В объятиях смерти - Патриция Корнуэлл

Марино продолжал, добавляя подробности относительно находок полиции в квартире Френки Эймса в северной части города.

В его спальне обнаружилась дорожная сумка Берил, в которой лежали ее окровавленная блузка и белье. В чемодане, служившем столом, рядом с его кроватью, хранился комплект крутых порнографических журналов и пакет с мелкокалиберной дробью. Эту дробь Френки засыпал в обрезок трубы, которым разбил голову Кери Харпера. В том же чемодане лежал конверт со вторым комплектом компьютерных дисков Берил, все еще упакованных между двумя твердыми квадратиками картона, и копия ее рукописи, включая первую страницу двадцать пятой главы, перепутанную со страницей оригинала, который читали мы с Марком. Бентон Уэсли считал, что у Френки была привычка, сидя на кровати, читать книгу Берил и ласкать одежду, в которой она была, когда он ее убил. Может быть, и так. Единственное, что я знала совершенно точно, - у Берил не было шансов. К ее двери Френки пришел как курьер, и у него была ее дорожная кожаная сумка. Даже если бы она запомнила его с той ночи, когда он доставил сумки Кери Харпера в дом Мактигю, у нее бы не возникло никакой задней мысли - так же, как не возникло и у меня до тех пор, пока я не открыла дверь.

- Если бы только она не впустила его, - пробормотала я. Теперь исчез мой нож для вскрывания писем. Куда, черт побери, он мог деваться?

- Вполне понятно, почему она его впустила, - ответил Марино. - Френки весь из себя официальный, улыбается и на нем форменная рубашка и фуражка "Омеги", у него сумка, это значит - ее рукопись. Она довольна. Она благодарна. Она отключает сигнализацию, открывает дверь и впускает его...

- Но почему она снова включила сигнализацию, Марино? У меня тоже система охраны от воров. И иногда ко мне тоже заходят посыльные. Если машина службы доставки останавливается перед моим домом, а система охраны включена, я выключаю ее и открываю дверь. Если я достаточно доверяю, то впускаю человека внутрь, и уж конечно не буду снова включать сигнализацию только за тем, чтобы через минуту, когда посыльный уйдет, снова отключать и включать ее.

- Ты когда-нибудь запирала ключи в своей машине? - Марино задумчиво смотрел на меня.

- Какое это имеет отношение?

- Просто ответь на мой вопрос.

- Конечно, запирала. - Я наконец нашла свой нож для вскрытия писем он был у меня на коленях.

- Как это происходит? В новых машинах они ставят всякие предохранительные устройства, чтобы ничего подобного не происходило, док.

- Верно. И я изучила их так хорошо, что проделываю все не задумываясь, а когда прихожу в себя, оказывается, что мои двери закрыты, а ключи болтаются в замке зажигания.

- У меня такое ощущение, что с Берил произошло нечто подобное, продолжил Марино. - Я думаю, она была просто зациклена на этой проклятой системе охраны, которую установила, когда ей стали угрожать. Я думаю, что она была у нее включена все время, что у нее выработался рефлекс - нажимать эти кнопки в ту минуту, когда закрывала входную дверь. - Он нерешительно замолчал, разглядывая мою книжную полку. - Довольно странно. Она оставляет свой проклятый револьвер на кухне, а затем снова включает систему охраны после того, как впустила негодяя в дом. Этот показывает, в каком состоянии была ее нервная система.

Я выровняла стопку токсикологических отчетов и убрала ее и пачку свидетельств о смерти со стола. Взглянула на башню из микродиктантов, торчащую из-за моего микроскопа, и у меня тут же снова испортилось настроение.

- Господи Иисусе, - наконец не выдержал Марино, - ты не можешь посидеть спокойно, по крайней мере пока я не уйду? Ты сводишь меня с ума.

- Я сегодня первый день на работе, - напомнила я ему. - Что я могу поделать? Посмотри на этот беспорядок. - Я сделала широкий жест над своим столом. - Можно подумать, что меня не было год. Потребуется не меньше месяца, чтобы разобраться тут.

- Даю тебе время до восьми часов сегодняшнего вечера. К этому моменту все должно быть снова в норме, так же, как было.

- Спасибо большое, - сказала я довольно резко.

- У тебя хороший персонал. Они знают, как поддерживать порядок в делах, когда тебя нет. Так в чем же дело?

- Ни в чем. - Я зажгла сигарету и сгребла бумаги в сторону, разыскивая пепельницу.

Марино откопал ее на краю стола и придвинул поближе ко мне.

