Собор - Роман Злотников

9

Гул турбин «ИЛ-76» навевал дрему, но Иван не мог уснуть. Быстрый бросок Путем перехода (слава богу, в окрестностях Иерусалима было достаточно деревьев) и стремительная, но жестокая схватка на холме, когда им удалось захватить боеголовку всего за несколько секунд до выстрела катапульты, остались в прошлом. Потом был путь до базы израильских ВВС, короткий сон, да и то не для всех. Ребята капитана охраняли боеголовку, а одна из пятерок негласно охраняла их. Несмотря на твердое обещание израильтян, они решили немного подстраховаться. Затем несколько полуофициальных контактов, во время которых он с помощью Меира сумел настоять на своем требовании о том, что боеголовка будет отправлена в Россию одним рейсом вместе с ними, погрузка в самолет, и вот только теперь можно было немного расслабиться. Тем более что все ребята уже отрубились. И даже двое офицеров, выставленных для охраны громоздкого контейнера, в который упаковали виновницу их необычных приключений, то и дело клевали носом. Но Иван просто лежал на поролоновом коврике, покрытом брезентом, и пялился в потолок. Его грызла неясная тревога. Рассуждая логически, вряд ли стоило ожидать, что тревожные предсказания волхвов начнут воплощаться в жизнь сразу же по окончании операции. Как бы дальше все ни повернулось, начинать кому бы то ни было атаку на Собор, после того как они вытянули Россию из глубочайшего кризиса, не только глупо, но и опасно. Сколько и кому известно о роли Собора в этом деле, не столь важно. Важно другое. Если любая из группировок, танцующих свои причудливые танцы вокруг руля огромной страны, попытается в настоящий момент «наехать» на Собор, другая тут же может навалиться на нее, придав широкой огласке истинную роль Собора в истории с боеголовкой. И под прикрытием шумной кампании в прессе доставить своим конкурентам массу неприятностей. Сложности должны были начаться потом, когда все противники осознают две вещи. Во-первых, то, что Собор представляет из себя новую силу, которая будет постоянно расти, а во-вторых, то, что Собор неприручаем. Но пока все должно было быть нормально. Так почему же его что-то гнетет? Где-то глубоко внутри, в пучине подсознания, вертелась какая-то мысль, которая, как ему казалось, могла все объяснить. Вертелась, но никак не давалась. Иван вздохнул, повернулся на бок и еще некоторое время пытался ухватить ускользающую мысль. Но потом и его сморила усталость.

Он проснулся, когда до посадки оставалось всего полчаса. Все уже встали, и в огромном грузовом трюме царила суматоха. Иван потер лицо ладонью и, быстро собрав вещи, прошел в пилотскую кабину.

— Привет, летуны. Как погодка?

Командир корабля хмыкнул и кивнул в сторону блистера:

— Сам не видишь?

Иван покачал головой. За стеклом была сплошная серая муть.

— Н-да, совершенно не майская погодка.

— А здесь почти всегда так, — меланхолично произнес второй пилот.

Иван насторожился:

— Где это здесь?

— В «Кочарьей степи», где же еще? — удивился пилот.

Иван в недоумении вышел из пилотской кабины. Следовало обдумать ситуацию. В прибывшем самолете не было никакой охраны. Только двое технарей, главной задачей которых было разрядить боеприпас, и их сопровождающий, молодой крепкий парень в гражданке, по не совсем ясным причинам предпочитающий не попадаться им на глаза. Вряд ли это было вызвано только большим доверием к профессионализму их группы. А сейчас выясняется, что они приземляются в «Кочарьей степи». Вроде бы ничего серьезного, им ведь никто не обещал, что они сядут во Внукове-2 или хотя бы в Жуковском. За исключением одной детали: совсем рядом находится база спецназа Волчья балка, которая уже однажды была использована секретарем совбеза как база для операции, в тот момент еще имеющей высшую степень секретности. И выбрана она была, надо думать, потому, что секретарь не сомневался не только в верности присяге личного состава базы, но и в преданности ее командования ему самому. Так, может, как раз этот фактор и оказался определяющим для выбора места посадки? Иван вздохнул. Дурацкие мысли, так можно и параноиком стать. Однако дурацкие не дурацкие, но кое-что предпринять по этому поводу следовало.

