Сара - Дж. Т. Лерой

— Лопнул баллон, собака тяпнула по ногам, только что сбросили, — сообщила Пирожок в микрофон.

— Вас понял, как ваша двадцатка?

— Скоро выйдем к Жемчужным Вратам. Придется кое-что подлатать сзади и сбоку.

— Следуйте намеченным курсом. С кузовом разберемся потом.

Пирожок отключила переговорник и встала, непостижимо сохраняя равновесие в болтающемся грузовике с простреленным колесом. Она кокетливо задрала кимоно, открывая пару черных шелковых трусиков, искусно вышитых огнедышащими драконами.

Раздался новый залп.

— Какой невежа, — сказала Пломбир, махнув большим пальцем назад, — выделывается как дерьмо на лопате, — и снова таранила Стейси. — Пирожок, золотце, знаю, что ты любишь объезжать диких мустангов, но сейчас не время для любви, — рассмеялась Пломбир.

Пирожок иронично улыбнулась, запуская руку в трусики между ног.

— Я лучше знаю, когда держать свои чувства в узде, — сказала она, обращаясь ко мне, — и когда их следует пришпорить.

Она вытащила из трусов маленький блестящий пистолетик, мини-глок 45-го калибра, затем достала из кармана кимоно обойму и вдвинула ее в рукоять.

Запахнув кимоно, Пирожок перегнулась за окно и, прежде чем я успел понять, что происходит, высадила всю обойму. Я услышал визг колес относимой в сторону машины.

Пирожок пошарила под пеньюаром, вытащила новую обойму, высадила ее, до последнего патрона, туда же и снова перезарядила пистолет.

— Теперь обе тачки мотает по дороге на ступицах, — объявила Пирожок, приветливо помахав преследователям на прощание.

Я высунулся и увидел, как водитель Стейси пытается выровнять машину со спущенными передними колесами.

— У меня был любовник-самурай, он давно перешел с меча на сорок пятый калибр. Говорил, что мечи устарели. Он даже снабдил малютку прицелом ночного видения, специально доя меня, — бросила через плечо Пирожок. — Боже, как он стреляет! — вздохнула она и выпустила по врагам еще несколько пуль.

— Пирожок, Жемчужные Врата уже близко, — предупредила Пломбир.

Пирожок опустила пистолет, и впервые с нее исчез налет куртуазности гейши. Привстав с пола, я с ужасом увидел, как впереди выгнулся дугой знаменитый Чит.

— Готовы? — спросила Пломбир, притормаживая у серой металлической конструкции, словно бык перед атакой. Мы с Пирожком, кивнув, набрали, сколько могли, воздуха, раздув щеки, точно белки, запасающие на зиму орехи.

Все мы слышали рассказы дальнобойщиков про страшный Чит-Ривер.

Говорили, что здесь обитают призраки пионеров, которые переправлялись через некогда спокойную и бесстрастную реку в фургонах. Воды завистливо смыли товары и вместе с ними унесли первых поселенцев, навечно исчезнувших под бурными с тех пор водами.

— Эти утопленники не станут лежать спокойно и не пропустят просто так, — предупреждал Глэд всех ящериц, которые собирались за рекой Чит. — И с ними еще духи индейцев, возводивших мост.

Все мы знали истории о том, как машины, без всякого повода, вдруг срывались с моста и падали в Чит. И какие бы высокие ограждения ни ставились, и какими бы сцепляющими составами ни обрызгивали протекторы, и какие бы знаки скоростных ограничений ни выставляли — ничто не могло помешать мертвецам Чит пополнять свою компанию.

Все, что можно было сделать, чтобы уцелеть, — это задержать дыхание в надежде, что мертвецы пропустят тебя, приняв за своего. Говорят, дальнобойщики, которым по многу раз приходилось проезжать по мосту Чит-Бридж, разработали легкие до такой степени, что могли соперничать с великим Гудини.

Посмотрев туда, я увидел далеко-далеко внизу перекатывающиеся воды, что сеяли в воздухе радужные брызги, расплывающиеся, точно крошечные медузы.

Грузовик задрожал по металлической ребристой поверхности, отчего сдерживать дыхание становилось все трудней.

Я увидел, как позади, у моста, остановилась машина Стейси. Его рожа, набирая воздуху, раздулась, словно волынка.

Я прочнее вцепился в сиденье, стараясь преодолеть парализующие вибрации моста, подавляющие все естественные звуки и чувства моего тела.

Пирожок и Пломбир сидели тихо как мыши. Их раскрасневшиеся лица хмуро сосредоточились, ведь чтобы достичь другого берега, надо было ни разу не пополнять запас кислорода.

Закатив глаза, я мчался по мосту сквозь грохот колес, сквозь рев голодных струй под нами и сквозь стоны мертвецов, взывающих к своим потерянным детям и родителям, мчался уже на грани полного изнеможения, с трудом удерживаясь от того, чтобы от ужаса не выдохнуть.

