Пуговица-камея - Родриг Оттоленгуи

– Конечно, это было бы лучше, и я прошу об этом.

– Они на жилете, и вы можете осмотреть их, если желаете.

Барнес взял жилет и, к своему удивлению, увидел на нем все шесть пуговиц: три с профилем Юлии и три с профилем Ромео; пуговицы были такие же, как и лежавшая в его кармане.

– Они очень красивы, мистер Митчель, и единственны в своем роде. Я в первый раз слышу, чтобы камеи носили, как пуговицы. Не говорили ли вы, что они были заказаны специально для вас?

– Да, они были сделаны для меня, – отвечал Митчель, – и представляют образцовые произведения резьбы. Однако пуговицы из камеи не такая уж редкость, как вы полагаете, хотя их чаще носят дамы, да и эти своим происхождением обязаны прихоти дамы. Я бы…

– Боже мой! – вскричал Барнес, – голова Ромео сделана с вас и очень похожа.

– Aгa, вы это заметили?

– Да, а вот профиль Юлии – копия этого портрета.

Барнес был взволнован: если головы камей являлись портретами, и та, которая находилась в его кармане, была тоже портретом дамы на мольберте, то между ними непременно существовала связь.

– Вы взволнованы, мистер Барнес. Что с вами? – спросил Митчель, зорко наблюдавший за сыщиком.

– Я совсем не взволнован.

– Ну нет, и взволновал вас вид пуговиц. Скажите мне, чем вызван ваш сегодняшний визит?

– Мистер Митчель, ответьте мне сначала на один вопрос, только хорошенько обдумайте его. Сколько пуговиц было заказано для гарнитура?

– Семь, – ответил Митчель так быстро, что Барнес с удивлением повторил:

– Семь? Однако вы только что говорили, что шесть.

– Я точно знаю, что я говорил, так как никогда не забываю ни одного произнесенного слова, и все они истинны. Я говорил, что гарнитур состоит из шести; но вы меня спрашиваете, сколько их было первоначально заказано, и я отвечаю семь. Ясно ли это?

– Следовательно, одна пуговица потеряна?

– Нисколько; я знаю, где она.

– Что же вы хотите сказать, утверждая, что гарнитур состоит из шести?

– Извините, мистер Барнес, если я откажусь ответить на этот вопрос. Я ответил уже на многие после того, как спрашивал вас, почему вы ко мне сегодня пожаловали.

– Ну, так я вам скажу, – ответил сыщик. – Я исследовал место, где было совершено тяжкое преступление, и нашел там седьмую пуговицу.

Если Барнес ожидал, что Митчель вздрогнет от испуга, будет волноваться, вообще, вести себя как обыкновенный преступник, которому предъявили грозные улики, то он ошибся в расчетах. Митчель лишь спокойно встал и подошел к Барнесу.

– Пуговица с вами? Можете вы мне ее показать?

Барнес секунду колебался, раздумывая, не грозит ли ему опасность лишиться пуговицы, если он отдаст ее в руки Митчеля, однако, решился удовлетворить его желание. Митчель очень внимательно осмотрел пуговицу с видом знатока, затем беззаботно подбросил ее на воздух и поймал.

– А что, мистер Барнес, если бы я отказался вернуть вам пуговицу?

– Я забрал бы ее силой.

– Справедливо; и такой эффект в театральной пьесе доставил бы великое удовольствие публике, но в действительной жизни все происходит иначе. Я попросту возвращаю вам пуговицу, – сказал Митчель и передал ее Барнесу с вежливым поклоном. – Я предоставляю ее вам; она не принадлежит к моему гарнитуру.

– Не принадлежит к вашему гарнитуру? – повторил смущенный Барнес.

– Нет, она не принадлежит к нему. Мне очень жаль вас разочаровать, но это так. Я уже говорил, что гарнитур состоял первоначально из семи пуговиц, но на седьмой была вырезана голова Шекспира. Моя приятельница носит ее в виде брошки.

– Но как объясните вы, что на пуговице, находящейся у меня, бесспорно вырезан портрет вашей приятельницы и что она сходна с пуговицами на вашем жилете?

– Милый мистер Барнес, я этого никак не объясняю, потому что это не моя обязанность; это ведь ваше дело.

– А что скажете вы, если я решусь тотчас арестовать вас и предоставлю присяжным решить, принадлежала ли пуговица к вашему гарнитуру или нет?

– Это было бы для меня, конечно, в высшей степени неудобно; но подобной неприятности можно подвергнуться в любое время: я говорю о неприятности быть арестованным неумным сыщиком. Извините, не раздражайтесь так быстро; я подразумевал не вас, так как знаю, что вы слишком благоразумны, чтобы арестовать меня.

– Из чего, смею спросить, вы это заключаете?

