Книга судьбы - Брэд Мельцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что? Ты что-то нашел?
— Всего только личное дело Бойла, — ответил Дрейдель, вынимая из коробки папку толщиной в дюйм. — А это значит, что сейчас мы с тобой узнаем, что президент на самом деле думал о своем старом друге Роне Бойле.
Глава семидесятая
— Послушайте, я вообще-то занят, — заявил Кенни, закрывая дверь перед носом у Михея и О'Ши. — Может быть, вы сможете зайти в другой?..
О'Ши сунул ногу в проем, не давая двери захлопнуться. Он выудил из кармана значок сотрудника ФБР и поднес к щели, чтобы Кенни мог взглянуть на него.
— Мы полагаем, что сейчас — самый подходящий момент для того, чтобы побеседовать с вами, — требовательно сказал он. Реакция Кении его ничуть не удивила. После членов семьи труднее всего расколоть старых друзей.
В глазах Кенни полыхнуло недовольство, когда он посмотрел на Михея, а потом перевел взгляд на О'Ши.
— Уэс славный мальчик, — упрямо повторил он.
— Никто и не утверждает обратного, — миролюбиво откликнулся О'Ши, когда они с Михеем вошли внутрь. Он быстро обвел взглядом кухню. То, что Уэс уже ушел отсюда, не имело особого значения. Главное заключалось в том, чтобы понять, что именно он увидел, пока находился здесь.
— Вы родились в Ки-Уэсте? — поинтересовался Михей, обменявшись взглядом с напарником.
Михей остался в кухне. О'Ши перешел в гостиную.
— В Ки-Уэсте нельзя родиться, — резко бросил Кении, явно раздражаясь.
— Тогда откуда вы знаете Уэса? — спросил О'Ши, подходя к стене с черно-белыми свадебными фотографиями.
— Может, для начала поведаете мне, чем вызваны эти расспросы? — возмутился Кении.
— Какая красота! — заявил О'Ши, разглядывая снимок коротко стриженной невесты, которая игриво покусывала жениха за ухо. — Это вы фотографировали?
— Я, но…
— Вы работали в Белом доме вместе с Уэсом? — вмешался Михей, не давая Кенни возможности взять себя в руки.
— Типа того, — пробурчал Кении. — Я был…
— Фотографом, — закончил вместо него О'Ши и взял в руки оправленный в рамочку снимок президента Мэннинга, на котором он смотрелся в кувшин для воды в Белом доме. — А-а, я помню это фото. Да вы настоящий волшебник, не правда ли, мистер… Прошу простить, не запомнил вашего имени.
— А я вам и не представлялся.
— В самом деле? Почему бы нам не исправить эту досадную оплошность? — нагло заявил О'Ши, ставя фотографию в серебряной рамочке на столик. — Меня зовут агент О'Ши, а вы…
— Кенни. Кенни Куинн.
— Подождите… Кенни Куинн? — переспросил Михей. — Откуда мне известно это имя?
— Оно не может быть вам известно, — парировал Кении. — Если только вы не являетесь редактором журнала или не работаете в пресс-центре Белого дома.
— Вообще-то я провел некоторое время в округе Колумбия, — мимоходом заметил Михей, выходя из кухни и направляясь впереди Кенни в гостиную.
Шедший за ними О'Ши заметил на столике для коктейлей папку-скоросшиватель на три кольца.
— Это ведь вы получили премию, верно? — поинтересовался Михей, стараясь привлечь внимание Кенни.
— Пулитцеровскую, — сухо подтвердил тот.
— Итак, вы были там в тот день? — задал очередной вопрос Михей.
— На гоночном треке? Нас там было много.
— Но ведь именно вы сделали тот снимок, не так ли? Снимок Трусливого Льва?
— Прошу меня простить, — заявил Кенни, поворачиваясь к О'Ши, — но пока вы не скажете, что ищете, я не стану отвечать…
Ответом ему послужило сдавленное шипение, и на лбу у Кенни появилось маленькое темно-красное отверстие. Фотограф мешком повалился на пол, а Михей, не веря своим глазам, уставился на О'Ши, который держал в одной руке пистолет с глушителем, а в другой — папку-скоросшиватель.
— Ты спятил? — взорвался Михей.
— Они опознали тебя, Михей.
— О чем ты говоришь? Этого не может быть!
— В самом деле? Тогда что, черт возьми, это такое? — заорал О'Ши, стуча стволом пистолета по пустому пластиковому кармашку.
— Да здесь могло быть что угодно…
— Не в этом кармашке, а под ним! — прошипел О'Ши и перевернул чистую страницу, за которой обнаружилась очередная фотография. — Может быть, станешь уверять меня, что это не ты? — язвительно поинтересовался он, показывая на групповой снимок, на котором, если приглядеться повнимательнее, можно было безошибочно узнать Михея, скромно стоящего в сторонке.
