Ковер царя Соломона - Барбара Вайн

Фонарик потух, а откуда-то снизу донесся грохот.

Звук был ужасно громким и напоминал длинный раскат грома. Лестница и все здание закачалось у него под ногами. Звук волнами распространялся из-под земли, словно там что-то ломалось и раскалывалось. Это было похоже на то, будто с крыши падали целые вагоны с мебелью, или старинные пушки стреляли чугунными ядрами в нескончаемой артиллерийской баталии, или с горы сходила каменная лавина. Том вцепился в перила, а грохот все звучал и звучал в его ушах бесконечным эхом, оглушительным, раздражающим, громыхающим и раскатистым. А потом дом вздрогнул в последний раз, и звук наконец стих.

Во время толчков здание жалобно скрипело и трещало, словно тоже испытывало страх. Флейтист, стоявший на лестнице, понял, что все еще жив и даже невредим. Пока дом дрожал, он и сам трясся вместе с ним и, похоже, даже не дышал, пока длился этот раскат – так ему во всяком случае показалось. Теперь музыкант решился легонько вздохнуть. Дом тоже словно вздохнул, успокаиваясь. Том нащупал одну ступеньку, затем вторую и вслепую пошел в темноту.

Глава 23

Однажды, в тот день, когда «Арсенал» играл на своем поле, в проходящем по линии Пикадилли поезде взорвалась бомба.

Взрывное устройство было оставлено в вагоне под сиденьем. Взрыв произошел в девять вечера на конечной станции «Вуд-Грин». Вагон не был разрушен, хотя его стенки и выгнулись.

Внутри в тот момент никого не было. Вернее всего, террорист не сообразил, что большинство пассажиров этой линии выходят около футбольного стадиона. Так было и на сей раз.

Это случилось в 1976 году. Спустя непродолжительное время в Западном Хэме в поезд сел какой-то мужчина. Не успел он зайти в вагон, как из спортивной сумки за его спиной повалил дым. Никто не пострадал, за исключением самого преступника, застреленного при попытке к бегству.

Таким образом, покушений на то, чтобы взорвать бомбу, в Лондонском метро было немного.

Джаспер, находившийся дома на совершенно законных основаниях, поскольку начались пасхальные каникулы, понемногу приходил в себя после той трагедии в подземке. Предыдущий вечер он провел с Джедом. Сначала они отправились в барнетский инкубатор, где «подготавливали» однодневных цыплят, которыми Лори баловал Абеляра, а затем кормили полусонную и уже довольно жирную птицу. Мальчика заворожили эти желтые, крошечные, жалкие тельца, которые появились на свет только для того, чтобы сразу же стать чьей-то едой. Они совсем не походили на те пушистые шарики, символ Пасхи, нарисованные сейчас на витринах всех магазинов. Джаспер надеялся, что когда-нибудь поймет мир взрослых, в котором сосуществовали два типа цыплят: одни – всеми любимые и обожаемые и другие, которых убивают, чтобы скармливать птицам и зверям. Интересно, кстати, а как именно они их убивают? В общем, этот мир был пока совершенно не понятен ребенку.

До сих пор Джасперу как-то не приходило в голову, что Абеляр постоянно живет в «старшем шестом классе». То есть он, конечно, заметил, что ястреб больше не орет, но думал, что тот просто вырос. Ведь взрослые постоянно твердят, что когда ты вырастаешь, то перестаешь интересоваться вещами, которые тебе прежде чертовски нравились. Выходит, велосипедный сарай, где раньше сидел пернатый хищник, теперь освободился. Джаспер положил на него глаз с того самого дня, когда они переехали в «Школу», но тогда там жил Абеляр.

Летом из этого сарая выйдет прекрасное логово. Хотя сначала надо было все хорошенько обследовать. Сарай наверняка провонял птицей, следовательно, там придется устраивать уборку, а Джаспера подобное занятие не слишком привлекало. Утром, подождав с таинственным видом, который он напускал на себя по поводу и без повода, пока Тина с Бьенвидой не уйдут на виллу «Сирени», мальчик кинулся в сарай. На улице лил дождь, так что бежать пришлось, втянув голову в плечи.

Сарай оказался куда просторнее, чем он думал. Кто-то, возможно, сам Джед, попытался даже залатать его крышу. Ястребом, конечно, пованивало, но не слишком сильно и не особенно противно. Даже пол вроде как подмели. На стеллажах у дальней стены были сложены всякие интересные штуки: старые чемоданы, пара здоровенных туристических ботинок без шнурков, что-то похожее на свернутую палатку и, наконец, моток веревки.

Обрадованный Джаспер схватил ее и с удовольствием обнаружил, что она куда длиннее, чем казалась на первый взгляд – просто-таки замечательно длинная. Именно то, что ему требовалось.

