Сумеречный сказ - Кайса Локин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да вы прямо мастера на приключения, — проговорил Добрыня, откидываясь на стуле, ресницами растерянно хлопая. — Отчего же я об этом токмо сейчас узнал?
— Мы боялись, что ты расстроишься шибко, что чудо-дар тебя стороной обошёл, — кротко пояснила Елена.
— Почему? — удивился Добрыня. — Ну не дано мне в пташку обращаться, так пускай. Что поделать? Не рыдать же, вас изматывать, да домовых рёвом шугать?
— Это ты сейчас так говоришь, коль уж голова смышлёная, а раньше какие сопли бы распустил? — проговорил Финист, не отрываясь от работы. Он часами мог сидеть и мастерить из дерева всё, что угодно. — В десять лет ты должен был обрести облик, но нет. А как вразумить дитя, коль всё и так ладно? Нет, ты уж прости, сынок, но не хотелось нам выслушивать речей плаксивых. Считай нас злыми да плохими, одначе расстраивать ни тебя, ни себя нам не хотелось.
Улыбками, полными сожаления и понимания, обменялись супруги. В тягость им было секреты от сыночка хранить все эти года, а тут наконец-то будто гора с плеч сошла.
— А то, что я птиц и животных понимаю, словно они речь людскую молвят? — скрестил руки на груди Добрыня. — Это как понимать?
— Всё та же песня: дар это мой тебе так перешёл, — Финист почесал бороду, приговаривая: — Что до Змея, то следовало тогда ещё голову ему снести, чтоб неповадно было нападать на людей. Но жалость в сердце твоей матери взбунтовалась, да вот до чего довела.
Ланиты Елены вспыхнули, с обидой она глядела.
— Пускай так, а иначе ты бы ничем от него не отличался, — холодно произнесла Прекрасная. — В глубине души Змей Горыныч всё тот же Кирилл — молодец, обманутый и брошенный. Ведьма, должно быть, до сих пор жива и рядом с ним вьётся, чарами удерживая.
— Её смерти не миновать, коль хочешь супостата погубить, — строго наставлял Финист, кладя на стол перед сыном свой верный меч. — Над ним самые лучшие мастера работали, хорошее оружие для тебя.
— Всё же плохо, что так судьба нас всех расставляет, — прошептала Елена, впадая в мрачные думы.
Финист прищурился, но сдержался и спорить не стал. Множество раз они толковали о сём — без толку, каждый при своём оставался. Добрыня, глядя на лица родителей, потупил взор в пол, словно маленький ребёнок. Не знал он, как правду принять и как трёхглавого монстра изрубить. А время поджимало, медлить не позволяло. Посему простился вскоре богатырь с родителями и отправился в дальний путь, меч отцовский на поясе сжимая и на удачу уповая.
Верный конь легко по дорожкам худым шёл, не боясь ни ветра буйного, ни дождя проливного. Болота под ногами хлюпали, трава в поле живот скрывала, солнце в кольчуге сверкало. Но не страшил богатыря ни зной, ни холод, ибо здоровьем обладал отменным — тоже чародейное наследство.
Долго ли, коротко ли вышел наконец Добрыня к деревушке, что последняя нетронутой Змеем стояла. Понуро в ней жители ходили, ввысь всё поглядывали и к рёву прислушивались, однако молчал небосвод и ясно солнце светило. Спешился богатырь и пошёл к старосте, желая испросить, где чудовище обитает. Постучал Добрыня в двери раз, два, а на третий возникла на пороге девица высокая да румяная.
— Кто таков? — подбоченилась она, хозяйкой сказываясь.
— Добрыня Никитич, богатырь от князя, — поклонился он. — А ты?..
Лукаво улыбнулась девица и только молвить хотела, как раздался из дома сварливый голос:
— Настасья! Кому велено было за козами смотреть! А ты где пропадаешь?
Скрестила руки на груди Настя и грозным взглядом встретила вышедшего на крыльцо мужчину средних лет.
— Кого это сюда принесло? Почто припёрся? — спросил он, сверкая маленькими глазками из-под косматых бровей.
Представился вновь Добрыня и отдал старосте послание от князя. Причмокивая, принялся мужик читать, а из-за плеча его Настасья на грамоту глядела.
— Значит-ся, богатырь… Пришёл, бишь, юродивого этого убить, а? — захихикал староста. — Многовато что-то таких богатырей развелось, а Горыныч ведь каждого из вас хвать-хвать, зубищами клац-клац, и нема вас. После все ревут, как горемычные, кричат, когда пламя округу лобзает, но токмо поздно уже. Вот и поминай, как каждого недозащитника звали.
Добрыня непонимающе посмотрел на старосту, почёсывающего усы с надменным видом. Настасья сжалиться решила и молвила:
— В других деревнях тоже находились смельчаки и удальцы, кто желал Змея Горыныча зарубить, да только не вернулся никто после встречи с ним. Вот и…
— А ну цыц, девка! — топнул ногой староста и принялся пальцем перед лицом девушки размахивать. — Кому велено было молчать! Сколько я тебе, дурёхе, говорил, что молчать баба должна, молчать! А ты всё языком мелешь и мелешь. Дать бы тебе хорошенько…
Вдруг схватила Настасья его за руку и в один миг скрутила мужика, к стене прижимая.
— Вы, дядюшка, не указ мне, а потому кончайте тут заботливого и смелого изображать. Тошно! — прикрикнула Настасья и бросилась из избы прочь.
— Тьфу! Ишь какова! Как смеет так себя вести?! А ты чего стоишь, а? Смерти ищешь? Так ступай прямо до развилки, там не сворачивай, а всё прямо и прямо. Мимо выжженных и пустых земель, кладбищ и пепелищ иди до тех пор, пока сам тебя Змей не найдёт и не сожрёт. Герой окаянный, — староста плюнул под ноги богатырю и захлопнул дверь прямо перед носом, не желая больше речей водить.
Удивлённый таким приёмом и поведением Добрыня токмо плечами и повёл, расстроенно хмыкая — немного иного он ожидал. Понимая, что большего нечего тут искать, повернул коня богатырь и пошёл прочь, следуя указаниям старосты.
«Быть может, тоска так сердце его гложет, что никто помочь им не в силах с супостатом, — размышлял он. — Интересно, а помнит ли этот Кирилл батюшку с матушкой? Остался ли в нём дух людской или проклятие всё поглотило? Предупредили родители, что