и репрес­сировали, они успели надежно спрятать основные разработки. Ты должна помочь мне их найти.

— Но я не тот человек, который вам нужен.

— Ты единственная можешь это сделать.

— Почему?

— Потому что в прошлой жизни ты была Женей Яблоч­киной, моей мамой! И только ты знаешь, где спрятаны мате­риалы.

От заявления древней старухи, что Зоряна ее мать, у де­вушки подкосились ноги, и она снова опустилась на стул.

«Без сомнения, она сумасшедшая! Вот только бы знать, не буйная ли. На всякий случай надо вести себя осторож­нее», — подумала она, а вслух сказала:

— Откуда... такое дикое предположение?

— Потому что Иной Мир — это не что иное, как Другое Время, — торжественно заявила старуха. — Вот мы и свиде­лись, мама!

Все, что в дальнейшем сообщила ненормальная старуха, было настолько фантастично, что поверить в это для Зоряны было равносильно признанию в собственном сумасшествии. По сло­вам старухи выходило, что ее мама, Женя Яблочкина, скрываясь от НКВД, которое уничтожило секретную лабораторию, где она работала, а заодно и всех сотрудников, попала в Киев и укрылась там под видом послушницы в монастыре. Когда НКВД ее обна­ружил, она была полностью невменяемая. А ее малолетняя дочь Анюта вскоре получила посылку от вымышленного отправи­теля. В ней был дневник, красные коралловые бусы и поло­винка серебряного амулета, изображающего чудовищного вида женщину. О посылке Анюта не рассказала даже отчиму. А в кон­це дневника она обнаружила странные записи, которые — как потом, с годами выяснила — были расшифровкой древней рукописи, содержащей мистические ритуалы и обряды. При­писка в конце сообщала, что Женя решила, совершив древний обряд, уйти в Иной Мир. Уходя на фронт, Анюта надежно спря­тала бусы и дневник и вернулась к нему только спустя десяти­летия. Записи в конце дневника ее заинтересовали, но, чтобы их понять, ей пришлось на протяжении десятилетий изучать различные эзотерические школы, постигать искусство каббалы, заниматься черной магией.

В результате на нее сошло откровение: Иной Мир, в который ушла мать, был не иное измерение, а представлял собой другое время настоящего мира. По ее расчетам, мать должна была «про­явиться» через шестьдесят восемь лет. Для того чтобы не упус­тить ее, она подготовила ловушку: зная, что астральное тело неравнодушно к своим вещам из прошлого, она оставила лю­бимые мамины коралловые бусы возле могилы, где было захо­ронено тело. Зоряна, надев бусы, спровоцировала свою смерть, то есть ситуацию, когда ее собственное астральное тело поки­нуло материальное тело, освободив место другому астральному телу. А то, что проявилось на фотографии, сделанной на кладбище, — это чужое астральное тело, принявшее облик старухи, так как само оно не имеет конкретной формы.

—   По-вашему, выходит, я жива и мертва одновременно? Потрясенная Зоряна никак не могла заставить себя уйти от этой сумасшедшей старухи, которая несла полнейший бред. Вспоминались странные сновидения, посещающие ее каждую ночь. Словно она во сне проживала свою прошлую жизнь, примеряла чужое тело, «подгоняла» по размеру.

— Не сомневайся, жива. По паспорту как Зоряна, хотя от нее осталось лишь тело и кое-какие знания, полученные в те­чение недолгой жизни.

К своему ужасу Зоряна начала верить, что так и есть. Ста­ло казаться, что ее тело чужое, непривычное, как новая вещь. Вспомнила, как рассказывали, что она очень любила дискоте­ки и танцевала там до упаду. А за все время после выписки из больницы у нее даже мысли не возникло сходить туда. Как удивилась мама, когда она взяла к борщу сырую луковицу и съела ее, заметив, что «на Севере лук — первое средство от цинги». Уже потом узнала, что раньше терпеть не могла лука в любом виде, тем более в сыром. Как неожиданно у нее по­явился интерес к политическим событиям в стране и за рубе­жом, и она покупала в неимоверных количествах газеты и «проглатывала» их за вечер. И многое другое не соответ­ствовало прежнему образу жизни Зоряны...

А при имени Анюта у нее перед глазами возникал образ немного угловатой худенькой девочки лет двенадцати в белом сарафане в горошек с серьезными черными глазами и двумя тонкими косичками.

«Почему я не реагирую на другие имена, а только на это?» — подумала она и сказала немного охрипшим голосом:

— У вас есть... Покажите, пожалуйста, свои детские фото­графии.

Старушка метнулась к облезлому буфету и вытащила старый альбом в потускневшей ворсистой зеленой обложке. Старушка за то непродолжительное время, пока они вели разговор, слов­но помолодела, а Зоряна, наоборот, чувствовала свинцовую усталость, словно годы брали свое. Многие фотографии будили в ней воспоминания, и от ужаса у нее похолодели руки. Наконец Зоряна увидела фотографию девочки, как две капли воды по­хожей на ту, которая возникла у нее перед глазами.

— Этот снимок сделан как раз перед тем, как мама покину­ла нас, — объяснила старушка. — Теперь поверила?

— Не знаю, —- ответила Зоряна и задумалась.

Сказать «да» означало признать, что она заняла чужое тело, признать наличие восьмидесятидвухлетней дочки. И что со­шла с ума, раз признает это! Ведь этого не может быть! Но разве можно сказать «нет», когда многие странности ее пове­дения «вяжутся» с тем, что рассказала старушка?!

— Не бойся. Я взрослая девочка и не буду просить тебя ку­пить мороженое. У меня на это есть пенсия, — хрипло и про­тивно рассмеялась старуха. В ней не было ничего от Анюты на фотографии. — Меня интересует только архив.