Мертвое озеро - Николай Некрасов

Она целые дни просиживала на скамейке у ног своей благодетельницы, в комнате, пропитанной запахом выхухоля, очень любимого Натальей Кирилловной.

Детских игр она не знала; каждую минуту она страшилась разгневать ее. Зину ничему не учили; да и некогда было ей учиться. Если Наталья Кирилловна держала диету, Зина должна была тоже держать диету. Первую ложку всякого лекарства должна была проглотить Зина и верно определить его вкус и запах.

Может быть, поэтому Зина мало росла: хотя ей было уже пятнадцать лет, но она была еще как дитя. Да и Наталья Кирилловна никак не хотела звать ее именем, данным ей при крещении, и считала ее лета не со дня рождения, а со вступления к ней, убавляя таким образом у Зины пять лет.

Зины стали побаиваться в доме не на шутку. Приживалки стали ей льстить, кроме Ольги Петровны; но Зина не боялась ее, надеясь на свое знание характера Натальи Кирилловны и на свою ловкость вывернуться из всяких сетей, какой бы хитрой рукой они ни были сотканы.

Гриша пользовался расположением Зины; она часто отстаивала его от нападения приживалок, в особенности от Ольги Петровны, которая сначала была к нему расположена, а потом вдруг почувствовала против него озлобление.

Зина знала, когда он выходил из дому, в котором часу возвращался, и между ними были дружеские отношения. Одним словом, в доме у Натальи Кирилловны, несмотря на наружное спокойствие и согласие, кипели вражда и зависть и все житейские страсти. Праздность процветала и никого не удивляла в доме. Приживалки целые дни возились с кофеем или чаем, вероятно чувствуя потребность поминутно промачивать горло, пересохшее от болтовни и сплетен.

Глава XXXIV

К концу чаю явился Гриша. Он был высок ростом, хорошо сложен; в его лице было много доброты, а в больших голубых глазах много ума. Одет он был довольно бедно.

– - Что это ты, батюшка, так поздно явился к чаю? -- резко спросила его Наталья Кирилловна, когда он поцеловал ее руку.

– - Я кончил письмо по вашему приказанию,-- отвечал Гриша, подавая Наталье Кирилловне пакет.

Она взяла его, повертела в руках и, положив на стол, сказала:

– - Ну это хорошо! а всё-таки пораньше мог прийти!

Гриша раскланялся с приживалками и стал у чайного стола. Ольга Петровна, передернув ушами, сказала очень громко:

– - Что это как табаком пахнет?

И она вытянула свою красную шею кверху и стала нюхать воздух.

– - Поди-ка сюда! -- сказала Наталья Кирилловна Грише, который смело подошел к ней.

– - Уж не вздумал ли ты курить опять табак? а? -- продолжала Наталья Кирилловна, закидывая голову назад, чтоб поглядеть в лицо Грише из-под своего зеленого зонтика.-- Что ты такой бледный? -- прибавила она.

– - Немудрено! Он по ночам изволит сидеть; а что делает -- глупости читает! -- дрожащим голосом сказала Ольга Петровна.

– - Господи! можно ли так молодому человеку глаза портить! -- сиплым голосом подхватила приживалка с зобом, поматывая медленно головой.

Но, к удивлению всех, Наталья Кирилловна не обратила внимания на слова приживалок и, ухватясь одной рукой за плечо Зины, а другой опираясь на палку, встала с кресел и пошла прохаживаться по зале, что она аккуратно делала всякий день после чаю. Она заглянула в сад, зевнула, снова села в креслы и капризным голосом сказала, обращаясь к приживалкам:

– - Что вы сегодня, точно вороны, насупились!

Приживалки встрепенулись и все вдруг заговорили, принужденно смеясь.

Наталья Кирилловна слушала их болтовню, морщась, и наконец нетерпеливо сказала:

– - Какой вздор вы говорите! ничего не поймешь.

Приживалки замолкли.

– - Сколько градусов тепла сегодня? -- спросила Наталья Кирилловна после минутного молчания.

Всё, что было в зале, кинулось к окну и жарко заспорило между собой. Одна говорила: шестнадцать, другая -- с половиной, третья -- с четвертью.

Зина, стоя за креслами, сказала:

– - Сегодня барометр опустился.

– - То-то я дурно спала! -- заметила Наталья Кирилловна.

– - А не изволили слышать шуму на дворе? -- спросила вдруг Ольга Петровна, злобно взглянув на Зину.

Этот вопрос, казалось, оковал ужасом всех присутствующих, и глаза их тоскливо обратились на Наталью Кирилловну.

– - Да, да, я как будто слышала скрып ворот; а что?

– - А вот извольте спросить у Лукьяна,-- радостно отвечала Ольга Петровна.

– - Позови Лукьяна! -- повелительно сказала Наталья Кирилловна Зине и продолжала: -- И как можно ночью отворять ворота? и для кого?

