Смягчающие обстоятельства - Данил Корецкий

Она не упоминала, даже намеком, о других мужчинах, которые были в ее жизни. Больше того, держалась так, как будто упрекнуть себя ей было решительно не в чем.

— Представляешь, — пожаловалась как-то она, — к Вальке пришли гости, — она показала пальчиком в сторону квартиры соседки, — а среди них оказались друзья Нежинского. Так они стали жалеть его, а меня поносить: дескать, я от него гуляла налево и направо. Представляешь? Налево и направо!

В голосе Марии было столько возмущения, что вздорность порочащих ее небылиц казалась очевидной, и Сергей сочувственно кивал головой, разделяя ее негодование, хотя глубоко-глубоко, где под чувствами и эмоциями сохранялась способность объективно мыслить, проскальзывало удивление: как может Мария так искренне жаловаться на несправедливость обвинения человеку, наверняка знающему, что она, мягко говоря, не являлась образцом супружеской верности? Ведь она изменяла мужу с ним, Элефантовым, и прекрасно знает, что ее отношения с Астаховым, Спирькой, да и связь с Эдиком, которая, судя по всему, возникла давно, еще в период замужества, не могут быть для него тайной. То ли у нее короткая память и она действительно верит в собственную непогрешимость, то ли разыгрывает специально для него сцену оскорбленной невинности. Оба объяснения не укладывались в облик той Марии, которую Сергей любил, и в результате защитной протестующей реакции он вообще выбросил из памяти этот эпизод.

Но однажды Мария рассказывала про свою стычку с начальством, и непрошеная мысль появилась снова.

— Вызывает меня Бездиков и говорит: «Вы почему отказываетесь работать по второй теме?» Ну, а я немного сартистировала и отвечаю: «Как же я могу по ней работать, если меня не включили в список исполнителей?»

Непривычное слово «сартистировала» резануло слух, но в большей степени царапнуло душу. Вспомнился их разговор в больнице, после которого он решил быть с ней во всем и всегда откровенным, и мимолетное подозрение по поводу неискренности ее доведения.

Если такое словечко обыденно в ее лексиконе и привычно употребляется в доверительных беседах с подружками… Значит, она «артистка»? Элефантов знал, что существует категория женщин, у которых фальшивы смех и слезы, взгляды и жесты, горячие слова и пылкие клятвы. Тогда она сыграла блестящую роль, возможно, лучшую в жизни. Подружки, наверное, обхохотались, слушая, как она обвела его вокруг пальца!

Но нет, непохоже. «Артистки» всегда преувеличивают свои чувства, а Мария, напротив, очень скупа на проявление эмоций. Вот хотя бы ее поведение во время развода — держалась как ни в чем не бывало. Элефантов спросил, чем это объясняется, неужели полным равнодушием?

— Люди бывают разные, — ответила она. — Один кричит: "Смотрите, как я страдаю! ", «мне плохо, пожалейте меня», "моя боль сильнее любой! ". А другой молчит, никому не жалуется, переживает все внутри себя. Но это вовсе не значит, что он меньше мучается.

После такого ответа Элефантову стало стыдно за свой вопрос.

И все же… В память врезался давний эпизод: они очередной раз собирались «в гости», Мария позвонила мужу и озабоченно-деловым голосом сообщила: «Меня посылают на завод, так что приду попозже. Да, да… Ну, что делать — работа…» Интонации передавали и огорчение, и вынужденную уступку настоятельной необходимости, проскальзывала даже тончайшая нотка желания как можно скорее разделаться с делами, чтобы быстрее оказаться дома, рядом с супругом.

А Элефантов, оглаживая взором угловатое девчоночье тело, которое меньше чем через час будет принадлежать ему, задумчиво удивлялся: «Ну и хитра, чертовка! А ведь никогда не подумаешь!»

Тогда он не оценивал эту хитрость: во-первых, она была направлена не против него, а во-вторых, тогдашнее отношение к Марии не вызывало потребности или даже желания анализировать руководящие ею побуждения либо каким-либо иным путем проникать в ее внутренний мир.

Да-а-а…

Вот и пойми ее! Настораживающие, пугающие черты настолько тесно переплетались с вызывающими уважение и нежность, что Сергей так и не мог разобраться, что же представляет собой Мария Нежинская.

Раньше, когда вопрос о ее взаимоотношениях с мужчинами его нисколько не волновал, в дружеской беседе они коснулись щекотливой проблемы.

— Как живешь, Машка? — после работы они зашли в летнее кафе и лениво ковыряли мороженое, прихлебывая мелкими глотками холодное «Ркацители».