– Во-первых, из того, что вы наверное знаете, что я не убегу; во-вторых, потому, что вы этим ничего не выигрываете, так как я легко могу доказать все, мною сказанное; да и вы в душе убеждены, что я не лгу.

– В таком случае у меня есть еще одна просьба: не можете ли вы мне показать седьмую пуговицу или, вернее, брошку? – произнес Барнес, встав с места.

– Вы требуете от меня слишком многого, однако я исполню ваше желание с одним только условием: обдумайте его хорошенько прежде чем согласитесь. Заключая пари, я совсем не думал о возможности втянуть в дело имя женщины, которую я люблю больше всех на свете. У нее седьмая пуговица, и она не расстается с ней. Вы ничего не выиграете, посмотрев на нее, так как это будет только подтверждением моих слов, а вы и так им верите. Но если вы мне обещаете, что никогда не потревожите этой дамы по занимающему вас делу, я готов свести вас к ней, и она расскажет вам историю пуговиц.

– Я охотно даю вам требуемое вами обещание потому, что не имею ни малейшего намерения тревожить даму.

– Хорошо. Так ждите меня ровно в двенадцать часов внизу в вестибюле, и я отведу вас на квартиру этой дамы; теперь же прошу вас извинить меня, мне надо еще одеться.

V. Седьмая пуговица

На втором этаже играющего такую важную роль в нашем рассказе дома, на 30 улице, жила миссис Ремзен, богатая вдова, вращавшаяся в высшем обществе, с двумя дочерьми, Эмилией и Дорой.

Миссис Ремзен имела, как говорится, открытый дом и играла заметную роль в обществе и во всех благотворительных учреждениях.

Эмилия, ее старшая дочь, двадцатишестилетняя молодая девушка, возбуждала всеобщий восторг. Прекрасно сложенная, с непринужденными царственными манерами, с прелестной головкой, красиво посаженной на великолепных плечах; черты ее лица не были правильны, но ее лицо производило впечатление высшей красоты, главным образом благодаря отражавшейся в нем душе, заставлявшей забывать все недостатки.

Ее помолвка с Митчелем очень поразила общество, в котором она вращалась, тем более что его ухаживание было стремительно, как буря, а помолвка произошла в первый же месяц их знакомства.

Митчель также принадлежал к высшему обществу, но он был в нем новым лицом, чем и было вызвано удивление при известии об их помолвке. «Кто он такой?» – спрашивали друг друга, и никто не мог ответить на этот вопрос. Он явился из южных штатов, и этого было достаточно, чтобы окружить его ореолом, ослепляющим тех немногих, которые делали слабые попытки заглянуть поглубже.

Миссис Ремзен попыталась воспротивиться, когда Эмилия заявила ей о своей помолвке, но в манере Эмилии было нечто, делавшее почти невозможным сопротивление ее желаниям. Это была женщина с сильной волей.

Семнадцатилетняя Дора представляла полную противоположность своей сестре. Это была просто милая, мягкая, очень впечатлительная хорошенькая девушка, очень любившая мать и обожавшая сестру, которую она называла «королева».

В то утро, когда Барнес нанес такой ранний визит Митчелю, сестры сидели в роскошно убранной гостиной своей квартиры.

– Знаешь ли ты, о чем я очень серьезно размышляла, королева? – спросила Дора.

– Ты и серьезно? – сказала Эмилия, смеясь, и ущипнула хорошенькую щечку сестры. – Куда тебе, маленькой шалунье, быть серьезной!…

– Ты думаешь? Послушай-ка, я попрошу Боба…

– Боба?

– Ах, мистера Митчеля. Я вчера сказала ему, что с этих пор буду звать его Бобом, на что он, поцеловав меня, сказал: решено.

– Он тебя поцеловал? Ну, маленькая бесстыдница, это мне нравится.

– И мне это понравилось, но не брани меня, потому что, ты знаешь, все, что говорит Боб, закон. Ты его так же боишься, как… ну, как другие молодые люди – тебя. Но вот, что я хотела сказать. Боб должен взять меня, когда вы в следующий раз отправитесь в театр. Что ты на это скажешь?

– Что я на это скажу? Я считаю это блестящей мыслью, потому что я очень тебя люблю, сестренка, и охотно доставлю тебе удовольствие.

– Ах ты, прелестная милая королева! – воскликнула молодая девушка, бросившись к сестре на шею и покрывая поцелуями ее лицо. – Могу я тебе еще кое-что сообщить, королева? – продолжала она нерешительно.

– Ну, малютка, что я еще услышу?

– Я пригласила к нам одного господина, – сказала Дора.

– И это все? – засмеялась Эмилия. – Кто же это чудовище? Где ты с ним познакомилась?

– Я его встречала в различных семьях, последний раз он просил у меня позволения сделать мне визит. Я позволила ему прийти сегодня днем, так как знала, что ты будешь дома. Это было очень неприлично с моей стороны?