Отрок. Внук сотника - Евгений Красницкий

– Все прочь.

Сказано было негромко, но так, что через несколько секунд Мишка с Илларионом остались с глазу на глаз. Дед с Никифором и сопровождающие Иллариона монахи удалились на почтительное расстояние.

«Есть контакт! Клюнул грек!»

– Откуда мысли такие, отрок Михаил?

– Прости, отче, неприятные вещи придется говорить.

– Считай, что ты на исповеди. Тебе сколько лет?

– Тринадцать, отче. Я понимаю, странно от мальчишки такие речи слышать, но я – старшина Младшей стражи и…

– Что за Младшая стража?

– Когда наша сотня на рать уходит, кому-то надо село охранять. Кругом язычники, и граница с Волынью рядом. Вот Младшая стража из мальчишек и набирается. Для того и самострелы, и воинское учение. Этому обычаю уже больше ста…

– Понятно, так что ты говорил…

– Я – старшина Младшей стражи, а когда людьми командуешь и от тебя зависит безопасность почти пяти сотен людей, мыслить по-детски нельзя.

– Да нет же! – Илларион досадливо поморщился, и это было первым проявлением эмоций за весь разговор. – Что ты про неприятные вещи говорил?

– Рюриковичи землю делят, растаскивают Русь по кускам. Наша сотня еще Ярославом Мудрым здесь поселена, и никто не знает, на чью сторону мы встанем, если Туров от Киева отложиться надумает. Когда сотник Кирилл от ран еще не оправился, великий князь Владимир Всеволодович над сотней своего боярина поставил, а тот сотню чуть не под полное истребление подвел, чудом спаслись. Есть у ратников подозрение, что сделано это было намеренно. Сейчас сотник Кирилл здоров, ты, отче, сам видел, но в покое нас не оставят. Вот если бы мы, как орден, мирским властям не подчинялись, а только Церкви…

– Тринадцать лет… В каком возрасте у вас ратниками становятся?

– В шестнадцать или в семнадцать, отче, как выйдет.

– Значит, через три или четыре… – Илларион помолчал, потом неожиданно спросил: – сотником, наверно, стать хочешь?

– Ну, не сразу… И должность эта не наследственная, а выборная.

– А если под рукой Церкви окажетесь, будет назначаемая. Понимаешь меня?

– Да, отче, понимаю. Только с благословения Святой Церкви…

– О нашем разговоре – никому. Деду твоему должность сотника вернем. Феофан!

– Слушаю, брат Илларион, – «особист» вырос за плечом иеромонаха, словно и не отходил вместе со всеми в сторону.

– Передашь тысяцкому: скоморохов с торга гнать нещадно! – распорядился Илларион. – Отрокам на торгу представлять невозбранно и… с музыкой.

«Однако! «Нещадно» это значит, что можно даже убивать. Византиец, он и на Руси – византиец».

– Но владыка… – попробовал что-то возразить Феофан.

– С его преосвященством переговорю сам! – перебил недослушав Илларион. – Сотник Кирилл!

– Здесь, отче! – дед бодро прихромал из ближнего угла амбара.

– За внука хвалю! Правильно воспитываешь. С князем увидишься, обещаю. Храни вас Бог!

Никифор пошел провожать Иллариона со свитой, а дед сразу же прицепился к Мишке с расспросами.

– Деда, потом, не при мальцах. Ребята! Иеромонах одобрил! Разрешил на торгу представлять! Поздравляю, наша взяла!

Вечером дед с Никифором взяли Мишку в оборот.

– Чего он от тебя хотел? Про доходы выспрашивал, на десятину намекал? – беспокоился Никифор.

– Да причем тут десятина, Никеша? – дед небрежно махнул ладонью. – Ты слышал, о чем разговор зашел, когда он нас отослал? Михайла, что ты там про ордена какие-то толковал?

– Он не велел никому рассказывать, деда.

– Михайла, да ты что? – возмутился Никифор. – Мы же не чужие!

– Дядька Никифор, Илларион – грек, любит секреты разводить. Не дай бог, проговоришься где, а до него дойдет. Сам же и пострадаешь.

– Ха! Михайла, не знаешь ты, как купцы тайны хранить умеют. Да если б я болтуном был, давно бы по миру пошел! Давай, давай, рассказывай, про доходы с представления он не выспрашивал?

– Да не интересуют его деньги! Вы сами подумайте: он же, по его разумению, в глушь страшную попал, скукотища тут – ни блеска цареградского, ни политики, ни заговоров, ни возможности возвыситься. А попал-то надолго, зря, что ли, язык наш вызубрил? А тут рыцарский орден православный. Появилась надежда власть заполучить, возвеличиться, силу в своих руках иметь, князьями повелевать! Он же в этом увидел возможность любимым делом заняться! Ну и что, по сравнению с этим, твои несколько гривен?

Деда, конечно же, больше интересовали не финансовые соображения, а военные.

– И где же он народу для своего ордена наберет?

– А он, деда, для начала, на нашу сотню глаз положил.

– Да какие же мы рыцари? Видел я этих риттеров! Дурак дураком: из лука стрелять не учится – зазорно благородному, ни читать, ни писать не умеет, в бане не моется, живет в башне, а рядом деревенька с десятком холопов. А гонору-то, гонору! Воинского строя не признают, каждый сам по себе.

– Нет, деда, это не орденские рыцари. Те и грамотные, и дисциплина у них железная, без всякого гонора, и богатства они в орденских замках держат несметные. А сильнее их войска ни у одного короля нет, потому что их всю жизнь заставляют в воинском деле упражняться и быть постоянно в готовности.

А мы, по понятиям латинских стран, самые рыцари и есть. Податей не платим, живем ратной службой, роды свои до десятого и более колена считаем, холопов имеем право держать, земли и угодья свои мечом добыли. По латинским понятиям – благородные люди. Только у нас обычай другой. Там пяток деревень, городишко захудалый – и уже граф или герцог, а если городишек штук пять или шесть – король. А у нас земель не меряно, города, села, деревни, леса, реки, поля, а всего лишь князь, даже меньше герцога. Вот и мы, по латинским понятиям – сотня рыцарей, этого на целое герцогство хватит, а то и на королевство, а живем в одном селе.

– И как же он нас хочет в орден переделать?

– Не знаю, да он и сам, наверно, еще не знает, но придумает наверняка. Орден – дело добровольное, значит, чем-то нас соблазнять придется. Пусть попробует, да он уже и начал: представление одобрил, тебе встречу с князем устроить обещал. Будет и дальше обхаживать. Больше ему рыцарей взять неоткуда, у князя дружину не отберешь.

– Кхе! Так под это дело мы у него чего хочешь выторговать сможем! Только вот подчиняться долгогривым… Под князем все же почетнее, хотя нынешние князья… – дед как-то непонятно не договорил, потом вздохнул и подвел итог. – Обмозговать это все надо, как следует, может, еще и не выйдет из этого ничего? Князьям такое дело – поперек горла. Короли-то, поди, тоже ордена не жалуют?

– Вот потому-то Илларион и велел молчать. Если его задумка заранее откроется – не сносить ему головы, ни сан не спасет, ни епископ не заступится.