— Да так, — она пожала плечами, разминая в мельхиоровой вазочке политые вареньем белые шарики. — Не особенно… Для души ничего нет…

Она сказала это тихим, как всегда, спокойным голосом, но с отчетливыми нотками грусти, что было для нее совершенно необычно. И главное — она говорила искренне, Элефантов почувствовал это всем своим существом и удивился еще больше, так как излишней откровенностью она его никогда не баловала. Он ощутил, что между ними на миг установилась такая атмосфера доверия и понимания, какой еще никогда не было. Только на мгновение, потому что он не был готов поддержать ее, сохранить, напротив, почувствовал неловкость и попытался ввести разговор в привычное русло ерничанья и рискованных, на грани приличия шуток.

— А для тела?

— А-а! — Мария небрежно махнула рукой. — Для тела разве трудно найти!

Тогда он посчитал это бравадой, но потом, влюбившись в Марию, думая о ней каждую минуту, мучительно ревнуя, он часто вспоминал сказанные ею в мгновенье откровенности слова. И каждый раз все внутри сжималось в комок.

Но хотя он никогда не заговаривал с Марией об Астахове и Эдике, его постоянно мучила мысль: какое место занимает он, Элефантов, в этом четырехугольнике? Хотелось надеяться, что она покончила со старым, а раз хотелось, то он на это и надеялся. И вдруг этот браслет…

Мария заметила изменение в его состоянии и присела рядом.

— Что тебя беспокоит?

— Понимаешь, — Элефантов привлек ее к себе, прижался лицом к душистым волосам и тонкой шее. — Когда мы близки, я чувствую, что ты меня любишь.

А так — между нами какая-то стена.

— Ну это же вполне естественно.

Мария отстранилась и внимательно, думая о чемто своем, посмотрела ему в глаза.

— Ты чувствуешь, что я не полностью принадлежу тебе?

— Да, да, именно так, — Элефантов нервничал, не скрывал этого и больше всего хотел, чтобы Мария развеяла его сомнения, это было легко — улыбка, одно слово, ободряющий жест…

Но она только задумчиво наклонила голову.

— Послушай, Машенька, — решившись, он заговорил быстро и взвинченно.

— Я хочу, чтобы ты была только моей женщиной!

То, что подспудно мучило его все это время, требовало выяснения, и он был рад неожиданно вырвавшимся словам, которые должны были сделать это.

— Это невозможно, — холодно ответила Мария.

Его как будто облили водой.

— Но почему, почему?!

— Хотя бы потому, что ты не можешь быть только моим мужчиной! — Тон ее стал совсем ледяным.

— Почему же не могу? Я только этого и хочу! Единственное, чего я не могу — жениться на тебе.

— Вот об этом и разговор. Что же ты мне в таком случае предлагаешь?

— Но ты можешь быть моей фактической женой…

— Да если хочешь знать, я это ненавижу! — с неожиданной злостью сказала она.

— Что ненавидишь?

— Фактических жен, вот что! — Она нервно мяла руками кружевной платочек.

— Но почему?

— Да что ты заладил: почему да почему! Подумай еще и о том, что я не могу все время оставаться одна! Мне надо выйти замуж, у ребенка должен быть отец!

— Одно не исключает другого. Встретишь хорошего человека и выйдешь…

— Как же я его встречу, если буду только с тобой? И потом, разве так сразу выходят замуж? Этому всегда предшествуют определенные отношения!

Она была права, и эта правота убивала, так как не оставляла места надеждам. А мысль об «определенных отношениях» вызвала неистовую волну ревности.

— Но я же люблю тебя… И эта неопределенность положения так унизительна… Помнишь свою шутку?

Она наморщила лоб.

— Ну, если бы ты с тем парнем поднялась к себе, а я остался сидеть внизу? Это же чертовски обидно…

— А ты не думаешь о том, что человек, с которым я поднялась бы наверх, может стать отцом моего ребенка?

Приставший к ней на улице подвыпивший юнец явно не подходил на роль отца Игоря, и Элефантов поморщился.

— Или, думаешь, меня не унижает, когда ты приходишь ко мне ночевать и вынимаешь продукты, приготовленные руками жены, собиравшей тебя в командировку!

Такой случай действительно был, они вдвоем съели сваренную Галиной курицу, он испытал неловкость и пожалел, что не выбросил приготовленный дома пакет, а Мария со смехом проехалась по поводу неверных мужей и сомнительных командировок. Значит, она просто скрыла, что ей так же неприятно, как и ему, значит, она тонко чувствует все шероховатости в их отношениях, отсюда и различаемый им холодок.