Легенда о «Ночном дозоре» - Наталья Александрова

Здесь собрались самые знатные и уважаемые граждане славного города Амстердама, те, на ком лежала высокая обязанность состоять в почетном карауле во время посещения Амстердама высокородными особами королевской крови.

Именно стрелковая корпорация капитана Баннинга Кока пять лет назад, во время пребывания в Амстердаме королевы-матери Марии Медичи, была мобилизована для ее торжественной встречи.

В прочее время господа стрелки не слишком утруждали себя заботами об общественной безопасности, от случая к случаю собираясь для упражнений в стрелковом искусстве. Раз в год проводились соревнования по стрельбе, за которыми, разумеется, следовал непременный торжественный банкет, сопровождаемый игрой муниципального духового оркестра.

– Ну, что там минхейр ван Рейн? – проговорил наконец господин капитан, в нетерпении потирая руки. – Он заставляет нас ждать! Это неучтиво с его стороны!

И в эту самую минуту двери мастерской широко распахнулись.

Мейстер Рембрандт стоял напротив входа в домашнем кафтане, вытирая испачканные краской руки, как будто только что закончил работу над картиной.

– Прошу, – сухо проговорил он и отступил в сторону, жестом приглашая гостей в просторную мастерскую и как бы снимая с себя ответственность за дальнейшее.

Господа гвардейцы затихли и чинно прошли в ярко освещенную комнату. Огромная картина стояла чуть в стороне, возле стены, и они не сразу разглядели ее. Но как только разглядели – поднялся настоящий гвалт, как на рыбном рынке, когда там ловят воришку.

– Что это? – воскликнул господин Шоонховен, покраснев, как вареный рак. – Может быть, это бродячий театр? Или передвижной цирк? Разве так положено изображать самых знатных, самых почтенных граждан города Амстердама? Никакого достоинства! Никакого уважения к нашему высокому положению! К нашему весу в городском обществе! Это самая оскорбительная, самая безнравственная картина, какую мне когда-либо случалось видеть!

– Нисколько не похоже на прежние групповые портреты нашей корпорации! – поддержал его моложавый Барент Хармансен. – Тот портрет, который выполнил для наших дедов мейстер Дирк Якобс, был куда как солиднее…

– Надеюсь, ты не оставишь этого без последствий, Рейнер! – визгливо выкрикнула сварливая жена сержанта Энжелена. – Какого-то наемного барабанщика видно едва ли не лучше, чем тебя! А ты ведь не рядовой член корпорации…

– Тем не менее вашего супруга хотя бы можно разглядеть, – обиженно проговорил Ян Клаесен Лейдеркерс. – Меня же вовсе не видно! А я, между прочим, заплатил художнику точно такую же сумму! Сто полновесных гульденов! Чем мои сто гульденов хуже, чем сто гульденов вашего уважаемого супруга?

– Вот именно! – загалдели прочие господа стрелки. – Мы все платили равную сумму и имеем равные права! Художник должен был изобразить нас с одинаковым вниманием и уважением!

– Как покойный мейстер Дирк Якобс! – продолжал гнуть свое Барент Хармансен. – Который, между прочим, взял за свою работу куда меньшие деньги…

– Ну, тогда и времена были другие… – примирительным тоном проговорил красивый господин Виллем ван Рейтенбюрх. – С тех пор, минхейр Хармансен, все чрезвычайно подорожало. Вы ведь тоже, почтенный минхейр, за шелка и сукна берете гораздо большую цену, чем ваш покойный батюшка!

– Так и ткани у меня куда тоньше и лучше качеством! – Господин Харменсен поспешно перешел в активную оборону. – Или уж, по крайней мере, не хуже!

– И вообще, досточтимый минхейр Рейтенбюрх, – поддержал старинного приятеля Ян Клаесен Лейдеркерс, – ваша снисходительность объяснима, вы вполне хорошо видны на этой картине, а меня, к примеру, вовсе не видно!

– Вон там, сбоку, за правой рукой минхейра Ромбута Кемпа, видно ваше лицо, – возразил господин ван Рейтенбюрх.

– Где? – Лейдеркерс приблизился к картине, вгляделся в ее правый край и разочарованно протянул:

– И это все, что я получил за свои сто гульденов? Это же просто издевательство! Где же то равенство, за которое сражались с испанцами наши деды? Меня тут едва можно разглядеть!

Он еще ближе подошел к картине, распушил усы, как готовящийся к драке кот, и запыхтел:

– А что это за поношенная шляпчонка надета у меня на голове? Между прочим, я потратил немалые деньги на свою стрелковую экипировку, а меня вырядили каким-то шутом гороховым!

– И вообще, – подхватил господин Барент Харменсен, – мейстер Рембрандт взял с нас такие деньги, а поскупился на костюмы и экипировку! Вырядил в какие-то старые каски, которые давно уже не приняты на вооружение! Где он только откопал это старье?

– А кто заплатил за этого нищего барабанщика, который помещен едва ли не на самом видном месте? – снова раздался визгливый голос супруги господина Энжелена.

– Господа, не угодно ли вина? – попыталась Гертджи смягчить разбушевавшихся заказчиков.

Кое-кто из стрелков откликнулся на ее предложение, но большая часть продолжала возмущенно обсуждать картину.

– А это еще что за маленькая ведьма? – не унималась мефрау Энжелен. – С какой стати мой досточтимый супруг должен из своего кошелька оплачивать ее изображение? Да еще и выписана она куда тщательнее моего Рейнера!

– Не знаю, не знаю… – заговорил наконец минхейр Баннинг Кок, он же – свежеиспеченный господин де Пумерланд. – Право, не знаю, господа… Все мы знаем, что мейстер Рембрандт – достойный живописец… несколько его картин приобрел наш высокочтимый господин принц Фридрих Генрих Оранский для своего дворца в Гааге, два полотна мейстера Рембрандта купил английский король Карл… Может быть, у такого славного живописца были свои соображения, когда он создавал столь странную картину? Я склонен все же выслушать, что мейстер Ван Рейн скажет нам в свое оправдание!

– Не собираюсь оправдываться! – хмуро проговорил мейстер Рембрандт, выступив на середину комнаты. – Я не берусь учить вас торговле и мореплаванию, производству шелков и сукон! Так и вы – не судите о свете и тени, о красоте и уродстве. Оставьте это мне и поверьте: если вас вспомнят через многие годы и даже столетия – то только благодаря этой картине!

Господа стрелки, в основной своей массе весьма недовольные, удалились. Мейстер Рембрандт без аппетита поужинал и снова поднялся к себе в мастерскую. В последнее время он иной раз и ночевал там, несмотря на все уговоры Гертджи.