Расстояние - Георгий Константинович Левченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роман Эдуардович налил себе ещё, встал, недолго говорил о покойном, завершив стандартным «царствием небесным», выпил и грузно опустился обратно на стул.
– Я всегда удивлялся, почему у Аркадия Ивановича родился такой сын, как Генка. Ты не подумай, я не имею в виду ничего плохого, просто они совершенно разные, а вот ты очень похож на деда, и это бесспорное доказательство того, что твой отец действительно его сын.
– Все люди разные, – Аркадий нашёл силы выдавить из себя пару пустых слов.
– Да-да, разные, спору нет, и хорошо, что разные, вокруг каждого человека должно быть как можно больше людей, отличных от него самого, плохо, когда наоборот, когда похожие друг на друга вынуждены уживаться вместе. Повидал я на своём веку людей и прочих парнокопытных: когда интересы сильно пересекаются, начинается мелочная возня, а если ещё и вкусы расходятся, то не приведи господь. Ты увлекаешься искусством, значит ищи себе девушку практическую, приземлённую, чтобы у вас было как можно меньше общего. Чего так смотришь? Верно тебе говорю. Возьми хотя бы своих отца и мать. Они оба зациклились на собственной персоне, на деле жизни, самосовершенствовании и прочей чепухе, к тому же по-разному. И помнишь, как друг с другом воевали? Впрочем, ты, наверно, не замечал уколы взрослых исподтишка, унижения и оскорбления с улыбкой в форме комплимента. Я, честно говоря, когда смотрел на твоих родителей, мутился рассудком до физической тошноты, так что их совместная жизнь закончилась вполне закономерно. Один считал заработанные деньги доказательством собственной значимости и каждого к ним ревновал, не понимая, что всех их не заработаешь, итог предсказуем; другая грезила сценой, не делая ровным счётом ничего, чтобы на неё попасть, и обвиняя родных в том, что они загубили её талант. Так, конечно, удобнее всего, легче переложить ответственность за свои неудачи на других, чем задаваться вопросами о собственной состоятельности. А по мне, так деньги нужны, чтобы приносить удовольствие, и чёрт с ней со славой, я человек тихий, мирный, ценю покой. Однако, по-моему, Аня была более права – раз баба бесится, значит ей чего-то от мужчины недостаёт, в том случае, если он у неё имеется.
Выслушивая воспоминания этого человека о своей матери, Аркадий сам испытывал физическую тошноту, на глаза его наворачивались слёзы, а Роман Эдуардович неумолимо продолжал.
– Я всю жизнь удивлялся и до сих пор удивляюсь, как они решились завести второго ребёнка, то есть тебя. Правда, смысл в этом был, лет на пять Аня успокоилась, если мне не изменяет память. Потом, как я уже говорил, у нас с Генкой разошлись интересы, мы перестали видеться. Признаюсь тебе, парень, по пьяни, если с твоим отцом у неё имелось много общего, то со мной ровным счётом ничего, и не с кем мне не было так легко общаться, как именно с твоей матерью. Гена это понимал и, кажется, даже не ревновал, не воспринимая меня как серьёзного соперника.
– А зря? – вдруг с нездоровым задором брякнул Аркадий. Его собеседник ощутил ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Я хоть и пьян, но на провокацию не поддамся.
Если бы было зря, он бы так и сказал.
– Я азартный человек, чего и тебе желаю, но в меру, которую можно соблюсти, если не полагаться на слепой случай, рулетки или игровые автоматы, а вести игру с людьми. Предпочитаю карты. Ты как к ним относишься?
– Никогда в руки не брал.
– Вот как! А я в твоём возрасте, наоборот, их из рук не выпускал, они были единственным нашим развлечением. Но я тебя понимаю, вспоминая то убожество, в котором мы жили, и сравнивая его с нынешним изобилием, с количеством современных развлечений, картами вполне можно пренебречь. Если вдруг надумаешь, – он достал из бумажника визитку и дал её Аркадию, – компания у тебя, считай, есть.
Аркадий недоверчиво посмотрел ему в глаза, он прекрасно понимал, что новички в таких делах нужны только для того, чтобы их обыгрывать.
– Чего так смотришь? Аню напомнил, она тоже не одобряла это дело и вообще была зажатой, когда мы познакомились. Представь себе, на полном серьёзе давала нравственные наставления как комсомолка, будто их и прежде меня кто-то слушал. Крайне забавно. Потом, конечно, сдалась, перестала поучать людей вокруг, жаль только не постольку, поскольку поняла, насколько это глупо, но потому, что считала себя всё равно правой, а если другие чего-то не понимали, значит они были ниже истины. Сложной женщиной оказалась твоя мать, причём не в том смысле, что её сложно было понять, наоборот, всё лежало на поверхности, а в том, что приходилось многое учитывать, она имела массу мелких характерных особенностей, оторванных от реальности. Даже с твоим отцом Аня, видимо, собиралась разводиться не потому, что действительно хотела стать свободной, а потому, что не знала, какой ещё выкинуть фортель.
Молодой человек вдруг вспотел и похолодел от такого простого и житейского, однако крайне для него неожиданного факта. Его родители собирались разводиться. Он тут же забыл, что находится на поминках, и жадно стал расспрашивать Романа Эдуардовича о подробностях, а тот, испытывая глубокое удовлетворение тем, как полностью овладел собеседником, отвечал мало и нехотя.
– Откуда вы это знаете?
– Она сама мне говорила.
– А почему она надумала разводиться?
– Очередной фортель, я же сказал.
– Но это же глупо, такие решения так не принимаются, – по мнению молодого человека, его собеседник чего-то недоговаривал.
– И я о том же.
– Дату назначали?
– Кажется, да, я плохо помню, много воды утекло с тех пор.
– Как же она собиралась жить дальше?
– Известно как. Половина состояния Генки должно было перейти к ней, они, когда женились, не помышляли ни о каких брачных контрактах, никто в советское время их не составлял, плюс алименты на детей. В этом смысле её будущее рисовалось просто прекрасным. Я даже больше скажу: очень завидная невеста для какого-нибудь молоденького смазливого нищего. Мы с ней много шутили по данному поводу.
– Но так же нельзя.
– Очень даже можно. Пожила бы в своё удовольствие. А если серьёзно, я, конечно, понимаю, что она тебе мать, но и ты пойми, Аня
