Записки еврея - Григорий Исаакович Богров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давно бы такъ, пропыхтѣлъ Хайкель. — Не даромъ пословица гласитъ: у женщинъ волосъ длиненъ, а умъ коротокъ.
За эту любезность онъ получилъ порядочной тумакъ отъ матери, развеселившій всю почтеннѣйшую публику. искреннѣе всѣхъ хохотала дѣвушка въ ситцевомъ капотѣ. «Она, какъ видно, совсѣмъ не застѣнчиваго десятка», подумалъ я: «отчего же мнѣ такъ неловко?» Я осмѣлился искоса посмотрѣть на нее, но встрѣтивъ ея смѣлый взглядъ, опустилъ глаза и больше не рѣшался уже на подобный подвигъ. Я убѣдился въ одномъ, что она красива той простой, обыденной красотой, которая обусловливается свѣжимъ цвѣтомъ лица, румяными пухлыми щеками, округлостью правильнаго лица и полнотою формъ тѣла.
Я не хочу пускаться въ подробную рисовку матери и отца моей невѣсты. Скажу только, что будущій мой тесть, приступившій немедленно ко мнѣ съ разными учеными вопросами и разспросами, показался мнѣ добрякомъ, будущая моя теща представлялась грубой и злой.
— Что это ты, мой милый, такой блѣдный? У тебя, кажется, здоровье плохое? приступила она ко мнѣ съ первыхъ словъ.
— Нѣтъ, я здоровъ, отвѣтилъ я нерѣшительно.
— Онъ, кажется, у васъ болѣзненный? замѣтила она моей матери.
— Да, какъ видите, въ дровосѣки не годится, срѣзала ее мать.
— Талмудъ не свой братъ, весело вмѣшался мой будущій тесть: — онъ жиру не придастъ. Что-жь? червямъ меньше достанется.
Эта гамлетовская мысль показалась его супругѣ почему-то неумѣстной.
— Ты всегда съ своими червями, смертью и адомъ. Супругъ поджалъ хвостъ и обратился къ Хайкелю.
— Не мѣшало бы проэкзаменовать моего будущаго зятюшку, какова сила его въ талмудѣ? Какъ вы думаете, а?
— А кто его экзаменовать будетъ, позвольте спросить? сказалъ Хайклъ грубо и сердито. — Не вы ли?
— Нѣтъ. Сознаюсь, я слабъ на этомъ пунктѣ, хотя и маракую кое-какъ. А вотъ этотъ! указалъ онъ на прихвостня.
— Этотъ? спросилъ Хайклъ, презрительно тыкая на него пальцемъ. — Хорошо. Но я, прежде всего, его самаго проэкзаменую.
Съ этими словами онъ быстро подошелъ къ прихвостню и пошелъ осыпать его такими вопросами, что тотъ, попробовавши сначала отбиваться отъ своего импровизированнаго экзаменатора, почувствовалъ, наконецъ, полнѣйшее свое безсиліе, и сконфуженный до-нельзя, замолчалъ. Женщины съ большой сосредоточенностью внимали этому ученому диспуту на китайскомъ для нихъ языкѣ и хлопали глазами, а мать моя таяла отъ удовольствія.
— Вы — великій ламденъ (ученый), рѣшилъ мой будущій тесть, подобострастно тряся Хайкеля за руку.
— Я училъ его, сказалъ Хайклъ, указывая на меня. — Понимаете ли вы? Я самъ!
— О! ученика подобнаго учителя нечего экзаменовать
Затѣмъ, мать моя, родители невѣсты и шадхенъ заперлись въ особой комнатѣ.
Я остался съ Хайкелемъ.
— Какъ нравится тебѣ невѣста, Сруликъ?
— Не знаю.
— Врешь, знаешь. Дѣвка просто цимесъ (компотъ). Лучшей и желать нельзя.
