Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения - Павел Зальцман

1940

Загородный, 16

84. Болото

Жили на свете пень и колода:Он сед как лунь, а ей три года.

И оба были вoроны,И правы обе стороны.

Один имел уютный дом,Другой ютился под кустом.

А ночью наступал мороз,Но, между прочим, ворон рос.

Пока он рыл себе нору,Другой надраивал кору:«Дом устойчивый и крепкий,Окружен болотом топким.Ни одной в трясине тропки,У меня сухие лапки».

«Холод ветрен и остер,Развести бы хоть костер.Мне тесна моя нора,И узка в нее дыра.А вот готовые дрова —Старые заборы.На дворе растет трава.На дверях – запоры».

Полуворон-полуворСобирает общий сбор:«Давайте, звери, возьмемся вместе,Растащим старый дом на части».

Слава справедливой мести!Звери раскрывают пасти.Ворон делает крылом:«Будем строить новый дом,А сначала безусловноРазнесем седые бревна!»

Раздавайся, победный гром!Ворон делает крылом.Смысл всего пока что в том,Что на болоте хренолом.

Cентябрь – октябрь 1940

85. Охота

На самой беднойбезлистой веткеПовисла параднаяптичья клетка.Играя, треплютсяострые полы,В песок торопятсямедленные стрелы,Тетивой доброшенныедо крови,Круглые, бешеные,как брови.Луки мечутвылеты,Сухие плечипроколоты.С размаху валится кусокпод очаг,И забивается песокв живучий мех.Сбегают осыпи, топчазеленый луч,И зарывается плечов холодный снег.

Ноябрь 1940

86. Случайность

Разбуженный стрельбойСгибает шею.Конь сыпет за собойОсколки боя.

Но вымытый оврагХранит, как ночь,И сваливает шагУгрозы с плеч.

Во встретившемся домеДымится печь.Всё быстрыми следамиСтремится прочь.

Еще стучат и дышатСтволы перил,Но тот, кто здесь ходил,Меня не слышит.

Мне открывает следСлепая жалость.Еще разбивает садБегущий шелест.

Из бледного окна,Ломая складки,Мятется тишинаВ сухие ветки.

Но поиски меняПриводят к чаще,Там вырос рой огня,Ко мне летящий.

Среди зеленых пчел, —Я к ним пробился, —Ее бы я нашел,Но оступился.

1 января 1941

Загородный, 16

87. Сон («Вот подкручены усы…»)

Вот подкручены усыУ нашей грусти.Бегут веселые часы.Мы с ними вместе.

Нам не расстаться,Мы не хотим.И мы за ними.Неотвратим,Он забирает у нас часы,Он обрывает у нас усы,И он разбивает нам носы.

Тогда мы утром, под дождем,Летим по крышам.И мы скитаемся и ждем,И тихо дышим.

Нас утешает в пустотеТревога драки,И мы кусаем в высотеПустые руки.

Февраль – март 1941

88. Сатурн

Сатурн ступил на темный хвостИз деликатности.Но этот шаг ему принесНеприятности.Вот путь его блестит слезами звезд —Сатурн вступил в несчастный часНа темный хвост.Он уклонился, уклонился. Мимо.Его преследует беда незримо.Она приводит в нужный час, —Нескоро, —К тому, что вот – Сатурн погасС пути мирского.И кто взошел на звездный мостЕго следами,Страшитесь наступить на хвостТех, кто под вами.Рассеялся вонючий дымНебесной падали,Но мы хотим, но мы хотим,Чтоб чаще падали.

<1941>

89. «Без помарок. За курок…»

Без помарок. За курок.Сорван синенький цветокБеззаботно на снегу.Он сбегает к озеру,Он цветет на берегу,Пока не подморозило.На полозьях донесенДо колеи сквозящей,И утоплен прошлым летомКак самый настоящий.

Февраль – март 1941

90. Летучий змей

Ветка сбросилаСерый снег.Было весело,Я бы лег.

Тем, чье вечеромРемесло,Было весело,Их несло.

Утром пущенныйНа восток,Змей, размокшийПод кустом.

Мы нагнулисьЗа ним рукой,Но наткнулисьНа ручей.

16 сентября 1941

Загородный, 16

91. Таинственное воспоминание

Они питаются за счетЖестокой тряски.Есть некий низменный расчетНа ваши ласки.

Раскрывается тряпье,И вводят руку.Рука хватает за ееНагую штуку.