Солнце уже взошло.

Выскочив на улицу, Том сообразил, что ему надо бежать отсюда со всех ног. Что-то случилось совсем близко, по крайней мере, не дальше Холборна. Но никакое, конечно, это было не землетрясение. Взорвалась бомба.

Рвануло, видимо, под тем самым зданием, где находился Мюррей. Впрочем, первое впечатление часто обманчиво. Нигде не было видно ни разрушений, ни паники. Улица оставалась тихой и безлюдной. Стараясь не сорваться на бег, музыкант направился к Кингвэю. У тротуаров стояли припаркованные машины – впрочем, несколько автомобилей проехали мимо Тома. Город только пробуждался для нового дня. Единственным человеком, встретившимся ему на пути, был какой-то бродяга с пустой бутылкой в руке. Флейтист оглянулся на него и увидел, что нищий опустил бутылку в мусорку.

Где же сирены, где полицейские машины, где «Скорая помощь», наконец? И, кстати, где же это все-таки произошло? Молодой человек подошел к станции «Холборн», но та оказалась закрыта. Странно, ведь уже двадцать минут седьмого! Начал накрапывать дождь. Пока – всего лишь морось, скорее, густой туман, чем настоящий дождь. Том вспомнил слова Акселя о такси, но стоило ему подумать о своей жертве, как его снова бросило в дрожь.

Если он в такое раннее утро пойдет по Хай-Холборну со своим рюкзаком, это может привлечь внимание полицейских. А с другой стороны, даже если его остановят, что они найдут? Ну, рюкзак с фонариком и болтом, что дальше? Том бросил болт в мусорку, приделанную к уличному фонарю. Остается фонарик – вещь совершенно невинная, которую каждый может носить с собой. Дождевые капли начали затекать за воротник Мюррея, волосы его промокли.

Станция на Ченсери-лейн работала. Подошел поезд на Илинг-Бродвей, и Том в него сел. Во всем вагоне был один-единственный пассажир. Когда они подъезжали к Холборну, объявили, что поезд здесь не остановится по причине «проблем со связью».

И тут флейтиста словно что-то ударило. Он впал в ступор и весь затрясся от ужаса, услышав слово «связь». Ведь Аксель собирался сфотографировать как раз диспетчерскую! То есть он так сказал, что хочет ее сфотографировать, где-то там, в старых туннелях под Холборном. Том нервно провел ладонью по мокрым волосам, а потом прижал холодные пальцы ко лбу, который почему-то горел огнем. Он не хотел, просто не осмеливался больше ни о чем думать.

Вместо того чтобы, как обычно, пересесть на Юбилейную линию на «Бонд-стрит», молодой человек поехал в Килбурн. Одна мысль о возвращении домой приводила его в панику. Он зашел к Питеру, но того не было дома, и Том, стараясь вообще ни о чем таком не думать, а просто мысленно проигрывать в голове любимую музыку, побрел в хоспис, где его напарник по игре часто работал по ночам.

Блич-Палмер был на месте, за конторкой. Рядом никого не было видно, и он слушал радио, установив громкость на минимум.

– Что случилось? – изумился он, увидев Мюррея. – Ты выглядишь просто отвратительно!

Поскольку лицо самого Питера казалось черепом, обтянутым кожей, в его устах эта фраза прозвучала довольно дико. Посмотрев на изнуренного друга, Том вдруг понял, до чего же устал: он буквально валился с ног.

– Могу я немного здесь побыть? Посидеть где-нибудь? – попросил он своего друга.

Блич-Палмер никогда не задавал лишних вопросов, на собственном опыте зная, что это такое, когда тебе лезут в душу, и стараясь не поступать так с другими.

– Конечно можешь, – согласился он. – Пойди в комнату, где стоит телевизор. В ближайшее время там никого не будет.

И он показал Тому, куда идти. В комнате стояла застарелая сигаретная вонь. Многие обитатели хосписа курили, как паровозы, по пятьдесят-шестьдесят сигарет в день, но в их ситуации это уже не имело никакого значения. Музыкант упал в кресло. Потом он перебрался на диван, лег ничком и обхватил голову руками.

Через некоторое время в комнату заглянул его друг. Шел он медленно, опустив голову, как ходил теперь всегда.

– Все в порядке? – спросил он.

Том кивнул.

– Я заканчиваю в восемь, то есть где-то через час, – сказал Блич-Палмер. – Ты можешь пока побыть здесь. Сейчас слушал новости – представляешь, кто-то заложил бомбу в метро! Рвануло в шесть утра, когда пошли первые поезда.

– Кто-нибудь… Кого-нибудь ранило? – прошептал Мюррей. – Убитые есть?

– Пока неизвестно. Там внизу, наверное, сейчас ужасная суматоха.