Знак драконьей крови - Дамарис Коул

Почти напротив входа в шатер путь ему преградили двое незнакомых повстанцев.

- Доложите леди Нориссе, что я желаю говорить с ней. С ней и с Бреметом.

Часовые вежливо улыбнулись, но ни один из них не сделал попытки исполнить приказ. Тот, что был повыше ростом, беспомощно развел руками.

- Простите, д'жен, но мастер Бремет давно ушел, а леди отдыхает.

Байдевин почувствовал, как гнев его возрос до опасного предела. Он не ошибся, уловив насмешку даже в почтительном обращении "д'жен", к тому же они явно солгали. На мгновение ему припомнились старые обиды: неловкость за свое бесформенное тело, косые взгляды, шепот в сторонку и повернутые головы, когда ему случалось проходить мимо.

Байдевину удалось справиться с приступом гнева, и теперь он держал его перед собой, прикрываясь им словно невидимым щитом. Эти невоспитанные ублюдки были ничем не лучше него! Он мог бы попытаться прорваться силой, поднять шум и тогда Норисса, несомненно, вышла бы к нему. Но он не решился сделать этого. Существовало немало других способов решать подобные вопросы.

Байдевин кивнул часовым, словно соглашаясь, и двинулся обратно тем же путем. На краю лагеря он соскочил с кайфара на землю и пошел вокруг поляны. Оказавшись с противоположной стороны шатра, гном осторожно подкрался к шатру с тыла, опасаясь встретить еще одного часового, но его не было. Тишину нарушали только обычные ночные звуки и неразличимое бормотание близких голосов.

Из шатра доносились голоса - мягкий женский смех и глубокий баритон, слишком хорошо знакомый Байдевину. Свет, горевшей внутри лампы, отбрасывал на ткань четкие силуэты - один тонкий и гибкий, второй большой и высокий. Байдевин следил за тем, как меньший силуэт движется вперед, пока две тени не слились в одну. Потом маленькая тень снова отделилась от большой и, подняв руку, потушила светильник.

Некоторое время Байдевин, словно окоченев, неподвижно стоял в темноте, в мозгу его роились мысли, на которых он боялся сосредоточиться из опасения, что перед его мысленным взором встанут такие картины, которых он не сможет выдержать. В конце концов ярость овладела им, и он бросился бежать, налетая в темноте на палатки и спотыкаясь о колья, в спасительный лабиринт леса.

Байдевин вернулся в лагерь перед самым рассветом. Ввалившись в ближайшую палатку, Байдевин забрался в пустой спальный мешок и уснул. Когда тревожные крики и топот множества кайфаров разбудили его, день был уже в самом разгаре.

Байдевин с трудом сел, щурясь от яркого света, и обнаружил себя в окружении своей армии. Норвик бросился к нему с озадаченным выражением лица.

- Что случилось, кузен? Ты сбился с пути? С твоими людьми все в порядке?

Байдевин заморгал, приучая глаза к свету, и огляделся. Луг был пуст. Ни шатров, ни фургонов, ни людей из числа повстанцев. И никакого следа Нориссы.

Большая часть его отряда все еще лежала на траве, завернувшись в одеяла, не в силах вырваться из цепких объятий сна, напоминающего столбняк. По мере того как в воздухе стихало сердитое жужжание, его люди начали медленно шевелиться и подниматься на ноги. Байдевин тоже сбросил с себя последние узы сонного заклятья, которое было разрушено шумным вторжением Норвика и его людей. Бремет, покачиваясь, приблизился к ним.

- Тебя тоже околдовали? - раздались в голове слова Норвика. Байдевин не ответил, продолжая в недоумении оглядываться по сторонам, и Норвик кивнул.

- Так я и знал, - он положил руку Байдевину на плечо.

- Гонец, который принес известие о пленении королевы, оказался неу-литом. Он разлил вино, которое ему дали, а еда его оставалась нетронутой. Двое моих офицеров, которых это немало удивило, хотели его рассмотреть. Один утверждал потом, что у него нет рта, а второй клялся, что он к тому же еще и слепой.

- Ну конечно! - осенило Байдевина. - Независимо от умения мага, у неу-лита обязательно что-то должно быть не так! Никто из нас так и не видел его лица! - Он улыбнулся: - Я думаю, что и с нами произошло нечто подобное. Думаю, что вчера вечером мы повстречались с самой Фелеей. Байдевин снова оглядел опустевшую поляну. - Только вот я никак в толк не возьму, зачем ей все это понадобилось? Наши кайфары на месте, да и провизия не пропала, - он почувствовал, как радость встрепенулась в его сердце. - Это была просто темная магия и, стало быть, Норисса в безопасности. И она не... - он задохнулся, с трудом сдержав рвущиеся из груди слова облегчения, в то время как в голове его беспрестанно повторялась одна и та же фраза: "Не Норисса была той коварной соблазнительницей, которую он видел вчера!"

Бремет рядом с ним горестно застонал и упал на колени, закрыв руками лицо. Байдевин наклонился к нему, но Бремет отшатнулся. Когда же он наконец повернулся к нему, Байдевин вздрогнул, увидев на лице гиганта неподдельную муку и отчаяние.

- Норисса погибла! - прошептал он. - Я... мы... - он махнул рукой туда, где еще сегодня ночью возвышался красный с золотом шатер. - Я и в самом деле поверил, что вижу перед собой леди Нориссу. Она сказала, что ее опоили каким-то зельем, которое стерло часть ее памяти. Мы... мы разговаривали довольно долго и...

Байдевин похолодел:

- Ты сказал ей, где спрятана Норисса?

Бремет низко опустил голову, и никакое самое яркое солнце не смогло бы изгнать мертвящий холод, сковавший грудь Байдевина.

Какая неслыханная удача! Фелея ликовала, несмотря на невероятную усталость, грозившую овладеть ею. Использование такой мощной магии, в особенности для быстрого возвращения в замок, непременно сильно ее ослабит. Много дней придется потратить на восстановление растраченных сил, в течение которых она будет всецело зависеть от магии Тайлека. Но дело того стоило! Иллюзии сделали свое дело, и уже к завтрашнему дню Норисса будет здесь, полностью в ее власти.

Фелея отхлебнула вина и поела сладостей, разложенных на столике подле нее, но более, чем самым сладким из вин, она упивалась триумфом победы. Поев, она легла на кровать, и служанка, раздев госпожу, стала втирать в ее кожу подогретое масло. Фелея же грезила о другом.

Бремет.

Она помнила его осторожную ласку, когда он прикасался к ней, помнила, как он изо всех сил старался сдержать свою огромную силу, по мере того как их пыл возрастал, и помнила взрыв его страсти, когда они слились воедино.

Несомненно, он любил Нориссу. Но она, Фелея, сумела украсть у нее сладость первого поцелуя. Воспоминание об этой краже осталось на ее губах сладким дыханием их первой ночи.

23

Норисса бросила тоскливый взгляд сквозь распахнутую дверь хижины. На расстоянии полумили вниз по склону ярко блестела под лучами солнца река Ли'л, медленно направляя свои воды в Тэрельскую долину. Норисса не знала покоя и теперь завидовала реке, которая свободна была течь куда пожелает.