Ричард Длинные Руки — ландесфюрст - Гай Орловский

Она печально улыбнулась.

— Ах, милый сэр Ричард!

— Почему вы грустите? — поинтересовался я. — Что герцог не участвует в вашем веселье? Так мы скоро отправимся в Гандерсгейм, где он отважно и доблестно сдерживает натиск злобных дикарей и наносит в ответ яростные удары! Это разве не веселье?

Она ответила слабеньким голоском:

— Да-да, конечно. Ах, оставьте меня, сэр Ричард… У меня ужасно болит голова…

Я согнал улыбку с лица и сказал твердым голосом:

— Ваша светлость, я не верю, когда голова начинает болеть, прямо раскалываться в нужный момент. Вас гнетет что-то серьезное. Весьма гнетет и даже давит, вы даже горбиться начали! Скажите мне всю правду!

Она отпрянула, попыталась выпрямить еще больше и без того идеально прямую спинку.

Наши взгляды встретились, я улыбался, но ее глаза блеснули слабеньким гневиком.

— Как вы… разговариваете?

Я сказал подчеркнуто твердо:

— Как настоящий, а не картонный сюзерен. Мне вот до всего есть дело. Вы с герцогом мои подданные, признаете это или нет. И я забочусь о вас!.. Говорите, или…

Она спросила с испугом:

— Что «или»?

— Или я поставлю и свою охрану возле дверей вашей спальни, — ответил я, — а кроме того, велю своим людям сопровождать вас всюду. Даже если пойдете в отхожее место! Может быть, это и не самое мудрое из моих распоряжений, но я твердо намерен узнать, что вас гнетет! Возможно, что-то затевается против моих людей? И против меня?

Она молитвенно сложила у груди ладони и смотрела на меня снизу вверх, как испуганный ребенок на строгого родителя.

— Могу поклясться!..

— В чем?

— Против вас ничего!

— Ага, значит, все-таки затевается! А против кого?

Она закусила губу, большие детские глаза начали наполняться слезами. И хотя знаю, что больше поплачет — меньше пописает, однако все-таки женские слезы действуют иногда сильнее, чем даже истошный рев младенца.

— Сэр Ричард, — произнесла она с мольбой, — ну почему вы не можете мне поверить?

— Ваша светлость, — произнес я церемонно, — приставленная к вам стража покажет только мое желание позаботься о вас. Это одобрил бы и герцог, и все, кто вас любит. Так что ваше стремление избегнуть такой простой и ясной защиты… говорит против вас. Вы затеяли что-то нехорошее!

Она заломила руки:

— Он меня убьет! Решит, что это я вас упросила поставить у дверей моей спальни стражу!

— Кто, — спросил я с расстановкой, — он?

Она в страхе огляделась, глаза от ужаса уже как блюдца.

— Вервельд…

Я сказал с удовлетворением:

— Ну, ваша светлость, теперь вы понимаете, что я должен знать все. Иначе велю схватить этого сенешаля и приведу к вам на очную ставку…

Она вскрикнула:

— Нет! Только не это…

Через несколько минут я уже действительно знал все. Вервельд появился при дворе сравнительно недавно, но так умело со всеми общался, что от каждого получал поддержку, хотя нередко потом люди изумлялись, с чего вдруг поддержали этого человека.

Поговаривали, что он искусен в черной магии, однако Вервельд уклонялся от прямых вопросов, только улыбался таинственно. Ему поручали некоторые работы, все выполнял быстро и точно, и как-то все приняли как должное, что он вскоре стал сенешалем всего замка.

Герцог с большим войском отбыл в Сен-Мари в неведомый и загадочный Гандерсгейм, а Вервельд, успев поутолять похоть практически со всеми служанками замка и фрейлинами герцогини, обратил мрачный взгляд на одинокую хозяйку крепости и герцогства Ундерленды.

Пока он рассыпал комплименты, Иля сперва лишь улыбалась, потом морщилась, наконец встревожилась, а Вервельд, чувствуя свою силу и умело манипулируя всеми, начал неспешное продвижение к цели.

Возможно, он нацелился на что-то и повыше, чем просто переспать с могущественной хозяйкой Ундерлендов, не дурак же, чтобы удовольствоваться такой ерундой. Постель как цель — это для юнцов и просто тупых, а Вервельд выглядит так, словно его мозг работает без отдыха все двадцать четыре часа в сутки.

— Надеюсь, — прошептала она в конце печального рассказа, — он испугается своей дерзости… и опомнится!

— Или ему станет стыдно, — сказал я с иронией. — Или вдруг совесть взыграет… Ох, что-то не верю.

Она сказала с упреком:

— В человеке нужно искать хорошее!

— Ладно, — ответил я, — дадим ему шанс. Я буду ждать его в вашей спальне. Если он войдет и осмелится приблизиться к постели — заслужил смерть. Если постоит у запертой двери и уйдет… что ж, спасет свою шкуру. Хотя за намеки и желание влезть в вашу постель… гм… я бы повесил все равно.

Она сказала с упреком:

— Вы жестокий человек!

— Жизнь такая, — ответил я сокрушенно, — а так вообще-то я самый мирный и пушистый зайчик на свете! Сидел бы в кустах и жрал украденную морковку. Увы, не дают… Приходится отбиваться. А я такой зайчик, что если вмажу в справедливом гневе, а он у меня всегда справедливый…

Она сказала слабо:

— Вам нужно идти к своим людям.

Я отмахнулся:

— Уже поздно. Одни все еще сидят за столом, другие отправились спать, дорога в Ундерленды всегда тяжелая. Лучше я сразу в вашу спальню.

Она вскрикнула в ужасе:

— Прямо вот так?

— Не в постель же, — пояснил я.

Она сказала быстро:

— Но мой вечерний туалет… Фрейлины всегда раздевают перед сном…

— Прекрасно, — сказал я. — Тогда я зайду прямо сейчас и спрячусь. Они вас разденут и уйдут, в коридоре у вашей двери на ночь встанет стража… Гм, герцог был предусмотрителен, отдавая некоторые приказы. Так что все будут знать, что к вам ночью никто не приходил… Гм, только как пройдет сам Вервельд?

Она содрогнулась.

— Все стражники больше слушаются его, а не Готмара! Кроме того, он умеет отводить глаза…

— Это многое объясняет, — согласился я. — Хорошо, леди Иля, вы топайте своими крохотными лапками к гостям, пожелайте им спокойной ночи, а потом с хвостом фрейлин в спальню. Я подсматривать не буду, клянусь! Я же благородный рыцарь.

Ее фрейлины долго и церемонно помогали ей раздеваться: сняли оба рукава — пришивать к платьям еще не додумались, пока только пристегивают, — старательно распустили шнуровку корсета и тоже сняли как черепаховый панцирь, долго расплетали ленты в хитроумной прическе, наконец эта высокая башня рухнула и, заструившись по плечам, легла на груди, опустившись до пояса, а на спине — до поясницы.

С распущенными волосами герцогиня выглядит молодой и прекрасной, я засмотрелся, чувствуя, как чуточку быстрее пошло стучать сердце.