Смягчающие обстоятельства - Данил Корецкий

Мария произвела на Карпухина благоприятное впечатление. Он одобрил план диссертации, а прочитав статью, посмотрел на Нежинскую с интересом.

— Вы мыслите в унисон с Сергеем! Смело, масштабно, перспективно! Мы это обязательно опубликуем в следующем же сборнике. Кстати, почему бы вам не выступить на конференции с сообщением?

Мария удрученно покачала головой.

— Я сейчас нездорова. Недавно перенесла сотрясение мозга и никак не оправлюсь…

«И все-таки она артистка», — Элефантов подумал без осуждения, как об отвлеченном факте, ведь сейчас, в данный момент и в данной ситуации, это ее качество было для него неопасным.

Официально день конференции считался рабочим, но поскольку часть сотрудников выступала с докладами и сообщениями, а часть — обеспечивала организацию быта и досуга приезжающих участников, в лабораториях оставалось не так уж много народа.

— Ни пуха ни пера, — напутствовала Мария Элефантова, который, как всегда, в последнюю минуту просматривал тезисы докладов. — Желаю удачно выступить.

— Придешь послушать?

Она секунду помолчала, как бы прикидывая что-то.

— Пожалуй, нет. Чувствую себя неважно, а вечером — внутривенные вливания.

Нотку неискренности в ее голосе могло уловить только обостренное восприятие Сергея. Или его непомерно развитое и подозрительное воображение?

Выступил Элефантов успешно. Его засыпали градом вопросов, он отвечал быстро, коротко, точно, жалея, что в зале нет Марии.

Когда объявили перерыв, он незаметно ушел и вернулся к себе. В секторе оставался один Спирька. На стуле Марии висела ее сумка, которая для начальства должна была изображать, что она на минутку вышла, а на самом деле означала, что она еще зайдет в конце дня.

Элефантов сел за свой стол. Непредвиденное отсутствие Марии взволновало его. Почему она не сказала, что собирается уходить? Где она? Когда-то давно его эти вопросы не беспокоили. Сейчас же каждая отлучка Марии вызывала тревожное неприятное чувство. И ревность. Ведь теперь он любил ее. И знал, что может стоять за этими отлучками, короткими безобидными переговорами в коридоре, телефонными звонками.

Элефантов никогда не ревновал жену. Во-первых, она не давала повода, а во-вторых, он наверняка знал, чувствовал, что для нее другие мужчины просто не существуют. В Галине он был уверен. В Марии — нет. Да и о какой уверенности может идти речь, если она сама прямо и недвусмысленно сказала, что не собирается принадлежать только ему!

Зазвонил телефон, Спирька взял трубку.

— Марии нет. Нет, сегодня ее уже не будет.

Тревога Элефантова усилилась. Спирька, очевидно, догадывался, где она. И вид у него весьма хмурый. Значит…

Болезненно восприимчивая, саднящая интуиция Элефантова отчетливо воспринимала исходящие от пустого стула Нежинской и оставленной для маскировки сумки волны чего-то предосудительного, нечистого, стыдного. Шевельнулось побуждение поехать к ней домой, но тогда предполагаемый позор мог стать явным. Сергей почувствовал опустошенность и бессилие. Непривычные чувства — он всегда был уверен в себе, — но в последнее время ощущаемые все хуже.

Он ушел с работы, но на конференцию не вернулся и пошел домой. Есть не хотелось, с трудом заставил себя выпить чаю и проглотить кусочек хлеба с маслом. Галина всегда готовила к его приходу вкусный ужин. Как она сейчас? Что сказала Кириллу? Надо проведать его, но стыдно… И следует оформлять развод… столько лет прожито, зачеркнуть без боли невозможно… Терять всегда больно… А что приобретаешь взамен? Марию?

Как умный и дальновидный человек, Элефантов понимал, что с Нежинской у него ничего не получится. Но это понимание оставалось глубоко в подсознании, всплыть и оформиться в четкую мысль он ему не позволял. Также, как не допускал в сознание много других трезвых и правильных мыслей, касающихся Марии. Можно даже сказать, что применительно к ней он утрачивал и ум, и дальновидность. Правда, не до конца.

Галя и Мария… Одна думала о работе и семье, вторая — только о себе, тряпках, развлечениях. Одна любила его преданно и самоотверженно, для другой он всего лишь один из многочисленных «друзей».

Зато волосы у Марии пахнут лесом, любые связанные с ней пустяки будоражат все его существо, а каждая встреча с ней для него — праздник. Даже ее одежда кажется ему особенной и необыкновенной.

Элефантов вспомнил, что три года назад был равнодушен к Марии. Надо же! Как это могло быть? А может, так оно лучше? Ведь любовь принесла ему постоянную горечь, терзания, боль. А в равнодушии крылись спокойствие и неуязвимость!