Я видел перед собой лицо Сары — как я приводил ее в чувство, когда у нее однажды остановилось дыхание: из руки торчала игла, точно протекающая авторучка с красными чернилами. У меня тоже перехватило дыхание, пока «скорая помощь» трудилась над ней, пока она вдруг не ожила — внезапно и быстро, как прорастают семена в документальных фильмах о природе. Глаза ее дико смотрели на меня, храня тайны загробного мира. «Я пришла за тобой», — произнесла она.

Никогда, ни разу потом она не повторила этих слов: «за тобой» — значит, из-за меня. Но всегда забирала меня с собой так же беспечно и беззаботно, как шарф, забытый в гардеробе, как чужое, сданное тебе на хранение дитя, как обузу, с которой надо смириться. Она забывала обо мне всякий раз, когда на горизонте маячил очередной заранее обреченный брак, бесполезный, как ядовитый сумах. Я мысленно представил свою смерть. Моя решимость во что бы то ни стало быть с моей мамой — вот чего требовалось мне сейчас больше, чем воздух.

Открыв глаза, я увидел, как лилии на дальнем конце моста приветливо машут нам, словно толпа монахов под белыми капюшонами.

— Почему ты всегда возвращаешься из-за меня? — спросил я ее однажды, когда Сара лежала на кровати, в смутных алкогольных грезах.

Она медленно повернула голову, положила мне руку на затылок и привлекла к себе, жестом игрока, загребающего выигранные в покер жетоны.

— Каждому нужен человек, который знает твое место в мире, — рассмеялась она и уложила меня рядом на подушку.

Белизна лилий становилась все пронзительней и нестерпимей, вместе с давлением воздуха в легких.

— Я знаю, кто ты, — просипел я, задыхаясь, и позволил одинокому мертвецу стащить меня вниз.

— Мы перебрались через Чит, — сказала Пирожок, ухватив ладонями мою голову.

Я потряс головой и понял, что мы по-прежнему в кабине, и все еще едем.

— С тобой все в порядке? — спросила она и провела нежными кончиками пальцев по моему лбу. — Ты чуть кони не двинул. Нельзя было тебе так долго задерживать дыхание.

— А Стейси… упал?

— Это было бы слишком хорошо, — засмеялась Пломбир. — Он еще болтается где-то сзади на своих осях! Впрочем, это уже неважно, мы почти приехали. Смотри! — показала Пломбир.

Пирожок подняла меня с полу, но вместо розовых неоновых вывесок «Голубятни» я увидел желтые указатели весовой станции, на которой положено останавливаться всем грузовым машинам. Желтые огни извещали о том, что станция закрыта.

— Там же никого нет. — Я обернулся к Пломбир, раздосадованный, что она говорит о доме, до которого еще ехать и ехать.

Пломбир притормозила и направила грузовик в ворота станции.

— Они же догонят нас.

В зеркале уже маячил пока еще казавшийся крошечным красный пикап.

— Надеюсь, — с усмешкой сказала Пломбир.

Мы медленно прокатили по пустой парковке.

Сзади донеслись предупреждающие выстрелы.

Стейси — вести прицельную стрельбу с такого расстояния бесполезно, поэтому он наверняка палил в воздух.

— Ишь как его разобрало! — рассмеялась Пломбир и повела фургон в мутный свет фонарей, где и остановилась.

— У него вид, как у собаки, скачущей верхом на дохлой лягушке, — сказала Пломбир и, перегнувшись через меня, распахнула дверь со стороны Пирожка.

— Вы отдадите меня обратно? — спросил я с некоторой надеждой, не в силах представить возвращение в «Голубятню» и жизнь на одном сливовом чае.

— Пошли со мной, — Пирожок протянула руку. Я послушно подал свою, ничуть не удивленный, что Пирожок дрожит, как осенний лист на ветру.

— Это не от нервов, — заметила Пломбир. — Тут другое.

Послышался скрежет колес — это Стейси с компаньонами подруливали к парковке. Я последовал за Пирожком в хмурую темень. Ни одной машины вокруг, не считая пикапов, мчавшихся наперехват. Сейчас мы были как на ладони на этой пустынной площадке. Сжав ладонь Пирожка, я снова почувствовал, как меня бросило в дрожь.

— Стейси перестреляет нас, как тыквы на заборе, — пробормотал я.

— Да уж, не сомневайся, голубчик.

Гарцующий на простреленных колесах пикап шел прямо на нас.

— Простите, мадам? — прокричал Стейси, высовываясь из окошка.

— Что такое? — грациозно обернулась Пирожок. Я тут же спрятался ей за спину, в глупой надежде, что меня не заметят. Смех Стейси, больше похожий на ослиный рев, огласил стоянку. Машины подъехали к нам, окружая.