Звезда ведьмы - Джеймс Клеменс

Каст закрыл глаза ребенка. Он подумал, что на сердце у него уже не может стать тяжелее этой ночью.

— Мне жаль, Тайлин, — сказал он, вспомнив восторженного паренька, его радость и юношескую гордость своим драконом, Хелией. Так много жизни… и сейчас она покинула его навеки.

Каст видел других мираи, убитых и брошенных в зале и у ступеней башни. «Засада…» Отряд мираи возвращался с последними яйцами с разбитого корабля. Они не знали, что им следует опасаться Ханта или капитана стражи Кровавых Всадников…

И не было сомнений в том, кто напал на этот отряд и убил всех. Это явно была работа Дреренди — и ни одного черного яйца не осталось.

Каст чертыхнулся вполголоса. Эти убийства были его виной. Он слишком долго медлил в подземелье внизу, глядя, как Сайвин связывают по рукам и ногам. Она боролась, с пеной у рта выкрикивала грязные ругательства, смеялась как безумная. Занятый собственной болью, Каст был не в состоянии действовать быстро. Он и не подумал послать немедленное предупреждение и подмогу мираи, возвращавшимся из моря с последними яйцами.

Он смотрел на результаты своей близорукости. В эти дни кровь была расплатой за малейший неправильный шаг. Каст выпрямился и сжал кулаки. Больше этого не будет. Пришло время перенести войну туда, где она должна быть.

Торопливые шаги послышались позади него. Он обернулся и увидел Пайрана, бегущего к нему в окружении других мираи.

— Мы напали на их след, — сказал Пайран. — Они направляются к Гавани.

— Все?

— Мы почти уверены. Мы разговаривали с людьми на улицах. — Голос воина мираи понизился: — Но в гаванях еще тела. Один из кораблей Дреренди захвачен.

Каст чертыхнулся, ударив кулаком по рукояти меча.

— Я хочу, чтобы эльфийские корабли немедленно поднялись в воздух и преследовали их.

— Я уже разговаривал с эльфийским военачальником. Он отрядил команду преследователей.

Каст кивнул. Но в глубине души он знал, что шанс найти Ханта и остальных очень невелик. Сын Верховного Килевого знал лабиринт островов Архипелага лучше, чем кто бы то ни было. Они могли затеряться в тумане и, прежде чем зайдет луна, пересесть на другой корабль, захватив его силой, если придется. К завтрашнему дню они могут оказаться вне пределов досягаемости.

Но Каст не позволил себе предаваться унынию. Пришло время расширить игровое поле. От Сайвин он узнал, что замышляли одержимые: собрать как можно больше яиц и заразить с их помощью боевой флот.

Такое знание было силой. Чем тратить впустую энергию на бесполезное преследование, лучше расставить ловушку для одержимых и встретить их там, куда они направляются.

Каст повернулся к Пайрану:

— Передай еще одно послание эльфийскому командиру. Мне нужно, чтобы корабль был готов к рассвету.

— Преследовать их?

— Нет, я передаю остров и его защиту тебе. Сообщение об измене и грозящей опасности должно достичь флота. Ксин не смог связаться с Тайрусом этой ночью, и наша связь с ним прервалась. Я не могу рисковать, доверяя столь важное сообщение полету ворона. Я намерен сам отправиться на корабле к флоту и подготовить защиту от одержимых.

При этих словах лицо Пайрина помрачнело.

— Но Алоа Глен…

— Я полностью уверен в твоей способности оборонять эти стены, лейтенант.

— Но…

Каст хлопнул его по плечу, уже почти не видя Пайрана, стоящего перед ним. Мысленно он устремился за стены и укрепления замка. Сердцем он чувствовал, что здесь все закончилось с той последней битвой в подземелье. Истинная битва будет далеко от них, на севере, у Блэкхолла.

— Они напали здесь, потому что боялись Рагнарка, — пробормотал он, вспоминая ненависть в безумных глазах Сайвин. — Но я покажу им, что такое настоящий страх.

Пайран сделал шаг назад:

— Я предупрежу командира немедленно.

Каст медленно разжал кулак. Он окинул взглядом разрушение вокруг, и его глаза остановились на бледном лице мальчика. Кровь собралась маленьким озерцом вокруг Тайлина. Он вспомнил смех юноши, его открытую улыбку и простую, исполненную гордости любовь к своему нефритовому дракону. Где-то далеко эхо разнесло над темными морями скорбный рев одинокого дракона. В нем звучала такая же боль и печаль, как и та, что была в его собственном сердце.

Он отвернулся — его зрение затуманилось. Он вытер глаза. Только одно он мог сделать в ответ на кровопролитие здесь: добиться, чтобы это больше не повторилось.

Он зашагал прочь из зала.

Ждать, когда настанет рассвет, было невыносимо.

Тайрус стоял среди каменных дварфов. Звезды на востоке побледнели — начинался новый день. Это был странный переход между ночью и утром, на всем лежал серебристый сумрак, и казалось, что армия дварфов ждала только солнечного света, который пробудит их от их искусственного сна.

Тайрус медленно пошел мимо рядов дварфов. Он ощущал гранитные глаза воинов, следящих за ним. Он вспомнил свое собственное ощущение — как будто вокруг мир затвердел, удерживая тебя в ловушке. Он оглядывал ряд за рядом, шеренгу за шеренгой: вот пехотинец, десятник, лейтенант и капитан.

Где-то в этой огромной армии, в низине или на холме, стоял и Веннар, их командир. Тайрус искал его, чтобы предложить то утешение, что мог, — пообещать, что война против давнего поработителя народа дварфов не закончилась на этом поле камня и гранита.

— Я не знал, — проговорил тихий голос позади него.

Тайрус закрыл глаза. Он пока не мог простить это.

— Когда я в последний раз слышал о дварфах, — сказал Каменный Волхв, — они были прихвостнями Темного Лорда, его руками и ногами на наших землях. Я думал только о защите.

Тайрус повернулся, чтобы посмотреть на его обветшалый лик.

— Ты когда-то был целителем, если истории не лгут, — принц обвел рукой кладбище живого камня вокруг. — Видишь, к чему привел твой слепой гнев? Он забрал жизнь и исказил ее ужасающим образом. И что же, твои поступки справедливее, чем поступки Черного Сердца?

— Я не знал.

Тайрус не мог стерпеть этого извинения.

— Невежество — самый смертоносный из ядов. В твоих руках оказалась сила, и она возлагает на тебя ответственность. Она дана тебе не для того, чтобы ты причинял вред миру. Вместе с могуществом приходит и ответственность.

Фигура, казалось, согнулась под тяжестью этих слов.

— Я не просил этой силы, — Волхв выпрямился, вытянув каменные руки. — Я ничего не чувствую. Ни ветра на лице, ни дождя. Ни прикосновения руки к щеке, ни мягкости кожи ребенка. Все, чего я касаюсь, обращается в камень.

Тайрус увидел бездонный колодец боли в глазах собеседника — и грань безумия.

— Освободи меня… — взмолился мужчина.

Пока Тайрус смотрел на Волхва, к нему приходило понимание. Это не гнев на Темного Лорда питал его ярость, а обычное одиночество. Волхв провел всю свою жизнь в северных лесах — отшельник, поселившийся в холме. Но хотя он и вел уединенную жизнь, он никогда не был полностью одинок; мир продолжал соприкасаться с ним мириадами способов.

А с этой трансформацией все изменилось.

Волхв был пойман в камень так же, как любой другой здесь. Отделенный от мира, он потерял связь с ним. Он забыл, что значит жить и дышать. Тайрус вспомнил предостережение Хурла: «Помни и никогда не забывай: сердце Каменного Волхва тоже обратилось в камень». Эти слова оказались более пророческими, чем можно было себе представить.

Тайрус не мог простить, но он мог пожалеть. Он смотрел на статую с руками, поднятыми в мольбе.

— Мы найдем способ освободить их, — сказал он и поднял гранитную руку. — Дварфов, моих людей и жителей деревни.

— Это невозможно, — сказал Волхв; его плечи опустились — он был побежден.

Пока Тайрус смотрел на армию, небо светлело. Холмы на севере начинали проступать из темноты. Голые, похожие на скелеты деревья покрывали их склоны. Это был край Каменного леса, некогда бывший домом печальной фигуры, что стояла рядом с ним.

— Расскажи мне о приходе Блэкхолла, — сказал Тайрус.

Волхв закрыл лицо руками.

— Это было слишком ужасно. Я не хочу ворошить эти воспоминания снова.

— Ты должен, — сказал Тайрус более жестко. Он подошел к мужчине и убрал одну руку с его лица. — Если и есть надежда как-то обратить вспять твою магию, я должен знать, как к тебе пришла твоя сила.

Волхв покачал головой:

— Это было слишком мрачное время, чтобы оглядываться на него.

Тайрус убрал другую его руку.

— Тогда оглянись на это! — крикнул он, и указал на каменную армию. — Тысячи оказались заключены в камень твоей рукой, пойманы в камень, как и ты. Ты можешь слышать, как они просят освободить их? Можешь ты увидеть их молящие глаза?

— Нет… нет… — Волхв упал на колени. Его трясло. — Я не знал.