Знак драконьей крови - Дамарис Коул

Вздохнув, она пошевелила пальцами ног, ощущая приятную мягкость домашней обуви из шелковистого меха даксета. Сорин, помешавшая в котле густой рыбный суп, на секунду отвлеклась от своего занятия и озабоченно посмотрела на Нориссу.

- Ты себя хорошо чувствуешь?

- Нет. То есть да. Настолько хорошо, что меня уже тошнит!

Ну вот... Дурное расположение духа снова вырвалось наружу, и Норисса тотчас же об этом пожалела, заметив на лице Сорин обиду.

- Прости меня, Сорин, я снова вышла из терпения. Послушай-ка, дай мне присмотреть за супом, пока ты занимаешься остальной едой.

С этими словами Норисса отобрала у Сорин половник и принялась яростно мешать варево. Сорин с понимающим видом уступила.

Норисса присела у очага. Завихрения и водовороты, которые она производила в супе большим деревянным половником, помогали ей избавиться от смятения мыслей. Все еще задумчиво она оглядела внутреннее убранство хижины. Здесь все было очень похоже на их домик в Драэле, за исключением того, что крыша, покрытая соломой, и деревянные стены плотно прилегали к крутому откосу из твердой красной глины. Таким образом, в то время как снаружи хижина выглядела довольно убогим и не слишком просторным строением, однако на самом деле она могла похвастаться тремя дополнительными комнатами, которые были выкопаны в глинистом откосе. Это давало Нориссе возможность уединиться в собственной маленькой комнатке, чего ей так не хватало в Драэле. Сорин с семьей занимали вторую из этих комнат, а в третьей поселился Медвин, и Нориссе порой казалось, что она вновь обрела семью.

Семья. Это слово вызвало в памяти образ матери, тихо напевающей что-то в то время, как она пекла хлеб, ожидая возвращения с охоты отца. А вот и он показался из леса со связкой даксетов или мейрмаков в руке. Вместе с этими образами зашевелились в голове десятки неразрешенных вопросов, касающихся ее подлинных родителей. Вместе с вопросами вернулись одиночество и страх.

"Судьба благословила меня, дав две семьи, и обеих я лишилась. Теперь счастье снова улыбнулось мне, и я обрела еще одну, третью семью. Неужели мне придется утратить и ее?" - задала себе вопрос Норисса и тут же выбранила себя. Такие мысли заранее обрекали ее на поражение, но избавиться от овладевшего ею грустного настроения было не так-то просто.

Шесть дней, прошедшие со дня отъезда Байдевина, тянулись медленно-медленно. Единственным развлечением оказался переезд из Драэля в эту крошечную хижину, который занял всего полдня, а потом некоторое облегчение, вызванное переходом к каким-то активным действиям, снова сменилось скукой и тоской, ибо и в новой своей тюрьме она вынуждена была бездействовать.

В тюрьме? Стоило ли думать таким образом о той верности и стараниях защитить ее, которые продемонстрировали повстанцы? Однако ощущение несвободы продолжало довлеть над ней. Если она выходила на прогулку, ее всегда сопровождали либо Хеска, либо Сорин и не меньше десятка солдат. Пока она оставалась внутри хижины, с ней обращались так, словно она уже заняла королевский трон. Хеска и Сорин предвидели се малейшее желание и старались предупредить его. Ей стоило немалого труда получить разрешение почистить овощи или подмести в хижине пол.

Нориссе хотелось визжать и топать ногами. Неужели никому из них непонятно, что из-за всего того, что было у нее на уме, она остро нуждается хоть в каком-то занятии, которое помогло бы ей отвлечься от терзающих ее мыслей? Но она не могла говорить об этом, не приходя в неистовство, а она не собиралась позволять себе ни малейшей истерики. Поэтому она изо всех сил сдерживалась и проводила немало времени, уединившись в своей комнате.

Довольно часто она перебирала в памяти волшебные чары и заклинания, которым обучил ее Медвин. И столь же часто она неподвижно сидела, пытаясь отыскать источник таинственной силы, которая слегка дразнила ее издалека. Эта сила была чем-то новым, она ничем не походила на болезненное вторжение Другого или разговор при помощи "неслышной речи" с Медвином или Байдевином. Она определенно знала только то, что эта сила была частью ее самой и была более могущественной, нежели простые левитации или алхимические фокусы, которые демонстрировал ей Медвин.

Норисса невидящим взглядом уставилась в котел, механически перемешивая суп. Его завитки и водовороты так подходили к ее путаным мыслям, особенно когда она пыталась разобраться с этой новой силой. Это было так любопытно и странно, что она продолжала хранить свое новое могущество в секрете, не посвящая в него даже Медвина.

Мимо прошла Сорин, и шорох ее движения вернул Нориссу к ее занятию. Она наклонилась над котлом, чтобы посмотреть на образовавшееся внутри варево. Удовлетворившись его густотой, Норисса сдвинула котел с огня вдоль длинной металлической плиты, но не слишком далеко, чтобы суп оставался горячим, но не пригорал. Покончив с этим важным делом, Норисса обнаружила, что ей снова нечего делать и все ее неприятности снова обрушились на нее.

Вчера гонец принес известие о том, что Байдевин возвратился из Дромунда во главе целой армии и движется к Драэлю. Среди жителей крошечной деревушки, куда переехала Норисса, ходили настойчивые слухи о том, что армия Байдевина везет с собой целые фургоны экзотических продуктов и новое оружие из особо твердой стали. Говорили, что Боср лично отправился вниз по реке, чтобы присмотреть за продвижением войск и каравана с продовольствием и амуницией.

"Возвращайся скорей, о Байдевин. Я боюсь, что ожидание меня доконает!" - прошептала Норисса и, хотя она ни к кому не обращалась, она внимательно огляделась по сторонам на случай, если вдруг какой-нибудь капризный дух, случившийся поблизости, услышит ее мольбу и доставит Байдевина сюда. Она и в самом деле с беспокойством и нетерпением ожидала его возвращения. Ей было понятно, что, какие бы планы она не строила в отношении того, чтобы сначала завершить свой арамил, ничто из задуманного не сбудется до тех пор, пока она не сразится с Фелеей. И чем ближе становилась эта встреча, тем неуверенней чувствовала себя Норисса.

Значит ли ее новообретенная сила хоть что-нибудь по сравнению с огромным опытом Фелеи в колдовских делах? Скольким еще людям из тех, кого любила Норисса, придется погибнуть из-за ее неумелого обращения с магией? Но страх еще более сильный, чем страх собственной смерти, терзал ее - это страх того, что ей так и не удастся открыть тайну зовущего ее голоса.

Ее разум отбросил эту мысль, и зов обрушился на нее со всей силой. Норисса только и успела прижать к голове руки, когда резкая боль чуть не расколола ей череп. Никогда раньше Норисса не ощущала в зовущем ее голосе столь сильного отчаяния. Боль вонзилась ей в мозг, словно раскаленное острие кинжала.