Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович

Но людям свойственно верить и надеяться до последнего и в меру сил своих способствовать свершению ожидаемого и чаемого. Но если и это было уже невозможно, то можно было просто надеяться на чудо. Очевидно, это последнее понемногу овладевало всеми. Но чудо возможно только при содействии Церкви и святых или тех, кто прославился чудесами и исцелениями и кто народом почитался за праведника и святого. Наверное, в условиях тяжелой болезни императора в семействе Романовых сочли за благо пригласить такого человека, сделав это скорее от отчаяния, чем ожидая реальных результатов.

Иоанн, в ожидании возможного нового приглашения к царю, времени не терял и не сидел на одном месте. 11 октября он едет в Ялту, где служит литургию в городском соборе при огромном стечении народа, а затем совершает молебен о здравии Александра III.

12 октября Иоанн по просьбе членов императорской семьи служил обедню в Ореандской церкви[208]. Наследник впервые присутствовал на богослужении, столь непохожем на привычное ему с детства придворное. «Он очень резко делает возгласы, — заметил Николай Александрович в своем дневнике, — как-то выкрикивает их. Он прочел свою молитву за Папй, которая произвела сильное впечатление на меня»[209]. В этот же день Иоанн успевает побывать в имении великого князя Александра Михайловича, в имении князя Юсупова и во дворце князя Воронцова.

13 октября был день рождения великого князя Михаила Николаевича, и все дети государя, а также наследник с невестой завтракали у князя в Ай-Тодоре. И вновь, теперь в Ай-То-дорской церкви, служил Иоанн. Не всех его служба впечатлила. Как заметил именинник, было как-то странно видеть очень нервно настроенного человека, с каким-то резким голосом, отрывистыми движениями, совершающего литургию.

По возвращении в Ливадийский дворец Иоанн принимает делегации православных Крыма. В последующие дни он побывал в имении Селям графа Орлова-Давыдова, в Гурзуфе и служил в церкви села Аутка.

17 октября император срочно потребовал к себе отца Иоанна. Свершилось то, чего желал священник: он исповедовал и причастил государя. Таким образом, как он сам определил, миссию свою в Ливадии можно было считать оконченной. В этот раз на государя Иоанн произвел очень хорошее впечатление, хотя весь этот акт и был для него, бесспорно, очень утомительным.

В 11 часов дня члены царской семьи снова собрались на молебен в Ореандской церкви. Теперь по случаю чудесного избавления царской семьи от опасности при крушении царского поезда в Борках в 1888 году[210]. Как и несколько дней назад, служил Иоанн Кронштадтский.

Однако 18 октября случилось то, о чем все предпочитали не думать и вместе с тем боялись и со страхом ожидали — началось резкое ухудшение самочувствия больного.

Утром следующего дня, в день своих именин, Иоанн получает многочисленные телеграммы из десятков и десятков городов России. Он спешит на службу в дворцовую церковь. По окончании литургии пришла весть из дворца — срочно прибыть к императору. Вряд ли это было личное желание государя, скорее и в этот раз он уступил императрице, все еще надеявшейся на чудо.

Александр исповедовался и причастился. В конце он пожелал, чтобы Иоанн возложил руки на его голову.

— Отдохните… вам трудно так, — через некоторое время проговорил император.

— Нет, нет… я не чувствую усталости… Не тяжело ли вашему величеству? — ответствовал Иоанн.

— Напротив… Мне очень легко, когда вы держите…

— Это от того, что я явился тотчас по совершении литургии и дланями своими я держал Пречистое Тело Господне и был причастником Святых Таин.

— Вы — святой человек. Вы — праведник. Вот почему вас любит русский народ, — медленно произнес Александр.

— Да, — отвечал Иоанн, — ваш народ любит меня.

— Любит, потому что он знает, кто вы и что вы…

Ночь на 20 октября была особенно тревожна. Государь стонал, испытывая мучения. Одышка не давала ему спокойно дышать… Он упросил поднять его и устроить в полусидячее положение… Иногда он впадал в забытье, но вдруг со стоном просыпался… Однако ни на что не жаловался. Его пересадили в кресло… подали утренний кофе.

Государь выразил желание вновь видеть отца Иоанна.

«Я поспешил явиться, — читаем мы запись Иоанна. — По желанию государыни императрицы я прочитал молитву об исцелении болящего и помазал его елеем из лампады от чтимой чудотворной иконы, доставленной усердствующими чрез одного из ялтинских священников»[211].

В спальню стали приходить близкие и родные императора. Появились великий князь Владимир Александрович, сестра государя великая княжна Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская, члены императорской фамилии. Казалось, государь не удивлялся их появлению, но каждого ласково обнял и поцеловал. Постепенно собралась вся семья. Дети и родня осознавали близость кончины Александра и мысленно прощались с ним, как и он прощался с родными и близкими ему людьми. Самообладание императора было так велико, что он даже поздравил великую княгиню Елизавету Федоровну с днем ее рождения.

После трех часов дня государь пожелал причаститься. Пришел духовник царской семьи отец Иоанн Янышев. Вместе с ним вошла вся семья и министр двора, все встали на колени, и умирающий царь внятно, на вид совершенно спокойно, стал читать молитву перед причастием: «Верую, Господи, и исповедую…»

После причастия государь как будто несколько оправился и продолжал оставаться в том же кресле среди своих самых близких членов семьи. Стоявшая на коленях государыня обнимала голову Александра, склонившуюся набок и прислонившуюся к голове императрицы. Больной больше не стонал, но еще поверхностно дышал, глаза были закрыты, выражение лица спокойно. Члены семьи стояли вокруг на коленях, Иоанн Янышев читал отходную. Врач взял пульс… его не было, прекратилось и дыхание. Государь скончался. Императрица не двигалась, как окаменевшая. Все вокруг плакали. В скорбном молчании стоял и Иоанн Кронштадтский.

Но вот все начали подыматься с колен и подходить к покойнику… Лишь царица оставалась в том же положении около часа, не двинув ни одним мускулом. Прощались члены семьи, свита и ближайшая прислуга. Императрица не двигалась. Прощание закончилось. Она всё продолжала сидеть в той же позе, обнимая голову своего мужа. Только теперь окружающие заметили, что она была без сознания. Ее подняли и на руках отнесли на кушетку.

В четыре часа пополудни на площади перед Малой церковью в Ливадии протопресвитер Янышев прочитал манифест, в котором император Николай II возвестил народу своему о кончине Александра III и о вступлении своем на прародительский престол. Потом приведены были к присяге на служение новому государю России особы царской фамилии, чины двора и войска.

Гроб с телом Александра III через Ялту, Севастополь, Спасов Скит (место крушения царского поезда в 1888 году), Харьков, Орел и Москву был перевезен в Санкт-Петербург. Иоанн Кронштадтский был в составе свиты, сопровождавшей траурный поезд. 7 ноября в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга сонм иерархов Русской церкви во главе с митрополитом Санкт-Петербургским Палладием (Раевым) совершил отпевание самодержца. Столь долгого и торжественного прощания с царем Россия не помнила: как будто предчувствовали, что хоронить Романовых больше не придется.

Завершившееся царствование Александра III как будто было призвано убедить подданных империи в том, что любые уступки, завоеванные при самодержавии, непрочны, поскольку зависят от воли очередного монарха. Лев Толстой определил деятельность этого самодержца как «разрушившую все то доброе, что стало входить в жизнь при Александре II, и пытавшуюся вернуть Россию к варварству времен начала нынешнего столетия».

Пребывание Иоанна Кронштадтского в Ливадии в трагические дни болезни и смерти Александра III никак не сказалось на отношении к нему двора. Не возникло никакой близости, он остался тем же, кем и был — просто одним из многочисленных священников православной церкви, протоиереем Андреевского собора в Кронштадте, не «свой», но теперь и «не совсем чужой». Более того, среди царской семьи были и те, кто открыто выражал свою антипатию к Иоанну Кронштадтскому. Великий князь Николай Михайлович признавал «недюжинность» священника, но все же видел в нем прежде всего «актера», умевшего приводить толпу и отдельных более слабых характером лиц (чаще всего женщин) в религиозный экстаз и пользоваться для этого обстановкой и сложившимися условиями. В своих публичных беседах, уже после Октябрьской революции, князь довольно едко высказывался об Иоанне: «Манеры у него порывистые, истерические: молится, как будто Богу приказывает — вот его Бог часто и не слушается… Помню я Иоанна Кронштадтского на праздновании крестин Наследника в Ново-Петергофском дворце: восседал он там за парадным столом среди больших сановников в великолепной шелковой рясе с орденскими звездами — такой румяный, упитанный и усердно пьет шампанское. Как Александру Третьему он предсказал выздоровление, так новорожденному Алексею напророчил долгую жизнь и счастливое царствование».