На другой день, я и Хайка были объявлены женихомъ и невѣстой. По щучьему велѣнію, по родительскому хотѣнію, мы обязаны были любить другъ друга и множиться, аки рыбы морскія. Выпили по нѣскольку рюмокъ водки, закусили ржанымъ медовымъ пряникомъ, написали предварительное условіе (тноимъ), разбили нѣсколько надбитыхъ тарелокъ, и дѣлу конецъ. Хайклъ попытался-было склонить мою мать дать мнѣ возможность побесѣдовать съ невѣстой наединѣ, но мать дала ему такой отпоръ, что онъ немедленно попятился назадъ.
— Это еще что? крикнула она сердито — новыя моды я буду заводить. Успѣютъ еще наговориться до тошноты. Жизнь долга.
Мать пророчила въ эту минуту: мы впослѣдствіи успѣли договориться именно до тошноты.
На другой день, мы разъѣхались. Первое свиданіе не была радостно, за то и первая разлука не была печальна.
Свадьба моя была назначена чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ. Я долженъ былъ пріѣхать съ родителями въ городъ Л., гдѣ жила моя невѣста, отпраздновать свадьбу, и остаться уже тамъ на харчахъ у тестя. Но уговорено было, что еще до свадьбы, на праздникъ пасху, родители моей невѣсты возьмутъ меня въ себѣ въ гости на нѣсколько дней, чтобы поближе познакомиться со мною.
По возвращеніи домой, къ намъ нагрянули всѣ сослуживцы отца съ ихъ жонами и чадами, и на радостяхъ вся честная компанія нализалась до положенія ризъ. Затѣмъ, жизнь моя вступила въ обыденную свою колею: то же хожденіе въ контору, тоже зубреніе талмуда и чтеніе лубочныхъ романовъ, тоже пиленіе на некрашеной скрипицѣ; я такъ же млѣлъ при появленіи невѣстки откупщика, какъ и прежде. Къ моимъ земнымъ блатамъ прибавилась только новая соболья шапка съ хвостиками, и серебряные часы временъ Рюрика, полученные мною въ подарокъ отъ моей щедрой невѣсты.
Сказать ли правду? Я съ нетерпѣніемъ ожидалъ своей свадьбы. Не потому, что чувствовалъ особенную любовь въ моей невѣстѣ, а изъ потребности въ какой-нибудь перемѣнѣ въ моей монотонной жизни. Я ни на минуту не забывалъ соблазнительныхъ словъ Хайкеля: «А свобода что стоитъ?»
Поѣздка на пасху въ невѣстѣ въ гости спасла меня отъ большой непріятности. Евреи къ празднику пасхи обязаны запастись новою кухонною и столовою посудою, небывшею еще ни разу въ употребленіи. Эта посуда хранится подъ замкомъ и строго оберегается отъ всякаго соприкосновенія съ хлѣбомъ и прочими буднишними съѣстными припасами, называющимися хамецъ. Между прочею посудою, мать въ одно утро принесла съ базара много стакановъ, стаканчиковъ и рюмокъ, и вновь отправилась на базаръ. Я давно уже открылъ акустическую тайну, что стаканы издаютъ самый чистый, опредѣленный звукъ, который понижается по мѣрѣ того, какъ стаканъ наполняется жидкостью. Я горѣлъ нетерпѣніемъ примѣнить это открытіе къ дѣлу, но число нашихъ домашнихъ стакановъ и рюмокъ было слишкомъ ограниченно для этого эксперимента. При видѣ на столѣ такого количества разнокалиберной стеклянной посуды, мнѣ пришла роковая мысль пустить мое открытіе въ ходъ. Долго не думая, разставивъ въ порядкѣ стаканы и ихъ меньшую братію, я вздумалъ извлекать изъ нихъ звуки, желая подобрать какую-нибудь правильную музыкальную фразу. Но ничего не выходило: интервалы тоновъ были слишкомъ неправильны. Забывъ о томъ, что это пейсаховая посуда, я зачерпнулъ хамецовую воду и началъ подливаніемъ этой воды въ стаканы регулировать интервалы. Я долго трудился, пока мое ученое желаніе увѣнчалось успѣхомъ; ударяя по стаканамъ серебряной ложечкой, я правильно выстукивалъ на нихъ цѣлую мазурку не-дурнаго тона. Но, о ужасъ!