— Это… это невозможно… мы выкупили все до единой фотографии… просмотрели все записи…
— Очевидно, Кенни решил приберечь несколько штук для своей частной коллекции! Ты что, ничего не понял, Михей? Уэс все знает! Он ухватился за кончик ниточки, и когда он размотает весь клубок, то ты предстанешь перед ним во всей своей очаровательной наготе!
— Подумаешь, большое дело. Ну, зададут они мне несколько вопросов. Ты же знаешь, что я им ничего не скажу. Но вот это… Ты хоть понимаешь, что своей дурацкой стрельбой вызвал лавину, которая может похоронить под собой всех нас?
— Не волнуйся, — спокойно ответил О'Ши. — Я постараюсь так расположить тела, что полиция наверняка решит, что здесь произошло обычное ограбление.
— Тела? — непонимающе переспросил Михей. — О чем ты толкуешь? У тебя что, несколько трупов?
О'Ши приподнял пистолет, и ствол его смотрел прямо в грудь напарнику.
Крепко вбитые в подсознание инстинкты дали о себе знать, и Михей метнулся вправо, а потом, подобно дикой кошке, прыгнул на О'Ши. Он слегка согнул пальцы, так что они стали похожи на когти, явно намереваясь выцарапать О'Ши глаза.
Со стороны это выглядело довольно-таки впечатляюще. Михей был очень быстр, отметил краешком сознания О'Ши. Но все-таки недостаточно, чтобы увернуться от пули.
В эту самую секунду полуденное солнце Ки-Уэста коснулось его светлых волос, отчего они вспыхнули золотистым ореолом вокруг его головы.
— Прости, Михей.
Снова раздалось негромкое шипение. Потом сдавленный стон.
И Троица стала Двойкой.
Глава семьдесят первая
— Только не говори, что потеряла его. Не расстраивай меня.
— Я не теряла его, — заявила Лизбет своему редактору, прижимая к уху сотовый телефон. Она разговаривала на ходу и только что вошла в здание редакции через главный вход. — Я просто отпустила его.
— Я разве не предупреждал, чтобы ты не говорила таких слов? Ты что, слушаешь меня и не слышишь? — поинтересовался Винсент. — В чем состоит незыблемое правило номер один?
— Всегда поддерживай разговор.
— Отлично. Вот тебе незыблемое правило номер двадцать шесть с половиной: никогда не выпускай Уэса из своего чертова поля зрения!
— Тебя там не было, Винсент, и ты не видел, как он расстроился. За пятьдесят минут — за все время полета обратно — единственное, что он сказал мне… — Лизбет умолкла.
— Лизбет, ты здесь? — встревожился Винсент. — Я тебя не слышу.
— Здесь я, здесь. Где же мне еще быть? — ответила она, помахав рукой охраннику и направляясь к лифту. — Пятьдесят минут мертвой тишины! Парень не смотрел в мою сторону, отказывался говорить со мной, даже не обругал меня ни разу. И можешь поверить, я предоставила ему для этого все возможности. Он просто смотрел в окно, делая вид, что меня здесь нет. А когда высаживал меня у редакции, то даже не попрощался.
— Ладно, он на тебя обиделся. Ты задела его чувства.
— В самую точку. Но вся штука в том, что я не просто задела его чувства. Он слишком давно занимается своим делом, чтобы его мог по-настоящему задеть какой-то репортер, но вот выражение его лица… Я сделала ему больно.
— Лизбет, избавь меня от этой сентиментальной чепухи — ты всего лишь делала свою работу. Хотя подожди, я ошибся. Если бы ты действительно делала свою работу, то в ту же секунду, как он тебя высадил, развернулась бы и последовала за ним.
— На чем? Он уехал на моей машине.
— Ага. Получается, он угнал твою машину?
Лизбет выдержала паузу.
— Нет.
Теперь пришла очередь Винсента держать паузу, и она была очень долгой.
— О господи, ты сама отдала ему свой автомобиль? — заорал он. — Незыблемое правило номер двадцать семь: не позволяй себе расчувствоваться. Незыблемое правило номер двадцать восемь: не влюбляйся в мечтателя. И правило номер двадцать девять: не позволяй грустным обезображенным парням задевать струны своего сердца и мучиться сознанием вины оттого, что они грустные и обезображенные!
— Ты даже не знаешь его.
— Если кто-то передвигается в инвалидной коляске, это вовсе не значит, что он не наедет тебе на ногу. Ты знаешь, что значит для нас эта история… особенно для тебя, Лизбет.
— И для тебя тоже.
— Но в первую очередь для тебя, — вспылил он.