День рождения Буржуя - 2 - Юрий Рогоза

Врач вошла в палату как раз в тот момент, когда спор медсестры с Воскресенским достиг наивысшего накала.

- Лариса Николаевна, я не могу больше... - сестричка устало вздохнула.

- Я не пойму, что такое страшное происходит, - уже почти уверенно стоявший на ногах Воскресенский пожал плечами. - Я всего-навсего прошу вернуть мне мою одежду. Я, совершенно здоровый человек с парой синяков, лежу среди покалеченных, слушаю стоны и смотрю в потолок...

- Прекратите кривляться и ложитесь на место, - привычно повысила голос врачиха. - У меня слишком много работы, чтобы тратить время на уговоры.

- В том-то и дело! - Воскресенский был спокоен и тверд. - У меня тоже много работы, друзья ждут от меня помощи, а я здесь симулирую, можно сказать... Лариса Николаевна, давайте будем взрослыми людьми! Если нужно, я напишу любую расписку или что там полагается...

- Ладно, - устало вздохнула врач. - Как хотите... Пойдемте ко мне, напишете расписку. Танюша, а вы принесите одежду больного. Да, на его место неизвестного с травмой головы.

Борихин с совершенно несчастным видом сидел в кабинете Мовенко и слушал, как психует его хозяин:

- Пусть звонит - министру, прокурору... Президенту пусть звонит! Ясно?!

Несчастным Игорь Борисович чувствовал себя потому, что оказался в идиотском положении. С одной стороны Анатолий Анатольевич напирает, и на его стороне справедливость. А с другой - старый дружок Серега уперся рогом. Он, может, и не прав, но существует еще и элементарная лояльность по отношению к другу.

- Ты чего психуешь? - попробовал урезонить Борихин разбушевавшегося майора.

- Достали меня твои дружки-миллионеры, ясно?! - тот продолжал брызгать слюной. - Я им позвоню! Министру? Он как раз в Брюсселе, пусть звонят!

- Да не убийца Костя! Это не министр - я тебе говорю, - Борихин постарался говорить твердо. - Я его тыщу лет знаю! Все равно завтра Варламов приедет, придется доктора выпускать...

- Завтра! - фыркнул Мовенко. - Он мне до завтра собрание сочинений напишет! В трех томах!

- А если не напишет? - усомнился Борисыч.

- На спор хочешь? Я его в шестую поместил, к лучшим людям...

- Ты что, рехнулся?! - не на шутку встревожился Борихин. - Зачем?

- А в воспитательных целях, - с короткой ухмылкой пояснил майор. Для ума...

- Да какие к черту воспитательные цели! Его там покалечат - и все воспитание...

- Ничего, - майор захлопнул картонную папку, - сговорчивей будет...

- Но хоть мне-то можно его повидать? - спросил Борихин.

Мовенко встал из-за стола и пристально посмотрел другу прямо в глаза.

- Извини, Игорь, нет. Ты его поддерживать станешь, а мне он для работы нужен готовенький, потекший. Какими слабаки вроде твоей Ванги в штанах из "шестой" прибывают...

Лишь только медсестра, позванивая использованными ампулами о стенки кюветы, вышла из двери и завернула за угол, как в палату проскользнули необычные посетители.

Одетые в белые халаты и с марлевыми повязками на лицах, они напоминали бы врачей или санитаров, но уж слишком бесшумно, обмениваясь на ходу странными жестами, передвигались по коридору.

В палате было тихо - кто спал, кто вообще лежал без сознания. Лишь на секунду замерев на пороге, пара уверенно направилась к койке, которую еще час назад занимал Воскресенский. Лежавший сейчас на ней человек отвернулся лицом к стене и почти с головой укрылся одеялом - выглядывал только забинтованный затылок. Шедший в паре первым вытащил из-за пояса пистолет с глушителем и приставил его к этому затылку. Но вдруг усомнился в чем-то и резко отдернул одеяло. Под ним оказалось хилое тело такого дряхлого и неподвижного старика, что неясно было, спит ли он очень крепко, или уже умер. Неизвестные быстро, не обменявшись и словом, развернулись и вышли из палаты. Никто из больных даже не проснулся.

ГЛАВА 26

По узкой, но отлично заасфальтированной дороге, шедшей между двумя стенами замерших сосен, двигались две машины. За рулем передней сидел невеселый, какой-то потухший Олег Пожарский. Вторая машина - темный седан с тонированными стеклами - увязалась за "маздой" Олега еще от центра города, но держалась на почтительном расстоянии. А когда Пожарский свернул с трассы на лесную двухрядку, еще и увеличила дистанцию.

Перед известным ему поворотом Олег притормозил, а у едва приметного съезда на просеку и вовсе снизил скорость до минимума. Задняя машина пронеслась мимо. Углубившийся в лес Пожарский уже не мог видеть, как она остановилась, сдала задним ходом и вернулась к просеке.

Метрах в трехстах от съезда Олег выехал на большую поляну, где, на месте старой лесной сторожки, стояла дача Толстого.

