Демон ветра - Роман Глушков

– И впрямь бессердечная скотина, – подытожил он, вздыхая. – А то и хуже…

Но обиженная Лисица не уходила, продолжала в молчании сидеть рядом, подтянув колени к подбородку и потупив взор. Солнце тем временем неторопливо скрылось за горизонтом, и над Марселем начали сгущаться сумерки. Вернулись из города подвыпившие Аспид с компанией. Поскольку на Сото они даже не глядели, они явно не ушли дальше того трактира, где их оставила Лисица. И все-таки каратель незаметно наблюдал за ними: если байкеры все-таки обнаружили в Марселе его портрет и задумали недоброе, косые недружелюбные взгляды выдадут их с головой. Но судя по всему, Мара подозревал их напрасно. Разве только за прошедшие часы байкеры сумели хорошо натренироваться в лицемерии, что было маловероятно.

– Зачем ты едешь в Ватикан? – внезапно полюбопытствовала Лисица; Сото думал, что она уже не проронит сегодня ни слова.

– Я, кажется, тебе говорил, – буркнул он. – Хочу отдать кое-кому долги.

– Точно так же, как ты отдал их мадридскому инквизитору?

– Это уж как получится, – ответил Сото. – Предки учили меня, что с долгами надо рассчитываться как можно быстрее. Не важно, кому и сколько ты должен – чем быстрее расплатишься, тем лучше.

– Ради кого или чего ты вообще всем этим занимаешься? Повзрослел и вдруг решил поквитаться за сектантов-родителей?

– Нет. Хотя человек, ради памяти которого я это делаю, и впрямь был мне как отец. Я остался виноват перед ним – он рассчитывал на меня, а я его подвел.

– И что, ты надеешься таким образом искупить перед ним свою вину? – Лисица снисходительно поглядела на друга. – Уверяю тебя, мертвым совершенно наплевать, что думают о них живые. Мертвые мертвы и останутся такими навечно, что бы ты ради них ни делал и как бы при этом ни старался. И тем более глупо убивать во имя мертвых. Тот человек – он что, просил тебя умереть ради него? Ведь ты сам сказал, что он был тебе как отец. Разве отец попросил бы о таком своего сына?

– Давай не будем больше на эту тему, – попросил Мара. – В конце концов, это мое дело, и незачем тебе терзаться чужими проблемами.

– Чужими?! – вздрогнула Лисица. Глаза ее сверкнули: она снова была готова накричать на Сото, но запал ее уже иссяк, и потому говорила она хрипло и подавленно. – И ты говоришь это после всего, что у нас с тобой… как я думала…

И она совсем сникла.

– Зря ты так думала, – пробормотал Сото, озадаченный поведением подруги. Ее волнение, ее слова… Он раньше и не предполагал, что его судьба способна волновать кого-то еще, а тем более такую свободолюбивую девушку, как Лисица. В чем причина? В том, что они с ней похожи внешне и принадлежат к одной древней расе? Но ведь, насколько он помнил, Лисица не интересовалась подобными вопросами. В остальном же они – совершенно разные люди, так что дружба их была лишь мимолетным знакомством, какие обычно и происходят в байкерской среде. Так, по крайней мере, считал Мара.

Лисица в унынии теребила ремешок на своем сапоге. По ее бегающему взгляду было заметно, что девушке не терпится что-то сказать, но ей никак не удается собраться с духом.

– Выслушай меня, пожалуйста, – наконец решилась она. Голос ее звучал тихо, и Сото с трудом разбирал, о чем она говорит. – Не буду больше этого скрывать – ты мне небезразличен. Почему? Если бы я только знала… Я была знакома со многими парнями, но с ними я распрощалась легко и после ни разу ни о ком из них не жалела. Даже о Тесаке (Сото был в курсе: так звали парня, который оставил Лисице байк). С тобой – все по-другому. Ты особенный, причем не только внешне. Я не хочу, чтобы ты уходил. Умоляю: выброси из головы всех своих врагов – они недостойны того, чтобы думать о них день и ночь. Разве ты еще недостаточно поквитался с ними? По-моему, даже чересчур. Забудь о них и оставайся. Ради меня. Давай уедем подальше отсюда. Без Аспида и его придурков – только ты и я. Я знаю кое-кого из бродяг по ту сторону границы – они нам помогут. Никакие Охотники не отыщут тебя на востоке. Ну что скажешь?.. Ради меня, Сото!

Сото не отвечал, отрешенно наблюдая, как ветер гонит по склону холма бумажный лист с крупным заголовком «Разыскивается…». Плакат уносило вдаль, и догнать его было уже непросто. Куда умчит его ветер за ночь? Окончит ли плакат свою короткую жизнь, размокнув под дождем в горах, или угодит на растопку печи в рыбацкой хижине? Одному Всевышнему известно. А ведь изначально плакат предназначался для самых благих целей: помочь в поимке убийцы и тем самым спасти чью-то жизнь, а то и не одну. Плакат не выполнил своего предназначения, хотя убийца находился от него буквально в шаге, и отныне судьба измятого бумажного листа ничем не отличалась от судеб тысяч его собратьев, носимых ветром по всей стране.

