Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

Сумерки

Окровавленные закатом крыши.Малиновый по холмам воротник.В оранжевой эмали реют мыши,И где-то песен плещется родник.

Ave Maria слышится всё тише,И далеко умчался мой двойник,Ракетою взвивается всё вышеОн в бездну синюю, – а я поник.

Я с сердцем, беспощадно сжатым в клещи,Сижу, в безбрежность устремляя взор,И кажется мне в раскаленной пещи

Уже сгорающим земной позор,И голос родины, такой зловещий,Не слышится из-за потухших гор.

Аграф

Меж пиний почерневшими коралламиАквамарины дремлющих долин.Меж сердоликами червонно-алымиПылающий спускается рубин.

И тихо-тихо черными кинжаламиГрозятся кипарисы у вершин.Цикады оглашенными хораламиЦаря мирских напутствуют глубин.

Ты руку подняла и, тоже алая,С восторгом вдруг произнесла: Смотри!И мысль явилась у меня удалая:

В аграф, какой не видели цариМикен, собрать сокровища немалыеВечерней Эос. Вот они. Бери!

Ноктюрн

По синему разбрызгана брокатуВселенной лихорадочная ртуть.Луна посеребрила всё по скату.Несут кого-то. Тени. Шепот. Жуть.

Кто почести оказывает брату,Что свой последний совершает путь?Ученики ль идут вослед Сократу,Познавшему в Элизиуме Суть?

Нет, это прах безвестного колонаС тупым, неповоротливым мозгом,Но перед тайною земного лона

Мы все склоняемся, как пред врагом,Как дивная коринфская колоннаПод неуклюжим скифа сапогом.

Улей

Ты видела ль, как в рамочные сотыЗаделывают выброженный медАмврозии мохнатые илоты?Так, человека перезревший плод

На колумбария подняв высоты,Ячейку цементует наш кустод.Там мед душистый, символ красоты,Здесь тлен земли непрошеных господ.

Но так ли это? Глянь! Над CamposantoПричаливает облачный челнок…И вот уж за серебряные ванты

Душ обвивается живой венок,И беспрерывные идут десантыНа Рая нежно зыблемый песок.

Ave Maria

Что невесомей белоснежной шали,Арахнэ сотканной в горах Ангоры?Что дымчатей Louis Quatorze эмалиИль Фрагонаровых фантасмагорий?

Что гармоничней кружевной деталиВ подножном мире услаждает взоры?Что в зарубежные уносит далиСкорей Мойсея заповедной торы?

Глянь в час заката в книгу голубуюРазвернутых в полудремоте гор!Ave Марийное в них аллилуйя!

Всё, всё забудь, страданье и позор!Уста с устами слей для поцелуя,В мистический влиясь вселенной хор!

Ночь

Зелено-синий занавес из плисаС волнистых гор угрюмой бахромой.Мечи вознесенные кипарисов,Кого-то поджидающих на бой.

Сияние алмазовых нарциссов,Разбросанных с безумной щедротой.Луна – серебряная абатисса.Загадочность. Безмолвие. Покой.

Две тени по кладбищенской дорогеПолзут меж черной паутиной дрока,Беседуя вполголоса о Боге.

И две души, два мировые ока,Слиянные в божественной эклоге,Уносятся далеко, так далеко!

Литания

Зеленое зыбится море пинийНесметной ратью храмовых свечей.С холма на холм в безбережности синейВолнующий сознанье мавзолей.

И мы со дна его зеленых скиний,Вдоль кипарисов пасмурных мечей,Взвиваемся в лазоревый триклинийЧрез чистых звезд алмазовый ручей.

Нас только двое, атомов влюбленных,Рукой бесстыдной жизни оголенных,Но до конца доволочивших крест.

Пусти нас, Эросом Твоим спасенных,Пусти нас, красотою окрыленных,Пусти на Рая золотой насест!

Пиния

Как канделябр из красного гранитаС зелеными свечами, в гроты синиеПодъемлется в скале из сиенитаГромадная сияющая пиния.

И снова сиракузской АфродитыПевучие мне вспомнилися линии,И я, алтарные обнявший плиты,И меж колонн свирепые Эриннии…

В безгрезный я порвал свои оковы,В чудовищный пророчествовал век.Богов последних доваял Канова,

А я в пустыне создающий грек,Монах-затворник я средневековый,Готический по думам человек!

