Ричард Длинные Руки — ландесфюрст - Гай Орловский

Рейнграф Чарльз оглянулся, ответил мрачным голосом:

— Мы тоже выгребли все из поясов и даже отдали зашитые в седлах камешки… Думали, лучше уже не существует!

— Обидно, — сказал и стальграф Филипп.

— Пойдемте в большой зал? — пригласил Хаурдэн. — Там готовится пир в честь нашего прибытия.

Рейнграф вздохнул.

— Да-да, конечно. Надо сюда дорогу запомнить.

Стальграф сказал ехидно:

— Как, вы не хотите любоваться розами в саду?

— Сами любуйтесь, любезный сэр, — огрызнулся рейнграф. — А я любоваться буду ходить вот на эти розы!

Я крикнул от входа в главный зал:

— Любезные друзья! Без вас не начнем!

Рейнграф и стальграф, донельзя польщенные, заторопились к распахнутой двери. Там попытались уступить с поклонами мне дорогу, но я на правах хозяина, как заменяющий герцога, затолкал их первыми и вошел следом.

Зал освещен ярко, горят все свечи, рыцари уже начали пир, столы ломятся от обилия еды и вина, а под стеной на помосте высится отдельный стол, покрытый красной скатертью.

Герцогиня Иля сидит на своем месте, а рядом с нею в кресле герцога развалился весьма вольно сенешаль Вервельд, сейчас уже в очень богатой одежде, на груди золотая цепь из пятиугольных блях с драгоценными камнями в каждой, руки на подлокотниках кресла так, что в первую очередь бросаются в глаза кольца на пальцах.

Я посмотрел в удивлении, а потом еще раз, да, все верно, только большие пальцы без колец, а на остальных по два, а на указательных вообще по три. Да все массивные, толстые, с крупными камнями, что можно делать такими — даже в носу не порыться всласть без риска оцарапать верхнюю губу…

Шаги мои звучат мощно, словно идет статуя командора, сенешаль перехватил мой взгляд, застыл, в глазах на мгновение мелькнула ненависть.

Я ступил на первую ступеньку, обошел стол с краю и пошел с весьма суровым видом.

В зале стало тихо, сенешаль зыркнул по сторонам, вскочил, поклонился и сказал с поклоном:

— Ваша светлость, прошу вас!.. Простите, но в отсутствие герцога я занимал это место, потому что и в его отсутствие люди должны знать…

— Пошел вон, — сказал я вельможно.

Он согнулся — могу и врезать, выражение моего лица такое, — торопливо сбежал в зал. Я думал, сядет где-то с рыцарями, однако те откровенно хохочут над ним, и он торопливо вышел из зала.

Леди Иля, как мне показалось, вздохнула с облегчением, а я поймал себя на том, что смотрю в заполняющийся людьми зал с некоторой ревностью, он в самом деле соперничает с королевским в Геннегау. И по размерам, и по пышности, о несметных богатствах говорят даже массивные подсвечники из серебра, что торчат из стен, а еду нам подали на блюдах из золота.

Я, как сюзерен, сижу во главе стола на помосте, кресло подо мной герцожье, мне, как сюзерену, оно полагается даже при хозяине, а уж в его отсутствие я даже не усомнился занять его и находиться рядом с бесподобно хорошенькой леди Илей, его миниатюрной женой, над которой всегда острят, что она даже мельче своего имени, но может упасть под тяжестью титула… Как я помню, там что-то очень длинное с перечислением земель, владений и привилегий.

— Хорошо у вас, — сказал я с чувством. — Отдыхаю душой… Жаль, недостает леди Жозефины.

Леди Иля сказала с упреком:

— Сэр Ричард, что вы сделали с бедной девочкой!.. Она до сих пор верит, что вы убили сэра Генетера за то, что тот отпустил ей не совсем пристойный комплимент!

Я пробормотал:

— А разве я убил его не из ревности?

Она сказала с легкой гримаской досады:

— Хоть со мной не играйте! Вы его убили по каким-то государственным соображениям, а моей бедной дочурке сказали то, что она хотела бы втайне услышать!.. Нехорошо.

— Хорошо, — возразил я.

— Почему?

— Женщинам надо говорить то, — сказал я наставительно, — что они хотят услышать. Потому что все женщины — дуры.

Она вскрикнула шокированно:

— Сэр Ричард!

Я нежно поцеловал ей руку.

— Как хорошо, что вы не женщина, а светлый ангел…

— Ой, — сказала она с удовольствием, — никак комплимент? Мне никто их не говорит в этом горном краю. Разве что скоро вернется сэр Витерлих, и тогда начнется…

Я удивился:

— Он что, с тех пор от вас и не уезжал?

Она рассмеялась.

— Вы почти угадали. Но он такой веселый и забавный, постоянно шутит, с ним так хорошо, сэр Поло… ой, простите, сэр Ричард!

На дальнем конце нашего стола сдержанно трудится над бараньей ногой сэр Готмар, он пробормотал достаточно громко:

— В королевстве его называют вообще Завоевателем.

Я отмахнулся:

— Кем меня только не называли… Из них «сукин сын» было самое ласковое. А где теперь леди Жозефина?

Она мягко улыбнулась.

— В замке ее мужа. Все было сделано по вашей рекомендации. Удивлены? Но вы в самом деле назвали лучший вариант. Она в конце концов… не без нашего давления, правда, приняла предложение руки и сердца сэра Трандерта.

Я пробормотал:

— Уверен, они хорошая пара.

Ее голос прозвучал мягко и сочувствующе:

— Вам не нужно чувствовать себя виноватым, сэр Ричард. Вы не могли жениться, как все вас подталкивали. Теперь я это понимаю.

Готмар посмотрел на меня с суровой ехидностью.

— А жаль, что нельзя жениться на всех женщинах, что бросаются на шею?

— На всех нельзя, — ответила за меня Иля, — но на двух-трех можно. Или чуть больше. Обычай тетравленда еще существует, хотя церковь его искореняет. Правда, сама же и вводила, когда нужно было населить опустевшие земли…

Я пробормотал:

— Ну, этот обычай применяется только, как вы верно сказали, в случаях крайней необходимости. А мы бодро и с песнями переходим в период благополучия, где должны прекратиться войны, болезни, засухи, землетрясения…

Она мило улыбнулась, оценив шутку, а Готмар что-то хрюкнул в блюдо с мясом.

Глава 3

Я наклонился к ней и шепнул едва слышно прямо в нежное розовое ушко, чуть-чуть любопытно оттопыренное:

— Ваша светлость, почему вы боитесь своего сенешаля?

Она вздрогнула, ее лицо, и без того аристократически бледное, сейчас же вовсе побелело.

— Сэр Ричард, — прошептала она, — что вы придумываете?

— Это заметно, — сказал я настойчиво и так же тихо. — Если даже я, такой грубый и нечуткий, это заметил, то другие вообще о вас беспокоятся!

Не поворачивая головы, она пугливо посмотрела направо, потом налево, вращая только огромными испуганными глазами, круглыми, как у птицы.

— Все неправда…

— Ну да, — сказал я саркастически, — а то я не вижу. И сидел с вами рядом, какая наглость!.. Я могу чем-то помочь?