Вильгельм Завоеватель - Поль Зюмтор

Двадцать восьмого декабря 1065 года освящали церковь Вестминстерского аббатства. Эдуард, слишком ослабевший, не мог присутствовать на церемонии. Не прошло и недели, как у него началась предсмертная агония.

Часть третья.КОРОЛЬ АНГЛИИ  

Глава первая. ПУТЬ В ВЕСТМИНСТЕР (1066)

Пятого января 1066 года, накануне Богоявления, король Эдуард, содрогнувшись в последний раз, вытянулся на своей кровати. Он настолько ослабел, что слуге приходилось поддерживать его, подложив руку под затылок. На голове умирающего красовалась корона. С какой торжественной прощальной речью обращался он к своим подданным? Его изможденное лицо уже отрешилось от всего земного. Скорой кончины короля ждали присутствующие — эрлы, прелаты и женщины, среди которых, несомненно, была и королева Эдит, раздраженная постоянным присутствием своего брата Гарольда, поведение которого она (если верить Гильому из Пуатье) решительно осуждала. Голос Эдуарда был столь слаб, что присутствовавшим приходилось наклоняться к изголовью, чтобы разобрать его слова[27]. Что говорил он? Этого мы не знаем, и потому от нас скрыта подоплека последующих событий. В развернувшейся затем борьбе каждый на свой манер толковал последние слова Эдуарда. Одно представляется бесспорным: умиравший поручил заботам Гарольда свое королевство и свою супругу. Однако на каких условиях? И что подразумевала эта «забота»?

Безжизненное тело короля откинулось на ложе. С головы его сняли корону, закрыли ему глаза и в молитве опустились на колени.

С этого момента в ближайшие двадцать четыре часа события будут развиваться с поразительной, почти подозрительной быстротой. Ночь прошла в тайных совещаниях. На рассвете 6 января, когда весть о кончине короля еще не распространилась за пределы Лондона, его тело положили на носилки и кортеж направился к Вестминстеру: за бесценным грузом, лежавшим на плечах восьмерых носильщиков, шагала светская и духовная знать, и звон похоронных колокольчиков вдоль всей процессии (нормандский по своему происхождению обычай) сопровождал короля в последний путь. На всем не очень продолжительном пути следования жители Лондона прощались со своим королем, которого любили и уже успели прославить святым[28]. Но едва лишь покойного накрыла могильная плита на хорах собора Святого Петра, как присутствовавшая на его похоронах знать собралась на витенагемот и избрала Гарольда королем Англии. Тут же его короновали и помазали. Отлученный от церкви архиепископ Кентерберийский Стиганд провел обряд совместно с архиепископом Йоркским Элдредом, чтобы никто не смог оспорить правомочность церемонии. Затем Гарольд взошел на трон, с короной на голове, облаченный в тунику и мантию, с державой и скипетром в руках. В народе не замечалось ни малейшего волнения, поскольку Лондон располагался в той части королевства, которая с давних пор находилась под влиянием клана Годвина.

На всё про всё потребовалось лишь полдня. Смена власти свершилась без сучка и задоринки, и в этом чувствовались тщательно продуманный план и твердая воля одного человека — Гарольда. Однако так ли уж хорошо взвесил он свои шансы? Вот он стал королем, которого избрала знать и благословило высшее духовенство, но реальное значение этого титула зависело от того, как прореагируют на происшедшее эрлы севера и иностранные дворы. Словно бы желая юридически закрепить за собой вновь обретенное достоинство, Гарольд тут же занялся законотворчеством. Хронист Флоренс Уорчестерский хвалил меры, принятые им сразу же после коронации, поскольку, по его мнению, он тем самым упразднил несправедливые законы предшественников, ввел суровые наказания за всякого рода преступления и защитил церковь, проявив себя благонамеренным и благочестивым правителем. Позаботился Гарольд и о своих сторонниках, понимая, что их поддержка еще пригодится ему: он слишком хорошо знал характер Вильгельма Нормандского, чтобы не ожидать ответных шагов с его стороны. Во Фландрии Тостиг настраивал против него графа. Но откуда ждать первого удара? Хороший тактик, Гарольд оказался плохим стратегом, ибо его темперамент мешал ему заглядывать далеко вперед.

Когда вести из Англии дошли до герцога Нормандского, он как раз оправлялся от короткой, но тяжелой болезни, во время которой имел возможность еще раз удостовериться в преданности своих подданных. Строго говоря, поспешное восшествие Гарольда на престол не могло быть для Вильгельма полной неожиданностью, и все же его реакция была весьма бурной. Как сообщает Вас, он охотился в окрестностях Руана, когда к нему прибыл вестник, с глазу на глаз передавший ему сообщение. Наблюдавшие со стороны могли видеть, как герцог, разразившись проклятиями, во весь опор поскакал к реке, отвязал лодку и на ней добрался до дворца, где, сидя за столом, закрыв лицо плащом, погрузился в долгие размышления. Может быть, до сего дня он считал себя единственным законным наследником Эдуарда? Или же в результате молниеносного озарения он вдруг понял, какой благоприятный, сулящий успех, неповторимый, нежданный и негаданный случай представляется ему? Со дня смерти Эдуарда Этелинга в 1057 году, если не с обещания, данного королем Эдуардом в 1052 году, Вильгельм не мог не мечтать об английском троне, но, вероятно, как о весьма отдаленной возможности, ради реализации которой не стоило хотя бы чем-то жертвовать, менять с этим дальним прицелом свою политику.

Теперь его приперли к стене. С этого момента его решение принято: он идет на риск войны — войны, а не случайной авантюры. Вильгельм знал, что Англия располагает несопоставимо большими, чем Нормандия, ресурсами: людьми, кораблями, деньгами, поэтому он должен теперь, не теряя времени, но и без лишней спешки, мобилизовать все имеющиеся у него возможности.

Он проконсультировался со своим ближайшим окружением. Ланфранк, опытный юрист, задавал тон в обсуждении того, что вскоре обрело форму «нормандского проекта», о котором позднее поведает Гильом из Пуатье. Покойный король Англии последовательно совершил два правовых акта: сначала постановление о наследовании в пользу Вильгельма Нормандского, а затем, как утверждают англосаксы, уже на смертном одре, дарение в пользу Гарольда. Первое является совершенно приемлемым как завещание в духе римского права, второе же, основанное на старинном англосаксонском обычае, допускает двоякую интерпретацию: с формальной точки зрения оно отменяет все предшествующие уступки и завещательные отказы, но с точки зрения справедливости не имеет ни универсальной силы, ни гарантий (в виде заложников и вассальных присяг), которые придают первому его законную силу. Суд или третейский судья признал бы Гарольда всего-навсего исполнителем завещания, что полностью согласуется с ранее взятыми на себя обязательствами в отношении герцога Нормандского.