История Венецианской республики - Джон Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако через два года Джан Галеаццо умер, сраженный внезапной лихорадкой. У престола остались вдова и трое сыновей, едва вышедших из детского возраста. К январю 1405 года Каррара, правители Падуи, эти старые враги для Венеции, поступили так же, хотя и менее неожиданно — покинули сцену. Теперь, избавившись от опасностей, Венеция могла спокойно оглядеться, оценить обстановку и увидеть, что с Риальто открываются гораздо более многообещающие виды, чем раньше. Вот теперь пресловутый золотой век действительно наступил.
Стало ясно одно: жители республики стали нацией. Венецию с этого момента больше нельзя рассматривать просто как еще один североитальянский город-государство наподобие Милана, Флоренции или Вероны. Сами венецианцы так считали уже давно, если когда-либо вообще считали иначе. Вот уже почти тысячу лет эти две-три мили мелководья, отделяющие их от материка, не только защищали их от вторжений, но и надежно изолировали от политической жизни Италии, охраняя от войн гвельфов с гибеллинами, города с городом, вечно раздирающих полуостров. Венецию не затронул феодализм с его бесконечными территориальными конфликтами. Исключая периоды кризисов, у венецианцев было время заняться более полезными вещами — обратить внимание на Восток, на Византию и те левантийские и азиатские рынки, которыми питалось ее могущество. Когда Константинополь во время Четвертого крестового похода пал перед католиками, приобретение этих рынков позволило создать торговую империю, протянувшуюся от Восточного Средиземноморья к Черному морю, и обогнать менее удачливых соседей. В этой торговой сфере только два итальянских города составили Венеции серьезную конкуренцию — Генуя и Пиза. Но Пиза быстро ослабла, а Генуя рухнула в 1380 году, после полувековой войны. Теперь, после падения династии Каррара. Венеция почувствовала себя хозяйкой значительной части северо-востока Италии, включая Падую, Виченцу и Верону. На западе подконтрольная ей территория простиралась до берегов озера Гарда. Такую полноправную европейскую державу должен населять народ не хуже, чем в Англии, Франции или Австрии.
Престиж Венеции рос вместе с ее богатством. В 1400 году, хотя Византийской империи оставалось жить еще полстолетия, Константинополь был лишь жалкой тенью некогда великой столицы, а Венеция повсеместно считалась самым красивым городом в мире. Пьяццу и Пьяццетту вымостили брусчаткой — не многие площади Европы могли похвалиться такой роскошью в то время, — они стали местом встречи путешественников с трех континентов. Собор Сан Марко, который в течение трехсот лет с момента его освящения непрерывно украшали, увенчался «готической короной» из мраморных бельведеров и резного растительного узора, изумившей Рескина по прошествии 450 лет.[174] Завершили и колокольню (хотя в XVI веке ее верхнюю часть перестроили), а на большом южном фасаде Дворца дожей не хватало только крытого балкона в центре, который появился в 1404 году. Новое здание протянулось вдоль Пьяццетты к северу до седьмой колонны, откуда последнее уцелевшее крыло старого здания дворца работы Себастьяно Дзиани доходило до угла базилики. (Его снесли только в 1423 году, и строительство продолжилось.)
Дворец дожей, каким мы его знаем сейчас, несомненно, величайшая в мире готическая постройка светского характера. Неудивительно, что он стал примером для постройки готических дворцов по всему городу. Немало из них появились еще в XIV веке, некоторые сохранились и сейчас, к примеру палаццо Сагредо на Большом канале или самый необычный из всех, палаццо Ариан на Сан-Анджело Рафаэле с его филигранными очертаниями почти восточной сложности. За последующие 70 лет сформировалась традиция строительства в готическом стиле, достигшая апогея в «пламенеющих» чертах Ка'д'Оро 1425–1430 годов постройки, самого любимого и запоминающегося венецианского образца дворцовой архитектуры.
С церквями происходило то же самое. Оба великих нищенствующих ордена за полтора столетия так и не достроили свои церкви — францисканскую Санта Мария Глориоза деи Фрари и доминиканскую Санти Джованни э Паоло, хотя работы продолжались. За это время появилось много готических церквей, может быть, чуть меньшего размера, зато лучше украшенных. В середине XIV столетия была построена церковь Мадонны дель Орто, а также Сан Стефано и Кармини, хотя сегодняшний вид их фасадов обрели позже. За следующие полстолетия появились, помимо прочих, церкви Сан Грегорио и Санта Мария делла Карита, теперь принадлежащая Академии. Потом для церквей и дворцов наступила эпоха Антонио Гамбелло, затем Ломбарди и, наконец, Возрождения.
