Старец Горы - Сергей Шведов

Хорошее настроение сиятельного Михаила сильно подпортил благородный Танкред, вышедший встречать гостей на мраморное крыльцо в горностаевой мантии, которой позавидовал бы любой венценосец. Графу Антиохийскому уже исполнилось тридцать семь лет, но выглядел он гораздо моложе, благодаря статной фигуре и румяному лицу. Диадема, украшавшая его голову, буквально сверкала на солнце от обилия драгоценных камней. Впрочем, взоры всех присутствующих были обращены не на Танкреда, а на его супругу, пленявшую окружающих неземной красотой. Сесилии недавно миновало пятнадцать, но держалась она с таким достоинством, словно правила этой землею уже несколько десятилетий. На крыльцо поднялись только Мануил Витумит и протовестиарий Михаил, все остальные византийцы, включая нотариев и телохранителей, застыли в напряженных позах посреди вымощенного камнем двора. Посол Алексея Комнина произнес заученное приветствие, не содержащее, впрочем, ничего важного. Благородный Танкред ответил на любезность любезностью и широким жестом пригласил гостей в дом. Вел он себя с достоинством коронованной особы и имел на это все права. Благодаря его усилиям на военном поприще, графство Антиохийское столь стремительно расширяло свои пределы, что уже сейчас превосходило размерами многие государства Европы. Еще немного, и оно сравняется по площади с Византией. Шевалье де Санлис уже поставил в известность сиятельного Михаила о намерении Танкреда стать королем. Якобы правитель Антиохии отправил папе Пасхалию письмо с просьбой, разрешить ему короноваться в Риме, подобно Карлу Великому, основателю франкской империи. Протовестиарий благородному Ги не поверил, но в любом случае не приходилось сомневаться, что в голове Танкреда, человека бесспорно одаренного, зреют великие замыслы, способные доставить массу беспокойства Византийской империи и ее басилевсу Алексею Комнину.

Обширный зал был заполнен гостями. Сиятельный Михаил с недоумением и раздражением отметил, что франки и нурманы сильно изменились с того, семнадцатилетней давности, дня, когда они впервые ступили на землю Востока. Поношенные гамбезоны сменили пелиссоны из сукна и шелка самых разных расцветок. Золота и драгоценных камней на прежде нищих шевалье было больше, чем на членах императорского синклита, любивших щегольнуть своим достатком. Что же касается мехов, то такого их обилия Михаил не видел даже на константинопольском рынке, куда стекались все лучшие товары из окрестных земель.

– Я не вижу барона де Руси, – прошептал протовестиарий на ухо любезному Санлису.

– Благородный Глеб наотрез отказался участвовать в церемонии, что, впрочем, никого не удивило, памятуя о трагических событиях двухлетней давности. Говорят, что барон до того опечален смертью жены, что предпочел переселиться из Раш-Русильона в другой свой замок – Ульбаш. Но ты можешь познакомиться с его сыном, Владиславом, он состоит в свите графа Танкреда в качестве оруженосца. Рыжеватый юноша рядом с ним – барон Гуго де Сабаль, незаконнорожденный сын графа Вермондуа, хорошо тебе известного.

– И зачем ты мне это рассказываешь, благородный Ги?

– А затем сиятельный Михаил, что родиной этих отпрысков благородных шевалье является Восток, и другой родины они не знают. Танкред для них живая легенда. Пройдет всего несколько лет, и они пойдут за ним в огонь и воду.

Михаил невольно поежился, глядя на юнцов, окруживших благородную Сесилию. Санлис был прав. Франки, укореняясь на чужой земле, давали многочисленное потомство, жаждущее подвигов, богатства и славы, никак не меньше своих отцов. С каждым годом их будет становиться все больше, и тех, кто родился здесь, и тех, кто рвется из Европы на Восток в поисках добычи. А под боком у них дряхлеющая Византия, большой лакомый кусок для глоток воинственных крестоносцев. К счастью, Алексей Комнин очень хорошо понимает, какая опасность исходит от франков, и сделает все возможное, чтобы выбить это племя с захваченных земель. А союзники у басилевса найдутся, многочисленные и воинственные.

– Неужели это благородный Понс, сын графа Тулузского? – спросил Михаил, отвечая на вежливый поклон рослого молодого человека с печальными карими глазами. – Я помню его совсем мальчиком.

– Танкред произвел сына благородного Бертрана в рыцари за доблесть, проявленную при обороне замка Русильон, но это его мало утешило.

– Почему?

– Понс влюблен в Сесилию и страшно огорчен, что подружка его детских игр проводит время на ложе благородного Танкреда. Впрочем, как истинный провансалец, он предпочитает вздыхать, а не действовать.

– Он очень похож на своего деда, графа Раймунда, – усмехнулся Михаил. – Это был очень умный и отважный человек, но его всегда подводила нерешительность.

Мануил Витумит торжественно зачитывал послание Алексея Комнина. Благородный Танкред слушал его сидя в похожем на трон кресле, установленном на возвышении. Что было дурным знаком. Посол византийского императора вынужден был смотреть снизу вверх на графа, и это обстоятельство делало Витумита похожим на просителя, молящего владыку о снисхождении. Сиятельного Мануила почти не слушали. И если Танкред все-таки сохранял должную серьезность, то его юная супруга о чем-то перешептывалась с юным Гуго, стоящим у нее за спиной, и с трудом удерживалась от смеха. В зале стоял гул, заглушавший речь посла. Благородные шевалье и их дамы развлекали друг друга разговорами, и Михаил с Санлисом не были в этом ряду исключением. Первый знал послание императора наизусть, а второй столь же хорошо знал, каким будет ответ Танкреда.

– Барон Рожер Анжерский с супругой, – указал Санлис глазами на пару, ближе всех стоящую к помосту.

Благородный Рожер не произвел на сиятельного Михаила благоприятного впечатления. Это был на редкость мрачный верзила лет тридцати. А что касается благородной Терезы, то она выглядела расстроенной и даже обозленной. Во всяком случае, ее взгляд, брошенный на Сесилию, не предвещал последней ничего хорошего.

– Я всегда держу данное слово, – тихо, но четко произнес Санлис.

– Мы обсудим твое предложение позже, благородный Ги, – сухо отозвался Михаил. – В более спокойной обстановке.

Благородный Танкред дал роскошный пир в честь византийского посла, но этим и ограничился. В своем непомерном самомнении он дошел до того, что даже не ответил на требования императора Византии, ни письменно, ни устно. Рассерженный Витумит, покидая графский дворец, бросил только одно слово, но оно было услышано чутким ухом сиятельного Михаила:

– Наглец!

Полный провал переговоров скорее обрадовал протовестиария, чем огорчил. Наконец-то у него оказались развязаны руки для дел, которые творятся в ночи под ласковый шелест листвы и тихий звон позолоченных кубков. Сиятельный Михаил проявил сдержанность на графском пиру, как в еде, так и в питье, зато позволил себе расслабиться за дружеским ужином, в узком кругу. Кроме протовестиария, Санлиса, Никодима и Рожера Анжерского за столом больше никого не было. Никодим, хорошо знавший вкусы и привычки сиятельного Михаила, лично проследил, чтобы к столу было подано мясо павлина, приготовленное в чесночном соусе, к которому любимец басилевса питал известную слабость.

– Не скрою от вас, шевалье, что божественный Алексей будет огорчен ответом благородного Танкреда, – начал неспеша раскручивать нить своего красноречия протовестиарий. – А гнев сильных мира сего часто оборачивается кровью. Очень жаль, что печальная участь благородного Болдуина, окончившего свои дни в забвении, так ничему и не научила его племянника. Военное счастье переменчиво, зато добрые отношения еще никому вреда не приносили.

– В этом мире все поправимо, – вскольз заметил Санлис. – Разве что кроме смерти.

– Я тоже надеюсь, что в Антиохии разум в конце концов возьмет верх над глупой воинственностью, – благосклонно кивнул шевалье протовестиарий, – и отношения между графством и империей войдут в свою привычную и мирную колею. Ибо христиане окружены бушующим мусульманским морем, которое захлестнет нас всех с головой, если мы будем враждовать друг с другом. Я очень надеялся, что здесь, в Антиохии, найду разумного человека, понимающего всю важность братских отношений между Иерусалимским королевством и Византийской империей. И очень рад, что обрел столь надежного союзника в твоем лице, благородный Рожер.

Барон Анжерский вздрогнул и вперил в сиятельного Михаила глаза, мутные то ли от выпитого вина, то ли от страшных мыслей.

– Значит, я могу надеяться на поддержку императора Алексея? – спросил Рожер хриплым как после длительного запоя голосом.

– Вне всякого сомнения, – любезно подтвердил Михаил. – Киликия, возвращенная в лоно империи, станет залогом нашей дружбы, благородные шевалье. Я очень сожалею, что Танкред пренебрег долгом вассала и клятвой, данной императору, в самом начале крестового похода. Увы, клятвопреступники очень часто забывают, что кроме суда человеческого есть еще суд божий. А уж чьими руками Бог совершит правосудие, это не столь важно.