Вор с черным языком - Кристофер Бьюлман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После четвертого круга любовных утех в ванне под крохотным, но почти нестерпимо горячим водопадом Норригаль оставила меня одного, и я опустил ноги в большой бассейн с теплой водой. Моя спина была сплошь покрыта царапинами и укусами. У Норригаль мастерски получалось укусить точно в миг величайшего наслаждения, а боль приходила уже позже. Горячая вода смягчала усталость редко используемых мышц, которые я растягивал и напрягал во время любовной игры.
Мужчина средних лет, по-лягушачьи плывущий ко мне, не вызвал у меня никаких дурных мыслей. Открывал и закрывал рот он тоже на лягушачий манер, и его подбородок приближался очень медленно, на один дюйм за каждый толчок ногами, поднимавший позади небольшую волну. Наконец он выпрыгнул из глубины и уселся на выложенную плиткой скамью рядом со мной:
– Хорошая здесь вода, и такая теплая, правда?
Обычно я не имею ничего против пустых разговоров, но сейчас они были губительны для приятных воспоминаний, поэтому я только хмыкнул, показывая, что все слышал, но не горю желанием услышать продолжение.
Но он все-таки продолжил:
– Говорят, в этом году здесь случилось убийство.
Теперь уже мне пришлось обратить на него внимание, будь он проклят. Если незнакомец вдруг заговорил об убийстве, лучше быть начеку.
– Что, прямо в банях?
– Ага, вот в этом бассейне.
– Так, значит, ты и был убийцей?
– Нет, не я, – ответил он.
– Ты уверен?
– Уверен.
– Тогда зачем ты мне об этом рассказываешь? – спросил я.
– Просто по-дружески.
– По-дружески было бы сказать мне, где подают лучшее рыбное рагу. Или предупредить, в какой таверне разбавляют вино. А ляпнуть ни с того ни с сего об убийстве – это совсем не по-дружески. Я бы назвал это в лучшем случае зловещим, а в худшем – угрожающим.
– Но откуда мне было знать, о чем ты думаешь?
– Ниоткуда. Может быть, я вообще спал. А тут ты подплываешь и дудишь мне в ухо всякую ерунду.
– Я просто подумал, что ты хотел бы узнать…
– Нет, не хотел бы и не узнаю, что бы там дальше ни случилось. Не нужно мне это.
– Я думал, ты хотел бы узнать…
– Да насрать мне на это, приятель.
Я прикрыл глаза, надеясь, что он уйдет.
– …что должен и дальше следовать за спантийкой.
Я открыл глаза, потому что голос стал другим. Совсем не таким, как у этой лягухи. Это был голос убийцы, скрывавшейся в коте.
Сесты.
Я взглянул на нее, и это в самом деле была она. Татуированная и смертельно опасная, с бесстрастным, безжизненным взглядом, так не похожим на веселые, полные счастья глаза Норригаль. Черная от татуировок губа презрительно выпятилась, твердая чугунная рука ухватилась за край бассейна.
– Ну хорошо, а с чего ты решила, что я не буду следовать за спантийкой?
– Потому что ты теперь драный муж, разве не так?
– Всего на месяц.
– Месяц – это слишком много.
– А какое дело до этого Гильдии? – спросил я, хотя уже знал ответ.
Сердечные дела всегда вызывают подозрения. Известно, что Берущие могли убить человека, чувства которого грозили нарушить планы Гильдии либо привести к измене. К тому же они недолюбливали великих независимых магов, таких как Мертвоножка, Трясошип, Фульвир, не пожелавших преклонить колени перед Гильдией магов. Которая, как известно, была двоюродной сестрой Гильдии Берущих.
Сеста подождала, пока молчание выполнит за нее всю работу.
– Просто хочу убедиться, что у тебя нет никаких замыслов романтического побега. Ты пойдешь туда, куда отправится спантийка, и точка. Будь настороже, малыш Кинч, и знай свое место. Мы убеждены, что спантийка разыскивает инфанту Мирейю, племянницу спантийского короля. Она была в наших руках, но мы ее упустили и теперь надеемся, что птичья воительница сможет ее найти. Помни, что ты всего лишь клещ на заднице спантийки и стоит тебе упасть, как тебя раздавят.
– Тогда кот – блоха на клеще, а ты – какашка в пузе у клеща.
Она хмыкнула и едва сдержала полуулыбку:
– Остроумно. Но пока ты не сделался еще остроумней, взгляни сюда.
Она указала на татуировку у себя на груди, слева от часов. Там было изображено сердце и три слова на кешийском: «сердце», «стук» и еще одно, означающее одновременно и «призыв», и «сообщение».
– Смотри, смотри.
Через мгновение я заметил, что татуированное сердце забилось. И слабо засветилось, несмотря на свою черноту.
– И что оно делает? – спросил я.
– Сохраняет мою жизнь. Потому что показывает, что я жива. Если я умру, оно погаснет, и вместе с ним погаснет такое же сердце в Пигденее. Когда это случится, к тебе и твоим родным пошлют нежданных гостей. Знаю, я уже говорила об этом, просто решила показать тебе, что это не пустая болтовня. Нам нужно, чтобы ты знал, что ты наш. Подумай об этом, прежде чем возобновлять свой языческий лунный обет, если, конечно, вы оба проживете этот месяц.
В тот момент я ненавидел ее. Ненавидел Гильдию. И жалел, что не отправился на Гоблинскую войну, пусть даже я погиб бы там или остался без пальцев.
– Ты просто завидуешь, – сказал я.
– Чему?
– Счастью, – по наитию ответил я, и она умолкла.
Ненадолго, но я наверняка угодил по ее больному месту.
– Что ты об этом знаешь, Шутник? То, что ты называешь счастьем, – это просто ветер, который ощущаешь, падая со скалы. Я пришла сюда, чтобы удержать тебя. Теперь это дело Гильдии. Своими любовными клятвами ты поставил девушку под удар. Я надеялась, что ты будешь осмотрительней.
– Я уже говорил тебе, что` сделаю, если ты будешь ей угрожать.
– Точно. Убьешь кота, когда я буду у него внутри. Свернешь ему шею и так далее.
– Думаешь, я этого не сделаю?
– Думаю, ты просто перестал соображать. Провались сейчас земля под твоими ногами, ты в своем увлечении этой девчонкой ничего бы не заметил.
– Если ты ее тронешь…
– Заткни свою дыру и слушай, Kinch á Glurris Na Filleen.
Услышав свое настоящее имя: «Кинч с реки, из рода Филлина», я сразу умолк.
А она продолжила:
– Твой родной дом в Плата-Глуррисе стоит у подножия холма возле Сверкающей реки. Когда твоя мать сбивает масло, она смотрит на воду и напевает. Обычно это бывает песня о девушке, которая утонула, а потом вернулась назад в облике лягушки и пела под окном своего возлюбленного. Помнишь слова этой песни?
Я попытался прожечь ее взглядом насквозь, но ничего не вышло.
– Да, похоже, что помнишь. Так вот, раз в девять дней твоя мать
