Гордость и предубеждение - Джейн Остин

Кроме отбытия Викхема, у Элизабет не было других оснований быть довольной тем, что полк уехал. Их выезды в гости стали не такими интересными, как раньше, а дома ее ждали мать и сестра, чьи непрерывные жалобы на приторность всего, что ее окружало, обуславливали к настоящей скуке в их семейном кругу. И хотя можно ожидать, что со временем Китти вернется к здравому смыслу, так как нарушители ее спокойствия уже уехали, другая ее сестра, неуправляемый характер которой давал основания для серьезных опасений, могла, скорее всего, только еще более утвердиться в своей глупости и самонадеянности из-за наличия сразу двух опасностей: курорта и военного лагеря. Поэтому в целом Элизабет пришла к выводу, – который она часто делала и в прошлом – что событие, которого с нетерпением ожидала, не приносило, сбывшись, того удовольствия, на которое она рассчитывала. Поэтому возникла необходимость определить какой-то другой период, вместе с которым начнется настоящее счастье, найти какой-то другой момент, с которым можно было бы связать свои желания и надежды; снова погрузившись в приятное ожидание, утешать себя мыслью, что на этот раз все получится лучшим образом, и готовиться к еще одному разочарованию. Теперь объектом ее радужных надежд стала будущая поездка в Озерный край; эта поездка была самым большим ее утешением за все те неприятные времена, которые стали неизбежными из-за раздражительности матери и Китти; а если бы она смогла еще и привлечь к своим планам Джейн, то лучшего не стоило бы и желать.

– Но это хорошо, – думала Элизабет, – что мне чего-то не хватает. Если бы все получилось так, как я хотела, то мне бы точно стало неинтересно. Теперь же, имея в себе непрерывный источник разочарования из-за отсутствия рядом со мной сестры, у меня есть основания надеяться, что сбудутся все мои ожидания на получение удовольствия. План, каждая часть которого предвещает удовольствие, никогда не будет успешен; от общего разочарования может спасти лишь небольшая доля недовольства по какому-то конкретному поводу.

Когда Лидия уезжала, то обещала матери и Китти, что писать будет часто и подробно, но писем ее приходилось ждать длительное время и были они короткими. Письма, которые она писала матери, в основном содержали рассказы о том, что они только что вернулись из библиотеки, в которую их сопровождали такие-то офицеры и где она видела такие замечательные орнаменты, с ума сойти можно; что она приобрела новое платье или новый зонтик, о которых хотела бы рассказать подробнее, но, к сожалению, должна все бросить и мчаться, потому что ее только что позвала миссис Форстер, чтобы вместе отправиться в военный лагерь. Из писем Лидии к Китти можно было узнать еще меньше, потому что хоть и были они длиннее, но было в них много подчеркнутых слов, чтобы их разглашать.

Через две-три недели после ее отъезда к жителям Лонгберна медленно начали возвращаться здравый смысл, хорошее настроение и бодрость. Все стало выглядеть как-то веселее. Вернулись семьи, которые зиму провели в Лондоне; появились летние платья, начались летние поездки в гости. Миссис Беннет вновь обрела свою привычную ворчливую невозмутимость, а до середины июня Китти оправилась настолько, что смогла без слез появляться в Меритоне. Это было событие чрезвычайно многообещающее; оно дало основания Элизабет надеяться, что, возможно, к следующему Рождеству Китти станет настолько рассудительной, что будет вспоминать об офицерах не чаще одного раза в день, разве что по какому-то крайне жестокому и злобному решению военного министерства в Меритоне в это время не расквартируют еще один полк.

Запланированное начало их поездки на север было уже не за горами – осталось ждать всего две недели, как миссис Гардинер пришло письмо, которое отложило начало этого путешествия и сократило его продолжительность. Дела давали возможность мистеру Гардинеру поехать на целых две недели позже – в июле; через месяц он должен был вернуться в Лондон, и поскольку, таким образом, в их распоряжении оставалось слишком мало времени, чтобы поехать так далеко и увидеть так много, как они планировали, или хотя бы с той неторопливостью и комфортом, на которые они рассчитывали, то им придется оставить Озерный край и совершить менее длительное путешествие. Согласно новому плану, они должны были поехать на север не далее Дербишира. В этом графстве достаточно интересных мест, способных удержать их внимание в течение трех недель, а для миссис Гардинер у него особая привлекательность. Город, в котором она провела когда-то несколько лет своей жизни и в котором они должны теперь провести несколько дней, видимо, был для нее не меньше объектом любопытства, чем прославленные красоты Мэтлока, Четсворта, Давдейла или Пика.

Элизабет была разочарована чрезвычайно; она настроилась увидеть именно Озерный край и считала, что в любом случае для этого все равно хватило бы времени. Но она должна была довольствоваться тем, что предлагалось, ее жизнерадостный характер вскоре смирился с такой переменой, и все снова стало на свои места.

Упоминание о Дербишире породило многочисленные ассоциации. Элизабет не могла слышать это слово, не подумав при этом о Пемберли и его владельце. «Конечно, – сказала она себе, – разве я не смогу беспрепятственно проникнуть в его графство и похитить несколько красивых камешков так, что он даже не заметит меня?»

Ждать теперь приходилось вдвое дольше. До прибытия их дядюшки с тетушкой должно было пройти целых четыре недели. Но они все же прошли, и мистер и миссис Гардинеры, вместе с четырьмя своими детьми, появились наконец в Лонгберне. Дети – две девочки шести и восьми лет и двое младших мальчиков – должны были остаться под неусыпной опекой их кузины Джейн, которая была общей любимицей и благодаря своей спокойной рассудительности и кроткому характеру прекрасно подходила для того, чтобы ухаживать за детьми – учить их, играть с ними и ласкать их.

В Лонгберне Гардинеры провели только одну ночь и на следующее утро отправились вместе с Элизабет на поиски новизны и развлечений. Один приятный момент не вызывал сомнений – это их совместимость как спутников. Эта совместимость предполагала наличие здоровья и выносливости, необходимых для того, чтобы преодолевать трудности, жизнерадостности – чтобы полнее ощущать наслаждение, а также взаимной симпатии и ума, способных сделать прекрасным само общение между ними, если поездка окажется неинтересной.

Целью этой книги не является описание Дербишира и всех интересных мест, через которые пролегал их путь: Оксфорда, Бленгейма, Уорвика, Кенилворте, Бирмингема и т. д., так как все они известны достаточно хорошо. Далее речь пойдет только о небольшом кусочке Дербишира. Поэтому в городок Лэмбтон, где когда-то жила миссис Гардинер и где, как она недавно узнала, все еще жили некоторые из ее знакомых, направились они после посещения всех основных чудес в графстве; а в пяти милях от Лэмбтона находился Пемберли, о чем Элизабет узнала от своей тетушки. Он лежал в стороне от их маршрута – в одной-двух милях, не более. При обсуждении маршрута вчера вечером миссис Гардинер выразила желание вновь увидеть эту местность. Мистер Гардинер заявил о своем согласии, после чего они обратились к Элизабет, чтобы она одобрила их план.