Захват Московии - Михаил Гиголашвили

На этой площади умерщвляли и убивали господ из земщины. Тогда вся площадь — от западных ворот и до этого храма — бывала окружена и занята опричными стрелками. Трупы оставались обнаженные на площади и днем и ночью — народу в назидание. Потом их сбрасывали в одну кучу в поле, в яму.

Около храма есть ворота Фроловские в Кремль. На восточной его стороне — тоже церковь Св. Константина и Елены, ничем не отличающаяся от других русских церквей. Затем идут знатнейшие приказы, все деревянной постройки, и только один из камня. А именно: Казанский, Разбойный, Разрядный, Поместный, Приказ Большой Казны, Дворцовый приказ, приказ Челобитенный, где вычитывались все челобитья, которые сходили от великого князя и были подписаны. Дальше стоит Архангельский собор, где похоронены покойные великие князья.

Далее Казенный двор. Перед этой церковью и Казенным двором ставили на правеж всех, кто был должен в казну. Дальше — еще одна двухэтажная церковь, Благовещенский собор, с лестницей вверху, со сводами. Свод и одна стена по левой стороне до дверей и входа в нижнюю церковь расписаны изображениями святых в образе человеческом. Дальше — сводчатым же проходом — можно пройти до площадки перед Большой набережной палатой великого князя, в которой он обычно обедает.

Когда он сидит за столом, то по правую его руку обыкновенно садится старший сын. Сам он с грубыми манерами: опирается локтями на стол, и так как не употребляет никаких тарелок, то ест пищу, взяв ее руками; иногда полусъеденное опять кладет в чашку. Прежде чем пить или что-нибудь съесть, он обыкновенно знаменует себя большим крестом и взирает на образа Девы Марии и св. Николая. Кравчий, подавая ему питье, употребляемое им в изобилии, часть выливает в другой стакан и вкушает его для пробы. Сын во время питья встает и желает отцу здоровья.

Если великий князь кому-нибудь своими руками подаст что-либо из пищи или питья — это знак великой милости. Он очень высокого роста. Тело имеет полное силы и довольно толстое, большие глаза, которыми он постоянно вращает и все наблюдает самым тщательным образом. Борода у него русая, довольно длинная и густая; но волосы на голове он, как большая часть русских, бреет бритвой — эта мода идёт, без сомнения, от татар.

Он так склонен к гневу, что в гневе испускает пену наподобие коня и приходит как бы в безумие; в таком состоянии он бесится также и на встречных. Если кто провинится немного потяжелее, того он уничтожает с корнем и истребляет со всем семейством, рабами и всем, что одарено живой душою. Часто беседует с Василием Нагим, про которого говорят, что он видит будущее и может летать.

Московиты, наученные многими примерами, так боятся своего князя, что, позванные им, они не спокойно приходят, но прибегают со сколь возможно большой скоростью, и во всем, что бы на них ни налагалось, оказывают ему послушание и повинуются без всякой отговорки, с великой душевной готовностью. Если ты кому-нибудь желаешь здоровья, то он говорит: «Дай Бог, чтобы великий государь наш был здрав, и потом мы, его подданные». Если ты спросишь у кого-нибудь о чьих-либо владениях, то он отвечает: «Великого князя и такого-то»; обыкновенно говорит, что он не знает, что должно думать о своем князе: «Бог и не Бог; человек и больше человека».

Если кто при дворе его дружественно сносится с приятелем, того тотчас схватывают, особенно если возбудится какое-либо подозрение, и палками доводят до того, что он бывает принужден признаться в этих речах. И так они живут в самом крайнем рабстве, больше которого едва ли может быть: это бремя они потому легче переносят, что совершенно не знают, какое устройство других царств и государств: они держатся в своей стране заключенные как бы в клетке и никогда не смеют ни выйти, ни послать детей своих, на что многие, как мы слышали, очень жаловались. И так, довольствуясь одним только туземным языком, они, как весьма часто бывает, не знают всех других; а так как у них очень достаточно природных способностей к изучению всяких наук, то, если бы к этому прибавить образование, они были бы не ниже других народов.

