Джеймс Хэрриот. Биография - Джим Уайт

Женщина возмущенно повернулась к нему.

— Мистер Уайт! За все те годы, что я приводила к вам своего пса, вам ни разу не удалось улучшить его состояние.

А теперь, когда я хочу его усыпить, вы даже это не можете сделать как надо!

В середине 1950-х полостные операции мелким животным делали крайне редко. В конце десятилетия Альф проводил операции по удалению матки у кошек и собак, но более сложные случаи направляли к специалисту по мелким животным, практиковавшему за сорок километров от Тирска, в Дарлингтоне. Дентон Петт, импозантный талантливый ветеринар мелких животных, стал одним из ближайших друзей Альфа, — это его он через много лет увековечит в образе Гранвилла Беннета, впервые появившегося в четвертой книге Хэрриота «Ветеринар за работой».

Данное в книге описание идеально подходит этому человеку: «Он был не очень высок, но весьма внушителен… ни дряблостей, ни складок жира, ни округлого брюшка. Передо мной стоял широкоплечий, плотного сложения силач».

Прежде всего, Дентон Петт выделялся своими внушительными размерами. Его жена Ева, которая до сих пор дружит с моей матерью, однажды рассказывала, что ее подруга, никогда не видевшая Дентона, спросила кого-то, как она его узнает. «Ищи человека, похожего на шкаф!» — прозвучал ответ.

Альф, под псевдонимом Джеймс Хэрриот, с большой симпатией писал о своем друге, подробно останавливаясь на способности Дентона наслаждаться жизнью. Этот невероятно щедрый человек угощал всех выпивкой, но, учитывая его могучее телосложение и способность много часов подряд поглощать неимоверное количество спиртного без видимого эффекта и вдобавок вести непринужденную беседу, только очень крепкий человек мог выдержать гостеприимство Дентона Петта.

Альф и Джоан провели много незабываемых вечеров в компании Евы и Дентона, и часто к концу вечера Альф падал без чувств. Я тоже провел много приятных часов с этими чудесными людьми, — как и отец, я практически каждый раз выходил от них с остекленевшими глазами и в невменяемом состоянии. Моей матери часто приходилось садиться за руль и везти нас, отца и меня, домой после бурной вечеринки с Дентоном и его друзьями.

— Что бы подумали поклонники Джеймса Хэрриота о своем герое, если бы увидели тебя сейчас? — однажды ночью сказала мать, с улыбкой глядя на обмякшее тело на заднем сиденье.

Несмотря на бурную светскую жизнь, которую я наблюдал, когда проходил у Дентона стажировку во время учебы, на следующее утро он всегда выглядел безупречно — в элегантном костюме, со сверкающими запонками. Слушая его густой, обволакивающий голос, видя, как клиенты внимают каждому его слову, я понимал, что он — очень успешный человек.

Дентон был хирургом от Бога. Его короткие толстые пальцы, казалось, просто поглаживают ткани во время работы, и оперировал он с молниеносной скоростью. Однажды, когда я работал в Тирске, я привез к нему в Дарлингтон маленькую собаку на глазную операцию. Дентон заглянул в свой график, — у него были запланированы три операции по удалению матки. Я сказал, что часок-другой погуляю по городу и вернусь позже.

— Подожди, паренек! — ответил он. — Я освобожусь через двадцать минут!

— Но вам нужно удалить яичники у трех сук, Дентон! — воскликнул я.

Обычный хирург делал такие операции — овариогистерэктомии — минимум за полчаса.

— Двадцать минут! Сначала выпьем кофе! Хочешь мне ассистировать?

Дентон провел три операции ровно за семнадцать минут. Если бы я сам не видел, то никогда бы этому не поверил. Дентон был невероятно одаренным хирургом — быстрым и в то же время мягким. Джеймс Хэрриот точно описал своего друга в образе Гранвилла Беннета как талантливого, колоритного человека широкой души, которого мы все знали. В конце 1950-х, наблюдая за работой Дентона, Альф понимал, что одним глазком заглянул в будущее, — он был уверен, что в скором времени ветеринар большую часть времени будет отдавать лечению домашних питомцев. Несмотря на восхищение Дентоном, сельская жизнь среди йоркширских фермеров все же казалась Альфу предпочтительнее.

Джеймс Хэрриот много раз говорил, что в первые годы практики его жизнь была намного тяжелее, чем в последние два десятилетия. Конечно, работа ветеринара в те времена требовала большого напряжения физических сил, но Альф всегда признавал, что в других отношениях она была гораздо спокойнее. Современный ветеринар ходит по минному полю, одна ошибка может обернуться тяжелыми судебными последствиями. Он должен просчитывать каждый свой шаг, чтобы, не приведи Господь, не нарушить многочисленные правила и распоряжения, а в конце дня вынужден заполнять бесконечные формы. Современный ветеринар просто завален бумажной работой.

Альф в лучшие годы профессиональной карьеры был избавлен от этих мучений, вдобавок ему не приходилось подолгу сидеть в кабинете, принимая больных, что является нормой для сегодняшнего ветеринара. Большую часть времени Альф разъезжал по небольшим семейным фермам, его рядовой рабочий день, хотя и напряженный, обычно заканчивался довольно рано, и в пять-шесть часов он уже пил чай в кругу семьи. В это время день современного ветеринара в крупной городской клинике, как правило, только начинается, и его приемная полна пациентов.

В 1970-х работы с мелкими животными стало значительно больше, и даже в Тирске мне редко удавалось выпить чаю со своей семьей. Вероятно, поэтому ни один из троих моих детей не выразил ни малейшего желания стать ветеринаром. В моих воспоминаниях о работе отца в 1950-е годы преобладает такая картина: загорелый человек вместе со своими собаками едет в машине с открытым верхом по самой красивой сельской местности в Англии. Неудивительно, что он с таким чувством писал о тех временах.

Семья, для которой у Альфа всегда находилось время, тоже была счастлива. 1950-е годы врезались мне в память прогулками по окрестностям Тирска или в йоркширских холмах, где я облазил каждый уголок. Поездки на море — в Уитби, Скарборо и Марек — стали для нас царским подарком. Когда мы, дети, подросли, то ездили на молодежные турбазы с Альфом, а также играли в крикет, футбол и теннис. Он не был просто отцом — он был одним из нас.

Вскоре после переезда в 1953 году Альф купил еще один участок земли за домом и соорудил там теннисный корт. Строительство вымотало ему все нервы — он писал об этом в своей последней книге «Все живое», — но его мучения того стоили. Мы проводили на корте уйму времени.

Мы с ним устраивали настоящие игровые марафоны. Подростком я много играл в теннис и считал себя очень неплохим игроком. Я не раз побеждал в школьных турнирах по теннису, — но мне редко удавалось выиграть у отца. Наши игры представляли собой жаркие схватки между энергией молодости и мастерством зрелости. Он контролировал игру с дальнего конца корта, посылая мощные удары вдоль белых линий, а я только бегал и бегал. После матча отец хлопал меня по спине, обтянутой мокрой от пота футболкой, и говорил: