Пустыня смерти - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф

Гас подкрадывался к животному долгих три часа. Последние триста ярдов он полз на животе. Время от времени антилопа вскидывала голову и осматривалась, но по большей части щипала траву. Гас подползал все ближе и ближе — он вспомнил, как не попал в ту, первую антилопу, хотя и стрелял с довольно небольшого расстояния. Он хотел подобраться как можно ближе — тогда уже наверняка не промажет и с гордостью вернется к ребятам с мясом, да и сам вдосталь полакомится вкуснятиной.

Он подкрался к антилопе ярдов на двести и решил подползти еще ближе, чтобы стрелять с расстояния ста пятидесяти ярдов. Голову он прижал к земле, стараясь не показать зверю свое лицо. Длинноногий как-то рассказывал, что дикие звери прерий особенно пугаются, увидев белые лица, индейцы могут подкрадываться к ним совсем близко. Лицом Гас уткнулся в землю, да еще по самые брови нахлобучил шляпу. Когда он пополз на расстояние убойного выстрела, решил быстро взглянуть, поднял голову, но, к своему замешательству, животного не увидел. Тогда он привстал, осмотрелся — антилопа исчезла. Гас подбежал к тому месту, где она стояла, подумав, что та, может, залегла, а затем заметил, как она мчится на север вдалеке, гораздо дальше, чем они видели ее пасущейся на траве. Преследовать ее — дело бесполезное.

Он поплелся назад, и тут его охватила паника: он забыл, в какую сторону нужно идти. Может так получиться, что ему не удастся найти Длинноногого и Калла. Затем он вспомнил, что в том месте из земли торчит большой камень, он проползал мимо него. Гас сделал полукруг, нашел камень и вскоре пошел верной дорогой.

Вернувшись к своим компаньонам, Гас по-прежнему был раздражен и недоволен.

— Я впустую потратил время, — заявил он. — Антилопа сорвалась с места и убежала. Давайте поторопимся и двинемся в Нью-Мексико.

— Вот как? Да мы уже в Нью-Мексико, — заверил его Длинноногий. — Но пока еще не в нужной нам части этого края. Глаза мои поправляются. Скоро меня не нужно будет вести.

Глаза у Длинноногого и в самом деле поправились, хотя глазные яблоки стали какими-то белесыми. На третьи сутки после грозы, в полдень, он решился снять наглазники. Вскоре он нашел растущий дикий лук и накопал несколько луковиц, достаточно, чтобы погрызть всем троим. Этой еды, конечно, было маловато, но хоть что-то.

Проснувшись на следующее утро, Гас увидел горы. Сперва он подумал, что это далеко на севере вырисовываются грозовые облака. Когда же солнце поднялось достаточно высоко, он убедился, что это не облака, а горы. Калл тоже заметил их, но Длинноногий посмотреть не решился — ему все еще приходилось беречь глаза и не смотреть на слишком яркие предметы.

— Если это горы, ребята, мы спасены. — объявил он. — Между местом, где мы стоим, и горами должны жить люди.

И тем не менее им пришлось шагать весь день голодными, а расстояние до гор, казалось, не сокращалось.

— Что, если мы не выживем? — шепнул Гас Каллу. — Я так хочу жрать, что готов откусить собственный язык или что угодно, до чего можно дотянуться. До этих гор отсюда может быть и пятьдесят миль, откуда нам знать. Пятьдесят миль я не пройду, если не поем чего-нибудь.

— Пройдешь, если нужно, — возразил Калл, — Длинноногий говорит, что мы еще до гор наткнемся на селение. Может, до него всего миль двадцать, ну, тридцать от силы.

— Я мог бы съесть собственный ремень, — опять заныл Гас.

Он и впрямь отрезал кусочек ремня и принялся жевать его и глотать. Но тем не менее, результатом остался недоволен. Кусочек кожи никак не смог облегчить чувство голода.

Они упорно весь день шагали к высоким горам, не обращая по возможности внимания на боли в животе, но все же случались моменты, когда Калл думал, что Гас прав. Они могут умереть от голода, прежде чем доберутся до какого-либо селения. У Длинноногого началась лихорадка — целый день он ковылял один, то и дело спотыкаясь, в каком-то горячечном бреду. Похоже, он думал, будто разговаривает с Джеймсом Боуи, доблестным воином, погибшим в битве под Аламо.

