Война. Часть 1 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович

— В итоге, — поддакиваю я, — через две недели после начала войны немецкие войска выйдут к нашим границам.

— Две недели, сомневаюсь. Польская армия, всё-таки миллион человек. Ну допустим, за два месяца. А дальше что, на нас нападут?

— Нет, на Францию, — как о чём-то само собой разумеющемся замечает подруга.

— «Линию Мажино» штурмовать будут? — недоверчиво щурится Шпанов.

— Нет, обойдут её через Бельгию, Голландию и Люксембург…

— «План Шлиффена»? Разгром Франции за сорок два дня? Что за чудо-оружие поможет германцам в его реализации, — глаза писателя указывают на томик Алексея Толстого, лежащий на журнальном столике у дивана, — гиперболоид инженера Гарина?

— К гиперболоиду вернёмся позже, — начинаю злиться я, — а меч-кладенец у них скоро будет, он сейчас выковывается на заводах Круппа и оттачивается в генеральном штабе сухопутных войск вермахта. Это — немецкие танковые дивизии нового типа.

— А как же бомбардировочная авиация? — Шпанов растерянно переводит с меня на Олю и обратно.

— Ну и авиация, конечно, — сбавляю я напор, — но не такая как у вас в книге описана, — это будет авиация фронтовая, истребительная, бомбардировочная и штурмовая. В общем, авиация поля боя.

— Всё равно не понимаю, — потупился писатель, — откуда у вас такая уверенность, как и что произойдёт? Этого никто знать не может.

— Информации у товарища Чаганова побольше вашего, товарищ Шпанов, — раздался разочарованный голос подруги, — в самых разных областях…

— Сильная стратегическая авиация ни нам, ни немцам в ближайшие десять лет не по силам. Быть может лишь американцы, вложив астрономические средства, могли бы добиться успеха на этом пути. Короче, всё что вы описали в вашей повести если и произойдёт, то не в будущей войне…

— Вы же не хотите краснеть перед военными людьми через несколько лет, когда все ваши прогнозы окажутся неверными? — подхватывает Оля, — ведь ваша книга разойдётся по стране миллионным тиражом.

— По договору я должен сдать рукопись в ВоенГИз на следующей неделе, — Шпанов опускает голову.

— То есть время ещё есть, — мой голос сочится оптимизмом, — в крайнем случае попросите отсрочку до конца года.

— Но, товарищи, это же будет совершенно другая книга! — обхватывает голову руками писатель.

— Это будет гениальная книга! — добавляет пафоса подруга, — Война начнётся с неожиданного массированного удара по нашим аэродромам, танковые клинья взломают нашу оборону наших УРов, сомкнуться в глубоком тылу, окружив целые армии. Но наше командование умело маневрируя вверенными войсками, выведет их из окружения, на второй рубеж обороны, навяжет свою волю агрессорам, обеспечит мобилизацию и эвакуацию мирного населения. И все образы из вашей книги можно оставить, вот только неплохо бы лучше раскрыть образ Олеси Богульной, усилить романтическую линию. Я — без пяти минут врач, помогу вам добавить фактуры по медицинской части…

— Хорошая мысль, — не даю писателю вставить слова, — чтобы ускорить работу надо взять соавтора, какого-нибудь студента или выпускника Литературного института. Прочёл недавно в «Октябре»…

— Точно, — перебивает меня Оля, — Симонов! Думаю, он мне не откажет, любовная линия будет на нём…

— А я обеспечу вам, Николай Николаевич консультанта — танкиста, соглашайтесь! Ошарашенный Шпанов едва успевает крутить головой.

— Мне надо подумать, — наконец выдавливает он.

— … Хорошо, думайте, — легко соглашаюсь я, — только не долго. Ваша книга востребована уже сейчас, ведь война на пороге. Надо подготовить людей к тяжёлой, кровопролитной схватке, которая будет проходить и на нашей территории.

— Но это же идёт в разрез генеральной линией, — писатель залпом выпивает бокал шампанского, — а как быть с «… и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом»?