Полярная царица

Пышет зноем. Серебристым глазомУпоенная мигает даль.Кипарисы по горящим вазам —Черная по золоту эмаль.

Небо, упоенное экстазом,Серебристо-голубая сталь,И прошедшего по крайним фазамВ нем серпочка лунного печаль.

Бедная полночная сестрица,Божия лампадка, заблудитьсяКак могла ты в полудне жестоком?

Но не так ли за кровавым роком,Убиенная мечом широким,Побрела Полярная Царица!

Мурена

Всё чаще смерть, как черное виденье,Суфлирует мне что-то из-под сцены,И опротивело мне это бденьеПрожорливо виющейся мурены.

Вот, вот опять несносное шипеньеЯ слышу из волнующейся пены,И черная спираль в одно мгновеньеВзвилась со дна на бьющиеся вены.

– Довольно, братец! Наигрались в пряткиС тобой давно мы. Песни, пляски, битвы —К чему они? На илистой кроватке

На лезвее плясать не будешь бритвы!Протягивай израненные пятки,Шепчи заупокойные молитвы!

Экстаз

Неба не видно, море в алмазах,Блеск нестерпимый, блеск несказанный,Блеск ни в каких звуконосных экстазах,Блеск, никакими кистями не знанный.

Призрачны тени в горящих топазах,Мелькают в даль голубую тартаны,Призрачно души в сверкающих рясахРеют за ними в жемчуг осиянный.

А! Сколько света! В алмазе стогранномБольше не может быть блеска и света!Роза! Царевишна в царствии странном!

Роза! Царевишна в царстве Поэта!Жарко устами к открывшимся ранамСмело прильни… Эта песня допета!

Без веры

Без веры я пою пеан несложный,Вакхический Создателю пеан,Лазоревый, бушующий, тревожный,Как этот беспредельный океан.

Без веры замок строю невозможныйВ бессмертия космический туманИ красоты приемлю призрак сложный,Теряя кровь из незаживших ран.

Без веры я молюсь на привиденья,И сладкий песнопенья фимиамВозносится в иллюзии владенья,

В многоколонный, облачный мой храм.И всё вокруг одно лишь сновиденье,И сам я луч, скользящий по волнам.

1926

Музыка вечности

Бушуй, бушуй, лазурной литанииВека неумолкающий напев,Реви, реви, невидимой стихииБожественный, неумолимый гнев.

Такая буря в сердце у РоссииНенасытимый поднимает зев,Такая пред явлением МессииСметет навеки Неразумных Дев.

Такая музыка перед созданьемНа океане мировом звучала,И после Страшного Суда дыханьем

Ее развеется и смерти жало,И всё вокруг, что внемлет с содроганьем,И нет ей ни конца и ни начала.

Реликвия

Мне снился сон невероятный,Неповременный, странный сон.Я был в пустыне необъятной,Одетый в облачный виссон,Я был ничем, простым атомомВ лазурном вечности зобу,По Божьим я вился хоромам,Хоть в каменном лежал гробу.Лежал в целительной истоме,Как хризалида под листом,Как яблочко в гнилой соломе,С холодным в черепе свинцом…И вдруг запели, застучалиЛопатами над головой,И в царство черное печалиВорвался лучик золотой.Плита скатилась, гроб раскрылся,И в митре золотой старикНад черепом моим склонился,И возбужденный, страстный крикРаздался в синесводном храме,И тысячи молящих глазГлядели, как в зеркальной рамеМеня постлали на атласИ на алтарь воздвигли пышный,И пали, славословя, ниц.А с купола глядел ВсевышнийС гирляндой шестикрылых птиц,Слетевших, как бывало, в гостиИз рая дальней стороныНа бедные поэта кости,И пастыря слова слышны:– Он был последний Твой воительВ безбожников холодный век.У ног Твоих за то, Спаситель,Пусть успокоится навек!

Перед грозой

Душно, страшно… Небо как свинец,Море как безбрежная лагуна,И пугливая убрала шкунаПеред бурей парусный венец.

Душно, страшно… Пламенных сердецОборвались трепетные струны.Тайны жутко неразгадны руны,Цепи душит миллион колец.

Бога нет. Скончался Бог вчерашний,В рукотворных идолах застыл.Именем святым скрывают шашни.

Творчества же юношеский пылНовые не воздвигает башниВ звездную над головою пыль.

Морской псалом