Он задумался. Нет, без чувств к Нежинской он был беднее.

Тишину нарушила трель телефона.

— Добрый вечер.

Мария!

— Здравствуй, Машенька!

Тревоги, сомнения, переживания, подозрения и боль исчезли без следа.

— Ты меня искал?

В конце дня она звонила на работу, и Спирька, как дрессированный попугай, пересказывал, кто ею интересовался.

— Да, заходил.

— Неважно почувствовала и пошла домой полежать. Сейчас ведь мне на капельницу.

— Бедный малыш!

Элефантов искренне жалел ее.

— Как твой доклад?

— Нормально. Жаль, что тебя не было.

— Ничего, ты же можешь прочитать его специально для меня?

— Конечно. Приходи завтра в гости.

— Хорошо.

Элефантов от радости подпрыгнул на стуле. Сейчас ему казалось, что все недавние сомнения не стоят выеденного яйца.

Он с трудом дождался следующего дня, после работы томился, ожидая звонка в дверь. Мари" запаздывала. С улицы донесся замысловатый автомобильный сигнал: фа-фау-фау! Он вышел на балкон. Мария переходила улицу, а на противоположной стороне стояла украшенная разными побрякушками «Лада», шофер которой — молодой усатый парень — высунулся в окно и пытался привлечь ее внимание не только фасонистым сигналом, но и гортанными криками. Мария не реагировала, и «Лада» тронулась с места.

— Чего же ты опаздываешь, я заждался, — он поцеловал Марию в гладкую пахучую щеку.

— Спиря увязался. Шел до самого дома. Там я с ним распрощалась, подождала немного — и в машину.

— Вот в эту?

Элефантов кивнул в окно.

Мария захохотала.

— Нет. Из одной вышла, а другая уже тормозит! С собой звали.

Если Мария приехала в автомобиле, то только в этом — никакой другой машины поблизости не было. Но уточнять ничего не хотелось, и несоответствие между тем, что говорила Нежинская, и тем, что видел сам Сергей, прибавилось ко многим неясностям, не дающим ему покоя в последнее время.

— Куда же тебя звали?

— Не знаю, не интересовалась. Я ведь уже пришла куда хотела…

Эти слова пролили елей на его душу.

— Тебя нельзя одну выпускать на свободу. Надо везде ходить с тобой!

— Ну-у-у, — вытянув губы трубочкой, с легкой укоризной проговорила Мария. — Ты хочешь посадить меня в коробочку! — Она соединила согнутые ладошки, показывая, как именно он хочет оградить ее от окружающего мира.

— Так нельзя!

«Почему нельзя?» — с недоумением подумал Элефантов, но ничего не сказал. Присутствие Марии так радовало и волновало его, что трезвость мышления он утратил начисто. Так бывает всегда.

— Давай поужинаем?

— Спасибо, я не голодна.

— Машенька, как я соскучился по тебе…

— Я знаю, иначе бы я не пришла, я ведь опять расхворалась…

— Ты даже не представляешь, как много ты для меня значишь…

— Ты стал совсем другим… Ты так волнуешься.

— Да, когда я тебя жду и не знаю, придешь или нет…

— И когда я прихожу, тоже волнуешься…

— Тоже волнуюсь, — Элефантов удивился, что Мария точно чувствует его внутреннее состояние. — Это хорошо или плохо?

«Почему?» — хотел спросить Элефантов и опять не спросил. Что слова!

Иметь бы тысячу губ, чтобы целовать одновременно всю Марию, не упуская ни одного сантиметра нежной кожи, десяток рук — ласкать ее, как ли один мужчина на свете не ласкал свою возлюбленную… Сейчас он испытывал такую нежность к лежащей рядом нагой женщине, что, не задумываясь, вскрыл бы вены и отдал ей свою кровь.

— Машенька, ласточка, солнышко, звездочка…

— Иди ко мне, — прерывисто вздохнула она.

Потом Мария, как всегда, заспешила.

— Оставайся у меня.

— Не могу, обещала маме прийти. И так задержалась, надо позвонить.

Сейчас только приму душик…

Выйдя из ванной, она забралась на письменный стол, положив ноги на подлокотник кресла, и придвинула телефонный аппарат.

Изнывающий от нежности Сергей гладил узкие ступни, хотел перецеловать пальцы, но постеснялся. И тут же подумал, что если бы Мария полностью отвечала взаимностью, он не боялся бы уронить себя в ее глазах таким проявлением чувств. Нет, не все у них гладко, далеко не все. И именно предчувствие близкой потери обостряет любовь и делает ее такой мучительной.

— Мам, здравствуй! Да, да, сейчас приду. Да, так получилось, задержалась. Из автомата. Да, около дома…