Мертвые львы - Мик Геррон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лэм выключил настольную лампу и вышел, заперев за собой дверь.
13
Лондон спал, но беспокойным сном, время от времени открывая то один глаз, то другой. На вершине телебашни безостановочно крутилась лента света, на дорогах в неизменной последовательности мелькали огоньки светофоров, а на автобусных остановках размеренно сменяли друг друга электронные афиши, привлекая внимание отсутствующей публики к выгодным ипотечным сделкам. Машин было меньше, но музыка в них орала громче, и за ними прерывистым шлейфом тянулось тяжелое громыхание басов, гулко бьющих в дорожное полотно даже после того, как машина проехала. Из зоопарка доносились приглушенные вопли и сдавленное рычание. А под деревьями на тротуаре, облокотившись на перила, человек курил сигарету; ее огонек то вспыхивал, то угасал, то вспыхивал, то угасал, как будто всю ночь, до самой утренней стражи, эти неустанные повторения помогали биться сердцу большого города.
За человеком следили невидимые глаза. Этот участок тротуара всегда находился под наблюдением. Заслуживал внимания тот факт, что человеку позволили находиться здесь так долго. Спустя полчаса подъехала машина и, негромко урча, остановилась. Водитель опустил стекло и заговорил напряженно и устало — не из-за позднего времени, а из-за того, к кому пришлось обращаться.
— Джексон Лэм, — сказал он.
Лэм швырнул окурок за ограду.
— Долго же ты раскачивался.
Ривер очнулся, лежа на спине. Над ним распростерлось небо, а под ним катилась земля. Он лежал на тележке. Явно на той самой, из ангара. К тому же он был к ней привязан, как Гулливер: витки бельевой веревки стягивали запястья, лодыжки, грудь и шею. Рот был заткнут скомканным носовым платком, заклеенным поверх изолентой.
Тележку толкал Томми Молт.
— Электрошокер, — сказал он. — Если тебе интересно.
Ривер выгнул спину и напряг запястья, но веревка не поддалась, а лишь сильнее врезалась в тело.
— Лежи спокойно, не то еще раз угощу. Только у меня картриджей больше нет, так что шарахну прямым контактом. Будет очень больно.
Ривер замер.
— В общем, как хочешь.
В списке Кэтрин Томми Молт не значился. А Риверу не пришло в голову задуматься, что делает Молт в Апшоте во вторник вечером, хотя всегда появляется здесь только по выходным.
Колесо тележки ударилось о камень, и если бы Ривер не был привязан, то вывалился бы на землю. Бельевая веревка впилась ему в горло, и он издал какой-то неразборчивый звук; кляп во рту заглушил боль, ярость и досаду.
— Упс. — Молт остановился, вытер руки о штаны и добавил что-то еще, но ветер отнес слова в сторону.
Ривер повернул голову, чтобы хоть чуть-чуть ослабить петлю на шее. До земли было рукой подать. Он увидел черную траву.
А потом вспомнил о том, что обнаружил в ангаре. О грузе на той самой тележке, к которой сейчас привязали его самого. Значит, груза на тележке больше не было.
Наверное, груз перенесли в самолет.
Они сидели в машине. На щеке Ника Даффи виднелся отпечаток примятой подушки.
— И что, по-твоему, должно сейчас произойти? — спросил Даффи. — Два часа ночи, ты стоишь у входа в Риджентс-Парк, смолишь как псих и ничего не делаешь. Повезло, что на тебя не спустили умельцев.
Умельцами называли парней в черном, которые появлялись незадолго перед тем, как завязывалась буча.
— У меня есть допуск, — напомнил Лэм.
— Выписанный в расчете на то, что ты им никогда не воспользуешься, — сказал Даффи. — А меня вытащили из теплой постели, поскольку охранники ночной смены со страху решили, что ты собираешься штурмовать здание. Все хорошо помнят твой прошлогодний фокус с бомбой.
Лэм удовлетворенно кивнул:
— Приятно сознавать, что меня не забывают.
— Да уж, память о тебе как герпес — ничем не вытравить. — Даффи кивнул на здание по соседству. — Внутрь тебя не пустят, а значит, если тебе есть что сообщить, изложи это в рапортичке. Леди Ди очень обрадуется. А сейчас я, по доброте душевной, подброшу тебя до ближайшей стоянки такси. Если мне окажется по пути.
Лэм хлопнул в ладоши — раз, другой, третий. Затем повторил процедуру. Проделал ее еще разок. И не останавливался до тех пор, пока юмор ситуации не выдохся окончательно.
— Ой, извини, — наконец сказал он. — У тебя все?
— Да пошел ты, Джексон!
— Чуть позже, может, и пойду. После того, как ты проведешь меня в Риджентс-Парк.
— Ты вообще слышал, что я сказал?
— Каждое слово. Видишь ли, мы можем сделать по-твоему, но тогда мне придется пешочком возвращаться сюда со стоянки такси и действовать куда грубее. — Он вытащил пачку сигарет, заглянул в нее, убедился, что она пуста, и швырнул на заднее сиденье. — В общем, как хочешь, Ник. Что-то я давненько ничьих карьер не ломал. Занятие веселое, но потом задолбаешься возиться с бумагами.
Даффи смотрел на дорогу, как будто машина ехала по шоссе и впереди наметилась пробка.
— Если бы ты не знал, что облажался, мы бы уже уехали. — Лэм потянулся и потрепал руку Даффи; рука побелела, потому что пальцы вцепились в руль. — Мы все иногда ошибаемся, сынок. Твоей последней ошибкой стала Ребекка Митчелл — ты отпустил ее без должной проверки.
— С ней все чисто.
— Да-да, она девственница, ты проверил. Ну, сейчас она, может, и девственница, но не всегда такой была. Особенно когда играла в «бутылочку» с парой романтических красавцев родом из… откуда же они были родом? А, из России. И по чистой случайности именно она сбила Мина Харпера, который присматривал за важным гостем из… ну, откуда же этот гость? Мне дальше рассказывать или сам продолжишь?
— Тавернер осталась довольна моим отчетом.
— Я больше чем уверен, что так оно и есть. До тех пор, пока кто-нибудь не прольет на него свет и не укажет на огрехи.
— Лэм, ты что, не понял? Она. Осталась. Довольна. Моим. Отчетом, — заявил Даффи, сопровождая каждое слово ударом по рулю. — Велела мне обмотать его ленточкой, завязать на бантик и спрятать с глаз долой. Так что ты не под меня копаешь, а под нее. Ну-ну, желаю удачи.
— Ты прямо как маленький, Ник. Да, распоряжение дала она, но исполнял его ты. И кого, по-твоему, бросят на растерзание волкам?
Оба умолкли. Даффи продолжал барабанить по рулю, отстукивая невысказанные слова. Стук замедлился, запнулся, прекратился, как если бы слова оборвались даже в уме.
— Да уж, — вздохнул