Самолет мягко коснулся мокрой посадочной полосы и покатился вперед, грохоча переведенными на реверс двигателями. Секретарь совбеза поднял воротник и поежился. Мелкая морось, сыпавшаяся с неба, едва ли заслуживала право именоваться дождем, но одежда от нее мгновенно становилась мокрой. Конечно, можно было подождать и в машине. Однако сейчас секретарь просто не мог усидеть в теплом салоне. Поскольку наступали последние минуты великолепной комбинации, успешное завершение которой открывало ему прямую дорогу на самый верх. Пока все шло по плану. Секретарь вынул пачку сигарет, вытащил одну, но не стал прикуривать, а просто размял пальцами. Самолет вдруг гулко взревел моторами и, резко затормозив, начал разворачиваться, даже не дойдя до конца полосы.

Что-то пошло не так.

— Черт, что такое?

Самолет завершил разворот и остановился, но двигатели не выключил, а только снизил обороты до минимума. По большому счету это не имело особого значения. В настоящий момент аэродром был перекрыт батальоном спецназа и на приземлившийся «ИЛ» были направлены стволы доброго десятка башенных КПВТ калибра 14,5 миллиметра. Пули такого калибра прошивают броню толщиной 25 миллиметров, так что двигатели «ИЛа» они пробьют навылет, не дав им ни малейшего шанса набрать обороты, не говоря уж о тонкой алюминиевой обшивке и керосиновых баках. А в случае чего можно было просто подать команду, и штурмовая группа в течение девяти секунд ворвется в самолет. Но пока он не мог отдать такого приказа. Поскольку сначала следовало убедиться, что находящаяся в грузовом отсеке «ИЛа» боеголовка полностью обезврежена. И понять, почему произошел сбой.

Несколько минут ничего не происходило. Самолет стоял на месте, а тщательно замаскировавшиеся бойцы спецназа также оставались на своих местах. Секретарь повернулся к стоящему за спиной помощнику:

— Запроси борт, что там происходит?

Но помощник не успел ничего сделать. В борту самолета открылась маленькая дверца, и из нее на бетон аэродрома выпрыгнула знакомая высокая фигура. Следом за ней на плиты мягко спрыгнула ее серая тень. Секретарь нервно дернул рукой, смяв почти полную пачку «Данхилл» и даже не заметив этого. Человек, покинувший самолет, постоял на месте, медленно обводя взглядом периметр аэродрома, сокрушенно покачал головой и тронулся вперед. Секретарь бросил отчаянный взгляд на человека, сидящего на заднем сиденье «Волги». Ему показалось, что губы того искривились в странной грустно-снисходительной усмешке. Секретарь зло стиснул зубы и раздраженно повернулся к приближающейся фигуре:

— Как это понимать?

— Странно, — отозвался Иван, — но я хотел задать такой же вопрос.

Секретарь изобразил оскорбленную невинность, но в глубине глаз Ивана таилось нечто, ясно показывающее, что ложь или даже полуправда приведут отнюдь не к положительному результату, только выставят его в глупом свете. Но он не мог сдаться вот так, сразу.

— Это всего лишь меры предосторожности. В конце концов, в самолете не мешки с картошкой…

— … а ядерный боеприпас мощностью пятнадцать килотонн, подготовленный к подрыву, — спокойно закончил Иван.

Секретарь подался вперед и сдавленно произнес:

— Вы не сделаете этого.

Но сзади раздался бесстрастный голос:

— Сделают.

Богородцев выбрался из машины и стоял у задней дверцы. С обеих сторон от него маячили охранники.

— Но погибнет много людей… и ядерный взрыв в центре России, так близко от Оренбурга…

— Если вы не подумали об этом, почему это должно волновать нас? — полюбопытствовал Иван.

Богородцев подошел к ним.

— Я же вас предупреждал, — заметил он, — вы привыкли иметь дело с людьми, которые приучены произносить и реагировать на слова-заклинания: «гуманность», «человеколюбие» и еще нечто в этом роде. Хотя могут в них абсолютно не верить. Но вы не учли одного. Того, что Собор — это не просто общество добровольных самодеятельных историков или, скажем, спортсменов-любителей, занимающихся неким экзотическим видом спорта. Это — воинское братство. Со своей, довольно специфической, философией, основывающейся не просто на мировоззрении профессиональных воинов, а на мировоззрении СРЕДНЕВЕКОВЫХ профессиональных воинов. — Он сделал паузу, давая собеседнику время осмыслить его слова, и продолжил: — Они не любят ИЗЛИШНЕЙ жестокости, но жестокость как таковая им совершенно не претит. — Он чуть насмешливо улыбнулся. — Именно нечто подобное я и имел в виду, когда не советовал вам обострять отношения с Собором. Но вы не очень меня слушали.