Двуявь - Владимир Прягин

дело в том, что люди за эти полвека изменились необратимо и больше не верят в сказку и чудо? Мечты перестали быть по-детски наивными, их потихоньку подтачивает цинизм – даже у нас в Союзе, не говоря уже о зазеркальной России, где всё давно сгнило на корню…

– Можно я уточню ещё раз? – спросил Юра. – Хронологии ради. Значит, в конце пятидесятых – успех, изобретён «антиграв». Потом в течение полувека – спокойствие, тишь да гладь. А теперь вдруг – как прорвало, третий кандидат в кудесники за три года. Чем это объяснить?

– Объяснение, по-моему, простое и очевидное. Перемены назрели, и если не принять срочных мер, то…

Входящий вызов прервал эти рассуждения – Фархутдинов выслушал чей-то краткий доклад, нахмурился и буркнул:

– Я понял. Оставайтесь на месте.

– Что там такое? – спросил студент.

– Рядом появились «химеры». Постояли, посмотрели, но в переулок входить не стали. Явно планируют какую-то пакость, нам пора улетать.

Самохин покачал головой:

– Я больше не хочу от них бегать.

– У вас возникли идеи по поводу активации?

– В каком-то смысле. Погодите секунду…

Юра снова задумался. В последнее время – вольно или невольно – он постоянно сравнивает свой мир с зазеркальем. Благодаря подсказкам из сна удалось заполучить амулет, и уже почти не остаётся сомнений, что именно там, на той стороне, находится ключ к разгадке. В общем, рассуждая логически…

– Товарищ Фархутдинов, у меня к вам деликатная просьба, – Юра присел на лавку. – Прикажите кому-нибудь из ваших ребят в меня выстрелить. Дротиком, разумеется, а не какой-нибудь экспансивной пулей.

– Простите, не понял вас.

– Мне надо ненадолго заснуть, хотя бы на пять минут. А потом вы меня разбудите – вколите стимулятор, у вас ведь наверняка имеется…

– Юрий, – сказал чекист, – когда я спросил вас насчёт идей, имелось в виду нечто рациональное.

– Я не буду вам ничего доказывать. Но если вы не хотите, чтобы я повторил судьбу двух ваших предыдущих подопытных, сделайте то, о чём я прошу. Сейчас это единственный шанс.

Несколько долгих секунд комитетчик смотрел на него в упор, потом проговорил:

– Хорошо. Только, естественно, не на лавке – идите в машину, садитесь в кресло. Спать можно и в полёте.

– Взлетать не надо. Я понимаю – странно звучит, но я откуда-то знаю, что должен быть на земле. Стартуйте, если только совсем крайняк.

Выдержав ещё один взгляд, он двинулся к аэрокару. Дождь, уронивший первые капли, когда Юра был ещё на проспекте, а после этого взявший паузу, теперь наконец решил, что пора приступать всерьёз – асфальт покрылся густыми крапинками.

Студент опустился в одно из кресел и постарался расслабиться, но это было не так-то просто. Фархутдинов шагнул в салон, держа шприц-дротик в руке. Пояснил:

– Стрелять незачем, достаточно уколоть.

– В шею?

– Можно в предплечье, подействует всё равно.

– Как скажете, – Юра задрал рукав.

– Бужу через пять минут.

Самохин кивнул и ощутил укол.

Глава 12. Двуязвимый

Марк судорожно вздохнул и открыл глаза. Потребовалась пара мгновений, чтобы осознать ситуацию: он стоял, привалившись спиной к неопрятной будочке, где продавали водку, а Римма с Элей отчаянно вцепились в него, не давая свалиться наземь.

– Всё, – проговорил он, – можете отпускать.

– И что это было? – раздражённо спросила Римма. – Снова на ходу засыпаешь?

– Типа того. Надолго я отключился?

– Секунд на пять. Скажи спасибо – еле поймали.

Сыщик прикинул – время стремительно ускоряется, спрессовывается, превращается в концентрат. Пять секунд? За этот мизерный промежуток он увидел почти полдня из жизни теней – полюбовался праздничной демонстрацией, послушал объяснения комитетчика и даже подержал в руках амулет. То есть, строго говоря, всё это проделал не Марк, а комсомолец Юра, но разница в данном случае несущественна.

Амулет, если верить сну, действительно непростой – запомнилось ощущение увесистой грозной силы. Впрочем, плевать – от ООО «Трейсер» требуется только найти эту штуку, чтобы освободиться от обязательств, а Римма пусть сама разбирается, как лучше её использовать. Идеальный вариант – это если дочка и папа вгрызутся друг другу в глотку и, выражаясь высоким штилем, взаимно аннигилируют, а сыщик тихонько смоется. Лишь бы не свалиться от истощения раньше времени…

– Мне надо передохнуть – посидеть немного, съесть что-нибудь.

– Ладно, хрен с тобой, – сказала мотоциклистка, – пообедаем, а заодно расскажешь, что у тебя там за озарение. Пошли, тут за углом есть подвальчик, знакомый осетин держит. Не бомжатник, нормально кормят.

– Ладно, пошли. А ты, Эля, езжай домой. У нас тут работа.

– Нет, – вдруг пискнула та, – я с вами!

Римма уставилась на неё как на заговорившую курицу. Сыщик тоже несколько удивился и повторил:

– Говорю же – у нас дела, причём довольно серьёзные. Тебя взять никак не можем.

Девчонка не желала сдаваться:

– Ты из-за этих дел опять заболеешь! Я же вижу, у тебя глаза такие же, как тогда! Упадёшь и будешь лежать, а она тебе не поможет…

Марк с досадой подумал – всё-таки он сильно перестарался, когда привязал её к себе через яд. Нет, она ему тогда помогла, с этим спорить трудно, но теперь-то как от неё отделаться?

– И вообще, – продолжала Эля, – ты сам меня только что подозвал – и сразу же прогоняешь! Это нечестно!

Римма уже открывала рот, чтобы выдать явно нецензурную фразу, но Марк остановил её жестом. Его вдруг одолели сомнения. Бывают ли такие случайности? Может, он оказался здесь именно для того, чтобы как-то ещё задействовать глупышку из «Гравитации»? Может, у неё особая роль? Выглядит сомнительно, но…

– Она идёт с нами, – сказал он Римме.

– Ты издеваешься?

– Нет. Следую интуиции, как обычно.

Стреляющая блондинка закатила глаза и, развернувшись на каблуках, зашагала по тротуару в сторону перекрёстка. Сыщик в сопровождении Эли потопал следом, чувствуя себя старым, разбитым и, что удивительно, трезвым: за те секунды, что он пробыл в отключке, хмель выветрился бесследно, как будто сон продолжался много часов. Даже обидно, честное слово…

В заведении, куда Римма их привела, они заказали осетинские пироги с начинкой из картошки и сыра. Сыщик, кроме того, затребовал ещё сто пятьдесят граммов водки, проигнорировав скептический взгляд мадмуазель Кузнецовой и укоризненную гримаску Эльвиры.

Горячий пирог под водку пошёл отлично – Марк жадно, торопливо жевал, чувствуя, как вместе с ощущением сытости возвращается способность соображать. Эпизоды из сна и яви, всплывая в памяти, уже не заслоняли друг друга, а постепенно выстраивались в единую и осмысленную картину.

Картина эта лишь подтверждала то, что для Марка и так было аксиомой, а вот мальчику Юре почему-то не приходило на ум. Или, может,