Архитектура Венеции, при всем своем великолепии, еще не достигла той изощренности, которую принес с собой наступающий век. Между блистательными зданиями, перед которыми толпились изумленные путешественники, оставались целые акры свободного пространства. В крайнем случае их занимали фруктовые сады, лодочные навесы и рыбачьи хижины. Даже в самых зажиточных кварталах улицы и площади чаще всего покрывала утоптанная земля, которая зимой превращалась в жижу, а летом постоянно увлажнялась, чтобы было меньше пыли. Свиньи из монастыря Сан Антонио продолжали рыться по всему городу (их свободу ограничили только в 1409 году), а лошади все еще оставались основным средством передвижения. Число лошадей далеко превышало число гондол, и конюшни Микеле Стено считались лучшими в Европе.
Однако менее удачливые народы восхищались не только богатством Венеции и ее архитектурой, они восхищались также и ее системой управления. За пределами Венецианской республики по всей Италии царил век деспотизма. Только Венеция сохранила сильную, упорядоченную структуру республики, способную выдержать любую внутреннюю или внешнюю политическую бурю. Большинство граждан, правда, до реальной власти не допускалось. Последний след всеобщей власти — всеобщее собрание, или arengo — исчез в первой четверти наступающего столетия. Зато общественные службы были открыты для всех независимо от сословия, и горожане гордились этим не меньше, чем материальными успехами, и мало кто из них сомневался в том, что администрация города представляет их интересы.
Сама администрация постоянно это подтверждала. Подавлялась любая попытка индивидуального или группового захвата власти, выходящая за рамки закона. Церковь уверенно держала свою позицию, занимаясь исключительно духовными вопросами и не вмешиваясь в государственные дела. Епископы избирались сенатом, в Риме их только утверждали. Все политические силы существовали в такой тщательно рассчитанной системе проверок и противовесов, чтобы исключить возможность их неэффективности. Основой олигархической пирамиды и источником власти был Большой совет, но поскольку он в то время состоял из 1500 человек (позже его состав превысил 2000), на его заседаниях решались очень многие вопросы. Обычную законодательную деятельность оставили на долю pregadi, теперь больше известных как сенат, состоявший обычно из 120 человек, но значительно возрастающий за счет государственных чиновников, по долгу службы присутствовавших на заседаниях. На том же уровне, что и сенат, но как бы в стороне, находился Совет десяти, а на самом деле семнадцати, поскольку дож и синьория всегда присутствовали на заседаниях. Совет основали в 1310 году «для сохранения свободы и мирной жизни подданных республики и защиты их от узурпаторов власти». Он, несмотря на дурную славу, не всегда, впрочем, оправданную, был таким же инструментом конституционного контроля, как и любая другая организация, выбранная Большим советом на шесть месяцев. Три его главы сменялись ежемесячно и на срок службы не имели права покидать дворец.
На следующем уровне политической иерархии находилась коллегия, примерно соответствующая современному кабинету министров. Ее составляли savii grandi (великие старейшины). Должность председателя обновлялась каждую неделю. Среди них было трое savii da terra firma и трое savii agli ordini или da mar, военные министры, министры финансов и флота. Они осуществляли исполнительную власть правительства в отношении всех государственных дел, им же принадлежала большая часть законотворческих инициатив. Их избранный на неделю председатель исполнял роль премьер-министра республики.
И наконец, руководителем всех этих организаций был сам дож, воплощающий все величие венецианского государства, но всегда сопровождаемый шестью советниками, Малым советом синьории. Без их ведома, совета и поддержки ни один закон не имел силы. В отсутствие дожа решения могли утверждаться большинством голосов в синьории. Но, в отличие от любого государственного деятеля, дож избирался пожизненно, его избрание было итогом долгой, безукоризненной карьеры, за время которой он почти всегда успевал послужить на многих государственных постах и узнать жизнь государства с разных сторон. Возможно, он был лишь номинальным руководителем, хотя и обладал не меньшей властью, чем любой гражданин, но руководителем, к которому, несмотря на постоянную, почти византийскую пышность праздников и шествий, можно было обратиться любому гражданину и иностранцу и быть выслушанным.