— Странный вопрос, товарищ Шпанов, — чеканит слова подруга, — вы же боец идеологического фронта и должны понимать, что ваше произведение предназначено в первую голову для командиров Красной армии…

— Фильм же «Если завтра война» для широкой аудитории, в том числе и для детей, — мой голос звучит по-товарищески, — поэтому он несёт на себе печать пропаганды…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, я… ик… понимаю, — смущается гость, пузырьки выпитого шампанского находят выход.

— … Думаю также, что паровую турбину придётся из книги убрать. Бывает так в истории техники, когда какое-то изобретение появляется на свет слишком поздно. На смену поршневому мотору придёт реактивный двигатель…

— Вы… ик… так считаете?

— Абсолютно уверен, но в будущей войне хватит работы для обоих… Так что думайте, а пока не хотите ли взглянуть на гиперболоид? Алексей Николаевич и не догадывается о его существовании.

Глаза Шпанова становятся круглыми, он согласно кивает.

«Как мы его перевербовали, — незаметно подмигиваю Оле, — за пять минут и без всяких фокусов»…

Москва, Кремль, приёмная Сталина.

8 декабря 1938 года, 18:00.

— Алексей, давненько я тебя не видал… в гражданском, — встрепенулся, дремавший в своём кресле Власик.

Краем глаза замечаю, что несколько посетителей в военной форме повернули в нашу сторону свои головы.

«Ну да, не видались уже больше месяца… раньше я тут бывал почаще… думал, что мой „карантин“ продлится дольше… по большому счёту покушение на Гитлера — крупный залёт… не смог обеспечить выполнение приказа Сталина… хотя, похоже, подписана полная амнистия». Сидящий на диване Ян Берзин приветливо кивает мне головой. Дверь в кабинет вождя распахивается и в прихожую выходит раскрасневшийся Рокоссовский. К нему бросаются военные с танками в чёрных петлицах.

«Ба-а, да это, Штеменко, Катуков, ещё один майор со знакомым лицом… Алымов, под перекрещенными молотком и штангенциркулем с нашей последней встречи добавилась шпала, военинженер второго ранга»!

— Ребята, вы здесь какими судьбами? — спешу к ним, раскрывая объятия.

— Быстро в кабинет, — шикает на нас Поскрёбышев, — товарищ Чаганов, вам особое приглашение?

Вождь в центре кабинета за руку приветствует военных, для которых референты вносят дополнительные стулья. Я вместе с незнакомыми штатскими занимаю место за столом для заседаний рядом с недавно назначенным начальником АБТУ Федоренко. Рядом ближе к столу Сталина расположились Будённый, Мехлис и Шапошников и Берзин, последним — запыхавшийся Голованов. С противоположной стороны столы — штатские.

— Давайте, товарищи, установим такой порядок, — Сталин возвращается к своему письменному столу, — пусть наши танкисты изложат своё впечатление относительно материальной части. Как наша материальная часть проявила себя в Испании и на Хасане. Например, товарищ Катуков успел побывать и там, и там…

«Катуков был на Хасане? Не знал».

— … Затем пусть расскажут о материальной части противника, с которым приходилось сталкиваться. Ну а затем мы им зададим вопросы. Товарищи конструкторы готовьтесь. Кто из танкистов хочет начать?

«Конструкторы».

— Разрешите мне, товарищ Сталин? — подаёт голос плотный майор с орденами Ленина и Красного Знамени на груди.

— Пожалуйста, товарищ Павлов, нет не вставайте.

«Павлов, точно. Мы с ним в Испании не встречались, он был сменщиком Катукова, который вернулся в Союз после меня».

— Замечательная у нас материальная часть, товарищи, — начал с воодушевлением Павлов, — признаюсь, я до Испании не любил Т-26 из-за его маленькой скорости, но уже по опыту боёв могу точно сказать, это не так уж и важно: все остальные технические данные Т-26 — выше всяких похвал. Пробивная сила 45 миллиметровой пушки отличная, пробивает любую броню. Наши осколочные снаряды колют её как орех…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сидящие напротив заскучали.

«Их можно понять, пробивная способность осколочно-фугасного снаряда известна им по результатам испытаний на полигоне. Так, теперь пошли бытовые сценки из цикла рассказы путешественника… Мехлис неудачно спросил о троцкистах в республиканской армии, всё „Остапа понесло“».