Тем, которые вели себя на войне мужественно, великий князь оказывает свою милость, которая у них называется особенным именем «жалованье», или назначает известную часть полей, или увеличивает годовое содержание. Татары, помощью которых он очень часто пользуется в войнах благодаря отличному мнению, составленному о них, живут почти довольствуясь небольшой частью полей и добычей, которая для них неограниченна. Однако очень многим, особенно начальниками, положено, кроме того, жалованье. Немецких солдат он предпочитает всем остальным и потому, если выходит на войну, особенно много заботится об их наборе и не щадит никаких издержек.

Девизом у великого князя Иоанна Васильевича: «Я никому не подвластен, как только Христу, Сыну Божию».

В дни праздников через Красное крыльцо идет обычно великий князь в сопровождении многочисленных князей и бояр, все в бриллиантах и золоте. Великий князь всегда держит в руке прекрасный посох с тремя огромными драгоценными камнями. Все князья и бояре также держат в руках по посоху; по этим посохам отличали правителей (теперь с великим князем ходят новодельные господа, которые должны бы быть холопами тем — прежним)!

В Кремле было еще несколько монастырей, где погребались великие князья и иные великие господа.

Посреди Кремля стояла церковь Иоанна Лествичника, возведенная итальянцем Боном-Фрязиным в 1505 г. На ее месте в 1600 г. отстроен «Иван Великий» с круглой красной башней, Звонница Петрока Малого, выстроенная в 1532 г. для 1000-пудового колокола. На этой башне висели все большие колокола, что великий князь привез из Лифляндии. Около башни стояла лифляндская артиллерия, которую великий князь добыл вместе с магистром Вильгельмом Фюрстенбергом; стояла она неприкрытая, только напоказ.

У этой башни сидели все подьячие, которые всем и каждому ежедневно писали за деньги челобитные, кабалы или расписки; все они приносили присягу. По всей стране челобитья писались на имя великого князя, около этой башни или церкви ставили на правеж всех должников из простонародья. И повсюду должники стояли на правеже до тех пор, пока священник не вознесет даров и не зазвонят в колокола.

Между башней и церковью висел еще один колокол: самый большой по всей стране. Когда звонили в него по большим праздникам, великий князь в своем одеянии направлялся в церковь в сопровождении священников, несших перед ним крест и иконы, и князей и бояр. Кремлевские стены выстроены все из красного обожженного кирпича и по всему кругу снабжены бойницами.

В день Симона Иуды на этой площади великий князь вместе с князьями и боярами, с митрополитом, епископами и священниками, в облачениях, с крестами и хоругвями прощались с летом, провожали его и встречали зиму. У русских это — день Нового года: кто из иноземцев не имел поместья, тот должен был требовать себе новую «кормовую память».

Никольские ворота — двойные, около них во рву под стенами находились львы: их прислала великому князю английская королева. У этих же ворот стоял слон, прибывший из Аравии.

Дальше шел Судный двор, или Земский двор, и цейхгауз; за ним друкарня или печатный двор. Далее была башня или цитадель, полная всякого порохового зелья. Затем — северные, Владимирские ворота. Около них — много княжеских и боярских дворов, протянувшихся до Ильинских ворот. Здесь была выстроена большая тюрьма, совсем как замок; в ней сидели пленники, взятые в плен на поле битвы в Лифляндии. На день тюремный сторож выпускал их по городу, а на ночь ковал в железо. Здесь же был и застенок.

Дальше до третьих северных, Варварских, ворот тянулись различные дома и дворы. На этой улице был выстроен еще большой двор с женской половиной: когда великий князь захватил и добыл Полоцк, здесь были заключены привезенные на Москву Довойна и некоторые другие поляки и их жены.

Далее, на Варварке был двор англичан, которые приезжают к Холмогорам. Еще дальше — Денежный двор. За всем этим находились торговые ряды. В каждом ряду торговали одним товаром. Ряды тянулись вдоль площади перед Кремлем.

На площади изо дня в день стояло несколько «малых» с лошадьми: всякий мог их нанять за деньги и быстро доставить из подгородных слобод что-нибудь, как то: рукописания, грамоты, расписки — и затем опять идти в Кремль по приказам.

Посредине города был заново отстроенный двор, в нем должны были лить пушки.

По всем улицам были устроены «решетки», так что вечером или ночью никто не мог через них ни пройти, ни проехать — разве что по знакомству со сторожем. А если хватали кого-нибудь под хмельком, того держали в караульной избе до утра, а затем приговаривали к телесному наказанию.