Выносят мокрый узелокИз парадной…Я одеваюсь. Я увлек,Я нарядный.

Я оделся чрезвычайно.Это пагубная тайна.Для того, кто одинок,Сорван радостный звонок.

Мы выбегаем в гастрономДостать мадеры,Мы возвращаемся с вином,Но там – заборы.

Привлекательная местьСорвала двери,Но разрешите мне присесть:Здесь были воры.

16 сентября 1941

Загородный, 16

92. Ры-ры

Я дурак, я дерьмо, я калека,Я убью за колбасу человека.Но пустите нас, пожалуйста, в двери,Мы давно уже скребемся, как звери.Я ж страдаю, палачи,Недержанием мочи!

17 сентября 1941

Завод им. К. Маркса

93. Застольная песня

Мы растопим венец на свечку,Мы затопим мольбертом печку,Мы зажжем запломбированный свет,Мы сожжем сохраняемый буфет.Я проклинаю обледенелый мир,Я обожаю воровской пир.Мы от всех запрячемАроматный пар,Мы у дворника заначимХлеб и скипидар.

Ноябрь или начало декабря 1941

Загородный, 16

94. «Как будто я еще довольно молод…»

Как будто я еще довольно молодИ даже, кажется, сравнительно здоров.Так почему ж меня сжигает постоянный холод?Да потому, что в жилах истощилась кровь.

Декабрь 1941

Загородный, 16

95. «Дайте, дайте мне обед…»

Дайте, дайте мне обед,Дайте сытный ужин.А иначе Бога нет,И на хрен он мне нужен.

Ранняя весна 1942

Загородный, 16

96. Игра в карты

Первый признак – потный лоб,Мы очень рады.Когда едим горячий суп,Свистят снаряды.

Второй – медали на грудиИ бешеные строки.Ах, мы не знаем, что впереди,Какой там джокер…

Но мы прокладываем путь.Там месят тесто.Там у меня осталась мать,Там ждет невеста.

Лети, лети, крылатый друг,Спеши на праздник милый.Ты не окончишь полукругМоей могилой.

Кто отстраняет их полет?– Не ты, конечно.Но если, если Бога нет?– Нам безразлично.

Бессмыслен праздник, если нетВеселой встречи.Мы оторвали свой обед,Свисти короче.

Кто отстраняет их полет?Мы очень рады,Когда течет горячий жир с котлет,И шоколаду.

Но если в небесах столбыРодного дыма,Мы воссылаем вам мольбы:Валитесь мимо!

9–10 мая 1942

<Ленинград.> Николаевская, 73

97. Крым («Тесто всходит в темноте белее снега…»)

Тесто всходит в темноте белее снега,Зеленей воды шумят деревья в парке,Дышит хлебной печью раскаленная дорога,Пыль лежит, как мука на теплой корке.

Хрупкий сахар арбузов склеивает пальцы,До локтей в бараньем жире руки,Крепкий сок благоухает чесноком и перцем,В нём кипят золотые чебуреки.

Скумбрия еще свистит, захлебываясь маслом,Камбалы еще сосут лимонный сок.Неужели этот мир немыслим?– Всё это голодный сон.

На горячих бубликах распускалось масло,Мы их заливали козьим молоком.К розовым бифштексам мы заказывали рислинг —Почему ж нам не было легко?

Что-то не давало нам покоя.Что-то нас тянуло к панике.Видно, нам мерещилась выжатая сояИ дурандовые пряники.

24 мая 1942

Николаевская, 73

98. Псалом IV

Я еще плетусь за светозарным небом,Но меня не выпускает ледяная тень.Надо одеваться и идти за хлебом,Мне сегодня что-то лень.

Я предлагаю кофе и открытки,Я предлагаюсь весь,Я сделался немой и кроткий,И я с покорностью глотаю грязь.

Кускам подобранного с четверенек хлебаДавно потерян счет.Я, очевидно, никогда и не былНи весел, ни умен, ни сыт.

Еще висят холсты, еще рисунки в папках…Но я теперь похож, —Произошла досадная ошибка, —На замерзающую вошь.

А впрочем, может, вши тебе дорожеЗаеденных людей?Если так, – выращивай их, Боже,А меня – убей.

Но если что-нибудь над нами светитИ ты на небесах еси,Я умоляю, хватит, хватит!Вмешайся и спаси.

24 мая 1942