Лукьян явился с низким поклоном. Он был лет пятидесяти, небольшого роста, с лысиной, с умильно-почтительной улыбкой и не без злости и хитрости в глазах; худощав и одет с необыкновенною чистотою. Его галстух, жилет и чулки были белы как снег. После поклона он мерным и мягким голосом сказал:

– - Всё в доме благополучно-с.

– - А что за шум был ночью? -- спросила Наталья Кирилловна.

– - Сторожевой поймал кошку! -- не запинаясь, отвечал Лукьян.

– - Повесить ее, повесить! -- с жаром перебила Наталья Кирилловна.

– - Исполнено-с.

На лицах приживалок изобразился испуг. Зина радостно улыбалась, поглядывая на них.

Шея у Ольги Петровны, как и лицо, побагровела, уши задергались, и она, задыхаясь, разинула рот; но Зина, следившая за ней, вкрадчиво сказала Наталье Кирилловне:

– - А перед вашим чаем гости приехали к нам.

– - Что? какие гости? -- протяжно спросила Наталья Кирилловна.

– - И ты смеешь так лгать! -- не вытерпев, вскрикнула Ольга Петровна, грозя Зине, которая слегка побледнела и умоляющими глазами смотрела на Лукьяна.

– - Что? кто солгал мне? кто? -- подняв голову, грозно спросила Наталья Кирилловна.

– - Разве можно так обманывать свою благодетельницу! -- в негодовании воскликнула Ольга Петровна.

Наталья Кирилловна с силою стукнула палкой об пол и грозно спросила Зину:

– - Что всё это значит?

Зина стояла с потупленными глазами; но вдруг она подняла их, смело окинула взором всех присутствующих и сказала:

– - Я, право, не знаю, за что Ольга Петровна такие страшные вещи говорит про меня.

– - Так, значит, я лгу? Ах, наглая девчонка! -- в негодовании возразила Ольга Петровна.

Зина залилась горькими слезами.

– - Перестать! -- сердито сказала Наталья Кирилловна.

И, обращаясь ко всем, она произнесла в недоумении:

– - Я ровно ничего тут не понимаю!

– - Федосья Васильевна приехала-с! -- в один голос сказали приживалки.

– - А когда? а когда? что, небось утром? -- обращаясь к Лукьяну, говорила Ольга Петровна.

– - Никак нет-с: ночью,-- отвечал Лукьян.

– - Видите! вот, вот она всё так лжет! -- дрожа от радости, сказала Ольга Петровна, обращаясь к Наталье Кирилловне, которая забарабанила быстро пальцами по столу.

– - Вы что-то сегодня очень сердиты и такие глупости говорите, что, право, скучно слушать,-- встав с кресел и выпрямившись, громко сказала Наталья Кирилловна.-- Ну кто посмеет солгать мне?..

– - Да как можно! избави боже! да видано ли? да слыхано ли? -- раздались в ответ восклицания приживалок.

Тогда Наталья Кирилловна обратилась к Лукьяну и повелительно сказала:

– - Говори, какой шум был ночью на дворе?

– - Кошку ловили-с! -- поспешно отвечал Лукьян.

– - И ты тоже смеешь! -- выходя из себя, говорила Ольга Петровна.

– - Если угодно, я вам убитую кошку покажу: такая рыжая,-- улыбаясь, сказал Лукьян.

Ольга Петровна всплеснула руками и, с ужасом вскрикнув: "Батюшки! мой Васька!", выбежала из комнаты.

Наталья Кирилловна внимательно следила за Лукьяном и Ольгой Петровной, и когда последняя убежала, она пожала плечами и спросила:

– - Что такое с ней?

У всех вдов дрожал на губах ответ, не слишком благоприятный их общему врагу; но Наталья Кирилловна остановила приживалок вопросом:

– - Уж не овдовела ли Федосья?

– - Никак нет-с, с мужем и дочерью малолетнею прибыла. Не угодно ли дать какие-нибудь приказания насчет их?

– - Ах, как Федосья плачет,-- заметила Зина.

– - О чем?

– - Да не знаю, только всё говорит: "Я дура, что не послушалась свою благодетельницу".

– - Ага, опомнилась! верно, у того нечем их кормить стало! -- самодовольно сказала Наталья Кирилловна, вообще полагавшая, что только она одна может устроить участь ребенка и приютить бедную вдову. Она отдала Лукьяну приказание привести Федосью с семейством в залу.

Зина тем временем подробно рассказала ей историю смерти Алексея Алексеича и, тихо опустясь на колени перед Натальей Кирилловной, умоляющим голосом сказала:

– - Мамаша, благодетельница! призрите еще сироту!

Наталья Кирилловна благосклонно сказала:

– - Может, страшилище какое, деревенщина; да притом у ней есть мать и отец: какая же она сирота!

В эту минуту воротилась в залу Ольга Петровна; бросив гневный взгляд на веселое лицо Зины, она побагровела, уши у ней зарумянились и запрыгали; она подошла к креслам Натальи Кирилловны и сказала: