Дар Миррен - Фиона Макинтош

Мальчик заверил Уила, что собака прекрасно понимает не только команды, но и любые распоряжения.

Уил не мог нарадоваться на Джорна. Этот парень был настоящей находкой. Он быстро и четко выполнял все поручения, поэтому, отправляясь на похороны, Уил не беспокоился за Илену. Она находилась под присмотром заботливого слуги и надежной охраной Нейва, сторожившего покои снаружи. Уил надеялся, что скоро вернется домой, по ему пришлось задержаться на похоронах.

Поток людей, желавших проститься с генералом, казался бесконечным. Уил присоединился к нему, хотя мог бы воспользоваться предназначенным для знати входом в храм.

– Почему вы не выбрали более короткий путь? – спросила его какая-то женщина, кивнув на величественную, украшенную резьбой арку парадного входа.

– Тирск всегда говорил, что он прежде всего солдат и лишь потом аристократ, поэтому, я думаю, будет правильным войти в храм, где лежит его тело, через вход, предназначенный для простолюдинов, – сказал Уил.

Женщина улыбнулась, довольная его ответом.

– Он был добрым человеком, и всегда хорошо относился к моим девочкам. Как жаль, что он погиб.

Уил вдруг узнал в этой женщине владелицу одного из столичных борделей. В простом платье, с ненакрашенным лицом, она была не похожа сама на себя. Однажды она попросила его защитить работавших в ее заведении женщин от насилия и произвола, и Уил назначил постоянную охрану, которая сопровождала их до дома, когда это было необходимо.

– Вы его знали? – спросил семенивший рядом с ним старик.

У Уила дрогнуло сердце.

– Да, – ответил он.

– А я знал его отца и в течение многих лет служил у него гонцом.

Уил с интересом посмотрел на старика.

– Говорят, Уил Тирск был похож на Фергюса, как две капли воды, – продолжал старик.

– Думаю, ему было бы приятно слышать ваши слова.

– Если бы нелегкая не занесла его в этот проклятый Бриавель, то он был бы сейчас жив и здоров. Не понимаю, зачем он туда поехал?

– Судя по всему, выполнял поручение короля.

– В таком случае неудивительно, что он погиб. Король наверняка поручил ему какое-то грязное дельце, – понизив голос, промолвил старик, и стоявший рядом с ним мужчина зашикал на него.

– Попридержи язык, – предостерег он. – Иначе его вырвут. Ты же знаешь, какие слухи ходят о нашем новом короле.

– А что о нем говорят? – спросил Уил.

Приятель бывшего гонца помрачнел.

– Не знаю, правда ли это, но я слышал, что в замке проводят тайные казни и пытки. Видно, наш новый король пошел в свою матушку.

Уил убедился в том, что народ далеко не слеп. Моргравийцы поняли, что за красивой внешностью Селимуса скрывается жестокая, безжалостная натура.

Когда люди переступали порог храма, шепот смолкал, лица застывали в немой скорби.

Храм, возведенный древними зодчими, поражал величием. Приходя сюда, Уил всегда любовался изящной каменной кладкой и искусной резьбой, украшавшей колонны, стены и своды. Цоколь каждой из тридцати колонн был высечен из знаменитого моргравийского серого камня и изображал какое-нибудь мифическое существо или животное. По поверью каждый ребенок рождался под знаком одного из них. Но о том, какое существо или животное покровительствует ему, человек узнавал лишь в тот момент, когда впервые переступал порог храма Перлиса. Осознание происходило мгновенно, и в момент озарения дух покровителя становился хранителем человека до конца его жизни. Поэтому моргравийцы старались, чтобы их дети посетили храм в раннем возрасте. И лишь короли Моргравии всегда рождались под одним и тем же знаком, их покровителем испокон веков был огнедышащий дракон.

В храме процессия разбилась на небольшие группы. Люди подходили к изображениям своих покровителей, чтобы с благоговением дотронуться до их головы или лапы.

Знаком Уила был крылатый лев, грозное, величественное существо. Оно пленило воображение тринадцатилетнего мальчика с первого взгляда. Уил, дождавшись своей очереди, подошел к высеченному из камня льву и положил ладонь на его прохладную гриву. А еще он любил прикасаться к его крыльям. Дотронувшись до них сейчас, Уил испытал благоговейное чувство, которое всегда ощущал, находясь рядом с каменным изваянием своего покровителя. Ему показалось, что в глубине глаз льва таится скорбь.

– Интересно, какое существо покровительствовало генералу Тирску? – шепотом спросил стоявший неподалеку мальчик у матери, но она зашикала на него.

Уил невольно улыбнулся, глядя на мальчугана.

– Вот это, – сказал он, показывая на крылатого льва. В глазах ребенка вспыхнула радость.

– Правда?

Уил кивнул и, присев на корточки перед мальчиком, промолвил:

– Я знал генерала Тирска. У всех нас – у тебя, у меня и у него – один и тот же покровитель.

– Значит, мы братья, – сказал мальчик, душу которого переполняла гордость.

– Да, братья, – согласился Уил, и они с мальчиком обменялись дружеским приветствием моргравийских легионеров, соприкоснувшись кулаками.

Мать малыша с улыбкой кивнула Уилу, благодаря за доброе отношение к сыну. Их уже теснил поток людей, входивших в храм. Уил больше не мог оттягивать неприятный момент и позволил медленно двигавшейся людской волне увлечь себя туда, где лежало тело генерала.

Ему стало не по себе, когда он взглянул на собственный труп. Тело было обнаженным, и лишь чресла прикрывал кусок белой ткани. Голову генерала украшал венок из красных цветов имольды, одного из государственных символов Моргравии. Селимус распорядился, чтобы генерала Тирска похоронили со всеми почестями, и слуги прилежно выполнили его указания. Так, как сегодня было обряжено для погребения тело Уила Тирска, обряжали только самых знатных и уважаемых людей Моргравии, имевших большие заслуги перед королем.

Взглянув на темно-красные цветы имольды, Уил вдруг заметил, что венок почти сливается с ярко-рыжими волосами, и у него стало тяжело на душе.

Он намеренно пришел в храм пораньше, но у катафалка все равно уже толпилось много народа. Шаркая ногами, люди медленно проходили мимо тела, прощаясь с молодым, безвременно шедшим генералом. Кто-то семенивший рядом с Уилом пробормотал, что из жизни ушел последний Тирск. На Уила накатили грустные мысли, к горлу подкатил комок. Он видел, что люди искренне скорбят об утрате, понесенной Моргравией.

Подойдя вплотную к катафалку, Уил внимательно вгляделся в лежавшее на нем тело. Он заметил, что оно покрыто легкой рыжеватой волосяной порослью. «Почему я раньше не замечал этого?» – удивленно подумал Уил. Бросились в глаза и другие физические особенности, которые прежде ускользали от его внимания. Смерть разгладила черты лица покойного, и теперь уже оно не казалось таким некрасивым, как раньше. С него исчезли веснушки, и кожа, несмотря на покрывавшую ее смертельную бледность, была загорелой и обветренной. Уил всегда считал, что у него мальчишеское лицо, но сейчас понял, что годы, проведенные в Стоунхарте, сильно изменили его облик. Лицо было скорее квадратным, чем круглым, и на нем выделялись тяжелый подбородок и высокий лоб. У генерала были руки много работавшего человека – большие, с короткими толстыми пальцами. Раньше Уил не замечал этого. Они лежали на груди и не прикрывали сквозную рапу, нанесенную мечом Ромена. Любой воин мог бы гордиться такой раной, полученной в честном бою, и многие моргравийцы в знак глубокого почтения дотрагивались до нее. Общее горе сближало людей, поток которых все не иссякал. Проходя мимо в скорбном молчании, Уил тоже прикоснулся к ране на теле покойного и вспомнил ту страшную боль, которая пронзила его, когда в живот вошел клинок Ромена.