- Эй, не похоже, чтобы в тебе тут не нуждались, - сказал он.

- Незаменимых нет.

- Да, верно. Я так и знал, что это то, о чем ты думала.

- Я ни о чем не думала. Я просто расстроена, - сказала я, протягивая руку к левой полке и доставая свой ежедневник. Роза вычеркнула все до конца следующей недели. А затем наступит Рождество. Я чувствовала, что вот-вот расплачусь, и не знала почему.

Наклонившись вперед, чтобы стряхнуть пепел, Марино тихо спросил:

- Ну, как тебе книга Берил, док?

- Она разбивает сердце и наполняет тебя радостью, - сказала я, мои глаза были полны слез. - Она потрясающа.

- Ну что ж, я надеюсь, ее, в конце концов, напечатают. Берил как бы будет продолжать жить, если ты понимаешь, что я имею в виду.

- Понимаю. - Я глубоко вздохнула. - Марк попытается что-то сделать. Я полагаю, надо оформить все по новой. Спарацино определенно уже не будет заниматься делами Берил.

- Если только он не сделает этого за решеткой. Я полагаю, Марк рассказал тебе о письме.

- Да. Он рассказал.

Одно из деловых писем от Спарацино к Берил, которое Марино нашел у нее в доме, приобрело новый смысл, когда Марк взглянул на него, после того, как прочитал рукопись:

"Как интересно, Берил, что Джо выручил Кери, - и я чувствую себя тем счастливее, что познакомился с ними обоими еще тогда, когда Кери только купил этот чудесный дом. Нет, я не нахожу это удивительным, совершенно. Джо был одним из самых щедрых людей, которых я когда-либо имел удовольствие знать. Я с нетерпением ожидаю услышать больше".

Простой абзац намекал на очень многое, хотя маловероятно, что у Берил был ключ к его прочтению. Я серьезно сомневалась, что, упоминая Джозефа Мактигю, Берил имела хотя бы малейшее представление о том, насколько опасно она приблизилась к запретной границе области незаконной деятельности самого Спарацино, которая заключала в себе множество фиктивных корпораций, созданных адвокатом для того, чтобы облегчить отмывание денег. Марк не сомневался, что Мактигю, с его огромным капиталом и недвижимостью, был хорошо знаком с криминальными методами Спарацино, и что, в конечном счете, помощь, которую Мактигю предлагал Харперу в его безнадежном финансовом положении, вряд ли была законной. Поскольку Спарацино никогда не видел рукописи Берил, он сходил с ума при мысли о том, что она могла неумышленно раскрыть. Поэтому, когда, после исчезновения рукописи, он стремился заполучить ее в свои руки, им руководило нечто большее, чем жадность.

- Когда убили Берил, он, наверное, думал, что ему крупно повезло, говорил Марино. - Представь себе. Она уже не будет спорить, когда он станет подправлять ее книгу и выбирать все, что могло бы указать на его действительные занятия. Затем, все переделав, он продает проклятую вещь и зарабатывает на ней бешеные деньги. Интерес к книге был бы огромен после того шума, который он поднял. Не говоря уже о трагическом финале героев фотографии мертвых тел Харперов могли бы появиться в какой-нибудь бульварной газетке...

- Спарацино так и не получил фотографии, которые сделал Джеб Прайс, напомнила я ему. - Слава Богу.

- Ну, как бы то ни было, после всего этого шума даже я решил бы приобрести эту чертову вещь, а я - могу ручаться - не покупал книгу же лет двадцать.

- Стыдно, - пробормотала я. - Чтение - это прекрасно. Ты должен как-нибудь попробовать.

Мы оба подняли головы, когда вновь вошла Роза, на этот раз с длинной белой коробкой, перевязанной роскошным красным бантом. В замешательстве она поискала свободное пространство на моем столе, а затем, сдавшись, положила ее мне на руки.

- Что за?.. - пробормотала я, в голове у меня было пусто.

Отодвинувшись назад вместе со стулом, я поставила неожиданный подарок себе на колени и начала развязывать атласную ленту, а Роза и Марино тем временем наблюдали за мной. Две дюжины роз - чудо красоты на длинных черенках, сверкающие, как бесценные рубины, были закутаны в тонкую зеленую бумагу. Нагнувшись, я закрыла глаза и погрузилась в их аромат, а затем открыла маленький белый конвертик, находившийся внутри.

"Когда дорога становится крутой, крутой становится на лыжи. В Аспене после Рождества. Ни пуха, ни пера. И присоединяйся ко мне, - было написано на карточке. - Я люблю тебя. Марк".