В образе этого бездушного обрывка бумаги Сото видел себя. Ветер, что сорвал тидора с места и понес по стране, неминуемо приближал его к жизненному финалу, который был пока неизвестен. Но то, что финал не за горами, – сомнений не вызывало. Судьба Мара была почти написана, осталось только дописать в ней последний абзац. Каким он будет: коротким и емким или затянутым, но бессмысленным, наполненным ненужными рассуждениями на тему «почему я всю жизнь шел по этому пути и свернул с него перед самым концом?».

Никто не торопил Сото с выбором, но выбор он сделал быстро, как и пристало выбирать человеку, ступившему на этот особый путь. Как и учили предки: семь вдохов и семь выдохов. Принятое по истечении их решение ни обсуждению, ни отмене уже не подлежало…

Мара ничего не ответил Лисице, молча улегся на палатку и закрыл глаза. Пусть думает, что он размышляет над ее предложением. Пусть думает, что Сото – бессердечная скотина. Пусть думает все, что угодно: незачем продолжать разговор, если заранее знаешь, что он ни к чему не приведет.

Лисица не настаивала. Повздыхав немного в одиночестве, она прилегла возле друга, положила голову ему на плечо и запустила руку ему под куртку – словно старалась удержать возле себя. Сото открыл глаза и погладил Лисицу по щеке. Девушка улыбнулась, после чего взяла его ладонь и нежно переложила себе на грудь. Мара посчитал, что его вторая рука оказалась при этом незаслуженно обиженной, и отправил ее прогуляться по другим приятным участкам тела подруги… Прелюдия, с какой вот уже две недели кряду начиналась каждая их совместная ночь. Игра, где не было места словам и где никто не требовал от партнера чего-то невозможного…

Сон Лисицы был сладок, к тому же во сне она обладала особой привлекательностью, поэтому выпускать ее из объятий не хотелось: разбудишь – и словно погубишь нежный цветок, который осыпается даже от легкого прикосновения. Однако Сото все-таки рискнул. Он покинул нагретую постель и спящую подругу с такой филигранной аккуратностью, с какой не двигался даже во время ночных визитов во вражеские цитадели. Лисица не проснулась, и это было к лучшему – Мара не собирался отказываться от своих замыслов, даже если бы потревожил ее чуткий сон.

В этот вечер Сото не брал в рот ни капли спиртного, так что голова его была свежая, а мысли – ясными; изрядно забытое за две недели состояние. К тому же их последний откровенный разговор с Лисицей выветрил остатки опьянения, как алкогольного, так и того, которое Мара всегда испытывал, находясь рядом с очаровательной брюнеткой. На самом деле их недавняя близость была прощальной, но Лисица не знала об этом. Знал только Сото, но он промолчал, иначе никакой близости не было бы, а если бы и была, то уже не столь захватывающая. Наверняка такой поступок являлся подлым, и все же Сото совершил его, желая запомнить две последние недели на всю оставшуюся жизнь. Пусть лучше прощание будет таким – легким и приятным для обоих, – нежели наполненным пустыми словами и обещаниями, которым уже никогда не суждено исполниться.

Решение было принято, и сомнения не терзали больше Сото. Решение болезненное, но необходимое, как ампутация пораженного гангреной пальца. Лишние колебания и угрызения совести грозили изъесть ржавчиной неуверенности и сломить стальной боевой дух карателя. Такое уже происходило – Мара чувствовал. Искушение бросить все и удариться в бегство вместе с прекраснейшей женщиной в мире было настолько велико, что Сото уже всерьез начал задумываться, а так ли необходимо совершать то, что он замыслил. Сеньора ди Алмейдо все равно не вернуть, и даже молодой сеньор Рамиро смирился со смертью отца… Подобные мысли и впрямь напоминали гангрену, только проникающую не в кровь, а в сознание. Избавляться от них следовало незамедлительно.

Сото покидал банду Аспида, оставляя его, Лисицу и прочих своих новых друзей здесь, в окрестностях Марселя, мирно спящими вокруг костра. Говорят, что у британцев даже есть такое правило – уходить не прощаясь. Очень хорошее правило, надо признать: незачем тратить время на сантименты, лишающие путника спокойствия перед дальней дорогой. Путь до Ватикана каратель знал во всех подробностях – Аспид успел рассказать ему об окольных тропах Апеннинского полуострова, о надежных людях, к которым следует обратиться за помощью и о неприятностях, что могут приключиться по дороге. Горючего у Мара имелось в избытке, и он даже снял одну запасную канистру, оставив ее возле байка Лисицы. Хороший прощальный подарок – дорогой и практичный. К нему также прилагалась палатка, на которой сейчас спала девушка. Сото верил, что Лисица оценит подарки по достоинству, и они хоть ненамного, но подсластят ей горечь разлуки.