— Мы это не он, мы — это мы, — несколько раз говорил ему Гас, но Длинноногий продолжал разговаривать с Джеймсом Боуи.

К вечеру того же дня, когда тени гор стали ложиться на равнину, Гасу показалось, что он увидел нечто обнадеживающее — тоненькую струйку дыма, пробивающуюся среди теней. Он посмотрел повнимательнее — да, это все же дымок.

— Идет дым из трубы, — сообщил он. — Где-то там стоит дом с печкой и трубой.

Калл тоже заметил дым, а Длинноногим сказал, что чувствует запах дыма.

— Да, конечно же, это запах дров, — подтвердил он. — Полагаю, сосновых. В этой части Нью-Мексико на дрова идет сосна.

Они быстро прошли мили три, но селения так и не увидели. И когда они опять чуть было не впали в отчаяние, вскарабкались на невысокий пригорок, то увидели впереди стадо из сорока-пятидесяти овец, мирно щипавших траву. Залаяла собака и, заметив их, поднялись сидевшие у костра два пастуха. Они были не вооружены и очень испугались при виде трех рейнджеров.

— По-моему, они приняли нас за дьяволов, — промолвил Длинноногий, когда оба пастуха помчались к селению, видневшемуся милях в двух от них. Овец они бросили под охрану двух здоровенных овчарок, которые рычали и с остервенением лаяли на техасцев.

— Зачем они удирают — я так доволен, что наконец-то добрел сюда, — заметил Гас.

Он так обрадовался, увидев вдалеке дома, что готов был расплакаться. Ковыляя по прериям, он частенько думал, а доведется ли ему увидеть снова жилые дома, поспать в одном из них или же просто очутиться среди людей. Пустая равнина вызывала у него тоску по обыденным картинкам жизни: что-то стряпающим женщинам, играющим в салочки детям, подковывающим лошадей кузнецам, пьяным мужчинам в пивных Не раз во время перехода он думал, что все это потеряно для него навсегда — что ему никогда не пересечь равнину и не сидеть снова за столом с женщиной. Но вот теперь все опять возвратилось.

Калл тоже обрадовался, наконец-то дойдя до селения. Он слышал разное про Нью-Мексико, но так и не видел ни одного мексиканца, пока они не наткнулись на пастухов. Он стал было сомневаться, а есть ли вообще в Нью-Мексико города и поселки.

— Я ничего не имел бы против того, чтобы прямо сейчас сделать привал и зажарить одну из овец. — предложил Длинноногий. — Понимаю что это будет недружелюбный поступок. Поэтому, может, они сами сготовят что-нибудь для нас, как только убедятся, что мы не дьяволы.

— Даже если мы отнесемся к ним по-дружески, они все равно будут считать нас дьяволами. — возразил Гас. — Поэтому первым делом я бы подстригся и побрился, да и вам тоже советую.

Калл понимал, что его друг прав. Они заросли и покрылись грязью. У них имелось лишь оружие да одежда. И они были босыми. Так кто же еще, как не дьяволы, могли возникнуть в таком виде прямо из великой равнины?

Они обошли овец стороной — огромные псы следили за ними настороженно, готовые пустить в ход клыки при малейшей провокации; рейнджеры же не имели никакого желания сцепиться с собаками врукопашную.

— Я всегда задавался вопросом, для чего люди держат собак, — сказал Длинноногий. — Ну, понятно, индейцы — они жрут щенят, может, щенячье мясо и вкусное, не знаю. Но крупных собак отделяет от превращения в волков всего один шаг, поэтому глупо держать их слишком близко.

В селении насчитывалось примерно двадцать домов, сложенных из кирпича-сырца. Уже задолго до прихода трех рейнджеров все жители собрались поглазеть на странных незнакомцев. Мужчины, женщины и дети столпились и тревожно озирались. Один или двое мексиканцев держали в руках старые ружья.

— О Боже! Думается, Калеб сумеет завоевать эту страну, если только доберется сюда, — произнес Длинноногий. — У них даже нет ружей и, сомневаюсь, умеют ли они стрелять вообще.

— Кончаем болтать об их покорении, — вмешался Гас.

Жареная баранина напомнила ему, что они помирают с голодухи. Ему не хотелось упускать шанс как следует наесться из-за пустого трепа насчет всяких военных дел. Пусть вопросы завоевания страны подождут, пока они не набьют себе брюхо досыта.