Поздоровавшись за руку с Иваном и поцеловав вышедшую во двор Веру, Пожарский уже через минуту оказался за накрытым для чая столом, стоявшим на открытой веранде. Иван от чаепития отказался, уселся на крыльце и, скинув пиджак, принялся старательно чистить пистолет.

Вера не стала задавать гостю ненужных вопросов. Так что некоторое время они сидели молча, пили чай и слушали пение птиц.

- Я, вообще-то, на минуту. Даже Толстый ничего не знает... - начал Олег.

- У тебя еще что-то случилось? - насторожилась Вера.

- Почему ты решила?

- Ну, в такую даль и на минуту, да еще по секрету от Толстого...

- Не то чтобы по секрету. Просто в этом он мне как раз помочь не может... - Олег смущенно повертел в руках уже пустую чашку. - Понимаешь, у меня ведь, кроме тебя, никого не было... Ну, в смысле по-настоящему... Не смотри так, пожалуйста, я собьюсь...

- Ну что ты, Олежка, - Вера ободрительно улыбнулась. - Я просто слушаю внимательно...

- Скажи мне, - только честно, ладно? - что делает из меня неудачника, а?

- Ты что, рехнулся? - рассмеялась Толстова. - Неудачник нашелся...

- Ты понимаешь, о чем я... - Олег помолчал, опустив голову. - Ты стала женой моего друга. Прошло много времени, и мне показалось, что я встретил девушку, которую... ну ты понимаешь... - Он поднял взгляд, и в его глазах она прочла обиду, недоумение, почти отчаяние. - Что во мне такое спрятано, Вера? Что со мной?

- Глупый ты мой, милый Олежка... - Потянувшись через стол, она ласково взъерошила парню волосы. - А ты что, не замечаешь того количества девушек, которые заглядываются на тебя на улице, а? Да так, что шеи сворачивают. Это - показатель, поверь мне, опытной барышне, - Вера помолчала немного. - Знаешь, Олег, ты, по-моему, слишком серьезно относишься к жизни. Правда...

- Разве это плохо?

- Не знаю... Тяжело - так точно. Жизнь - она ведь сама по себе счастье. Со всеми ужасами, страхами, потерями... Улыбайся ей чаще, Олежка, если хочешь, чтобы она улыбалась тебе в ответ.

- Как у тебя все просто получается... - пробурчал Пожарский.

- У меня? - Вера подперла голову ладонью и улыбнулась не без горечи. - Ты, кажется, забыл, как я жила раньше. До тебя, до Буржуя, до Толстого...

- А я этого и не хочу помнить.

- Я тоже, - Вера вздохнула. - Не хочу и не помню. Просто одно могу тебе сказать: если долго в чем-то не везет - значит, судьба готовит тебе что-то очень большое и хорошее.

И она улыбнулась - подкупающе искренне, ясно, заразительно. Пожарский просто не мог не улыбнуться в ответ.

- Ты действительно так думаешь?- совсем по-детски уточнил он.

- Я не думаю. Я просто знаю. Так что не вспоминай ты всякие гадости, Олежка. И больше улыбайся: у тебя шикарная улыбка!

- Хорошо. Буду все время улыбаться, как идиот, - Пожарский встал из-за стола.

- У тебя не получится, ты слишком умный. Уезжаешь?

- Да. Мне действительно нужно. Буржуй там один. Пока.

- Пока.

Вера поцеловала Пожарского в щеку, и он направился к выходу.

- Олежка... - окликнула она его.

- Что? - оглянулся Пожарский.

- Неужели ты правда думаешь, я бы позволила, чтобы моего ребенка крестил неудачник?..

Выезжай с узкой просеки на дорогу, Олег решил применить прописанное лекарство и широко, во весь рот улыбнулся. Эту чуть глуповатую его улыбку и зафиксировал объектив фотоаппарата.

От напряжения и от духоты перенаселенной камеры Костя взмок и тяжело дышал, но продолжал совершать таинственные энергетические пассы над головой лежащего на нарах человека с голым, расписанным затейливыми татуировками торсом.

- Ну-с, больной, что скажете? - поинтересовался он, закончив сеанс.

Человек на нарах присел, прислушался к своим ощущениям, обвел удивленным взглядом сокамерников и, блеснув фиксами, расплылся в довольной улыбке:

- Полегчало... Гадом буду - полегчало! - Камера словно ждала этого приговора и тут же наполнилась одобрительным гулом: пахан пустой базар гнать не будет.

- А я что говорил! - костлявый мужичок свесился с верхнего яруса и победно оглядел соседей. - Не фуфло лепит!

- Эх, кореш, - пахан по-приятельски облапил доктора татуированной ручищей, - жаль, тебя при мне в Томске, на пересылке не было. В восемьдесят пятом... Ломило - думал, кранты...

- Слушай, друг, а мне со спиной вспоможение не сделаешь? просительно поглядел на Константина здоровенный урка с изуродованной шрамом щекой и оторванной мочкой уха. - Ментяра, гад, дубиной...