Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— Саша, — сказал я ему, — чего ты сидишь на земле? Ложись в повозку.

— Нет, я боюсь. Опять самолет будет стрелять по повозке.

Обернувшись в сторону того дома, где мы должны были остановиться с Голиковым, я увидел, что он горит и около него бегают Журавский и остальные наши товарищи, вынося из горящего дома какие-то мешки, ящики и свертки.

Стало уже вечереть. Самолет улетел, а наш дом догорал в наступающих сумерках. К нам с Голиковым подошли потные, грязные, пропахшие гарью наши товарищи.

— Чего вы там выносили из горящего дома? — спросил я.

— Так там у нас был склад боеприпасов и оружия, которое мы на днях получили с аэродрома для нашей бригады. Вот мы и спасали все это, а сейчас сложили в погреб, недалеко от сгоревшего дома.

— Ну, что же теперь будем делать? — спросил я Журавского.

— Вот что, Володя, это уже не первый дом, который сегодня сгорел в Бегомле. Я думаю, нам нужно пока отвезти Голикова в соседнюю деревню, где более спокойно, а здесь, в Бегомле, немцы не дадут ему покоя. Уже не первый день налетают немецкие самолеты на город. А когда будет возможность его отправить за линию фронта, я сообщу.

После неудачной операции в совхозе Райцы комбриг Гудков приказал отрядам бригады развернуть свою боевую деятельность в районе. Нашим разведчикам тоже пришлось в эти дни много поработать, чтобы выявить возможность выполнения какой-либо боевой операции против противника.

Пока мы везли раненого Голикова в Бегомль, наш командир разведки Агапоненко через своих связных узнал, что немцы и полиция Волосовского гарнизона 30 апреля поедут в Толочин за продуктами питания и боеприпасами. Он не замедлил доложить об этом комбригу. В штабе бригады тут же решили встретить их засадой.

Накануне этой операции, с вечера, Гудков вместе с Руколем, Агапоненко и разведчиками выехали из лагеря на конях в сторону большака Толочин — Волосово. Туда же двинулись и остальные партизаны бригады. Рано утром у деревни Черноручье, в Пасмурском лесу, около этого большака партизаны расположились в засаде и хорошо замаскировались. В обе стороны вдоль дороги выставили наблюдателей. Гудков выбрал себе место для засады, довольно близко от дороги. Рядом с ним по левую сторону залег его ординарец Гриша Орешич, а еще левее — Руколь Яков с пулеметом в руках. С правой стороны от Гудкова разместились остальные партизаны бригады.

Ждать волосовских полицаев пришлось довольно долго. Наконец, часов в 11 на дороге со стороны Толочина появилась подвода и группа немцев и полицаев во главе с немецким офицером. Когда они поравнялись с партизанами, то, как видно, что-то заметили: то ли кто из партизан кашлянул, то ли где-то треснула сухая ветка в лесу, но полицаи остановились и прислушались, а их подвода галопом понеслась вперед к Волосову. Партизаны незамедлительно открыли огонь из пулемета и винтовок. Часть полицаев были тут же убиты или ранены, а оставшиеся в живых бросились спасаться в придорожную канаву. Среди полицаев раздалась громкая команда: «Гранаты к бою!»

Один из полицаев тут же бросил гранату в сторону партизанского пулемета, туда, где был Руколь. Но граната, попав в дерево, рикошетом отскочила от него и подкатилась прямо к груди Гудкова. Увидев ее, комбриг совсем растерялся, но, на его счастье, граната не взорвалась. Опомнившись, Гудков схватил гранату, вытащил из нее неисправный взрыватель, вставил свой, выдернул чеку и, не поднимаясь, бросил ее в полицаев. Раздался взрыв, после которого, воспользовавшись замешательством полицаев, Руколь поднялся во весь рост, выскочил на дорогу и стоя, прямо с рук, стал стрелять из пулемета вдоль канавы, где находились полицаи. Остальные партизаны, увидев Руколя, тоже стали выбегать из леса на дорогу и, в свою очередь, стрелять из винтовок по полицаям. Немцы и полицаи дрогнули и в панике побежали к противоположной опушке леса. Гудков, увидев, что полицаи бегут, поднялся и вместе с Орешичем побежал вслед за отступающими полицаями. Вдруг Орешич на полном бегу остановился, схватившись за руку, и присел от боли. Гудков бросился к нему:

— Гриша! Что случилось? Ты ранен?

— Да. У меня вся рука в крови.

Оказалось, что разрывная пуля вырвала кусок мышцы из руки Орешича. Кровь обильно текла из раны. Бегущий рядом с ними партизан, находящийся с правой стороны от Орешича, неожиданно упал, сраженный пулей противника. Пуля у этого партизана прошла через живот навылет. Его тут же отнесли в лес, и фельдшер Калиновский забинтовал его. Но этот партизан в горячке боя, не почувствовав еще боли, после перевязки ран поднялся и снова вступил в бой против полицаев. В ветках деревьев продолжали еще щелкать разрывные пули. Это немцы и оставшиеся в живых полицаи, отойдя в соседний лес, с опушки его продолжали вести огонь по партизанам. Оказалось, что под дорожным мостом спрятались двое полицаев, которых и хотели выручить своим огнем стреляющие с опушки леса гитлеровцы. Но гудковцам все же удалось выкурить этих двух полицаев из-под моста и взять их в плен. После этого стрельба со стороны противника прекратилась.

После боя партизаны отошли из леса в деревню Черноручье, у одного из жителей нашли подводу, на которую положили раненых партизан. В этом бою гудковцы убили больше десятка немцев и полицаев, забрали все их оружие и патроны. У партизан оказалось трое раненых, из них двое тяжело. Взятых в плен полицаев гудковцы вели под усиленной охраной. Несколько остыв после боя, Гудков увидел этих полицаев, дерзко смотревших на партизан, и подумал про себя: а зачем мы их ведем, зачем они нам нужны, они же не щадят нас, когда мы попадаем к ним в плен. Еще он вспомнил, что как-то перед отъездом в Бегомль Иван Журавский сказал по секрету:

— Товарищ комбриг, вы знаете, наш Василь, когда стреляет, совсем не целится, а закрывает во время выстрела свои глаза.

— Почему? — спросил его Гудков.

— Он боится, что убьет кого-нибудь.

— Хорошо, — пообещал ему комбриг, — научим.

И вот теперь, вспомнив этот разговор с Иваном Журавским, Гудков решил проверить Василия. Увидев рядом его и Ивана Кауфельда, он подозвал их к себе. Они подошли.

— Приказываю вам, отведите этих двух полицаев вон туда в лощину и пристрелите их там. Тебе, Иван, одного, а тебе, Василь, другого.

Услышав этот приказ, Василий сразу побледнел и затрясся, как в лихорадке, но все же пошел с Иваном Кауфельдом выполнять приказ.

Когда они отвели полицаев, то через некоторое время в лощине раздался один выстрел, а другого нет. Полицай бросился бежать. Увидев, что Василий не выстрелил в своего полицая и тот убегает от них, Иван Кауфельд крикнул Василию: