Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

Румянец

Напротив моего окошкаСтоит багровая стена,Где черная, как уголь, кошкаНа ржавом желобе видна.Румянцем осени покрытаТа стенка уж недели триИ капельками маргерита,Блистающими в час зари.Но лихорадочная краскаНедолговечна на камнях,Она – стыдливая лишь маскаИ догорит уже на днях.То престарелых виноградаЗубчатых листьев смертный жар,То похоронного парадаУже трагический пожар.Рубины, жаркие гранатыПокрыли сочный малахит:Как венецейские брокаты,Узор причудливый горит.Ковров пышней ШехерезадыЕдва ль касалася пята,Атласа радужней наядыЕдва ль холодные уста.Как эти листья, и поэтаТысячегранная душа,Вся пламя, вся потоки света,Что проливаются спеша.Порывы ветра и туманаСлепые, гнойные зрачкиГасят то пламя неустанноВолной безвыходной тоски.

Умирающий лебедь

Пой, душа, как лебедь белый,Умирающий в волнах,Побежденный, поседелыйВ никому не нужных снах.Кроме ритмов и мелодийНет у странников земныхЗаповеданных угодий,И всему начало стих.Крылья белые по ветру,Словно парус, распусти,Жизнь, скорбящую Деметру, —Всех любя, – перекрести.Песнопеньем очищеньяВоздух синий пронижиИ в последние мгновеньяПуть единый укажи,Чтобы лебеди другиеНе умолкли за тобой,Чтобы странники нагиеВыходили с Явью в бой,Чтоб Пославшего нас воляДо последних в мире днейНе потухла, соизволяМне вернуться в мир теней.

1935

Сумеречница

Полночное у ней на крыльях небо,Четыре в нем потухшие луны,Меж ними лик страдальческого Феба,Распятого на переплет сосны.Свисает прядь волос на лоб высокий,И глаз закрыт, но капает с ресницКровавых слез еще ручей широкийПо бархату воскрылий пышных ниц.Что означает странное виденье,Таинственный из сумрака прилет?Желанье ль разрешить мои сомненья?Иль весть о том, что смерть в засаде ждет?Прабабушки твоей ночная спинкаЛетала подле мертвого ХристаИ все, как светописная пластинка,Запечатлела, видно, неспроста!Да, неспроста вчера в мое окошкоТы постучалась и, у лампы сев,Мне показала, что моя дорожкаВедет над пропастью в открытый зевНебытия к уничтоженью мысли.Я знаю, что плохой я христьянин:Мы все теперь над бездною повисли,И чужд нам всем распятый Божий Сын!Но не заглох кремнистый путь к вершине,Как видишь, раз на крыльях у тебяПрочел я повесть о любимом сынеВсевышнего, в Аиде злом скорбя!

В звездную ночь

Кто там серебряных булавокРассыпал по небу лоток?Кто золотых послал козявокМетаться в бездне, как волчок?Кто звездную по своду крынкуРазлил вселенной молока?Вопрос нелепый, но былинкуЛи упрекать? Она, покаЖивет, глядит и вопрошаетО том, что над ее челомТак ослепительно сверкаетЗа синим вечности стеклом.Какая ночь! Незримо волныУ скал, незримых также, спят,Лишь низью жемчужною челныЛампары на море горятДа этих звезд неумолимых,Недостижимых легион.И жизнь вся для тяжкой схимы —Непостижимый только сон.Сон жуткий, непочатый, вечный,Напрасный так же для ума,Как этот Путь во мраке Млечный,Как Божьей мантии кайма.Но на горе, в каменоломне,Огонь мистический горит,Как будто бы Мадонны скромнойТам изваяние стоит.Да около меня МадоннаСидит живая искониИ освещает неустанноЗемные все мои пути.И обнимая тихо плечиЕе в полночной тишине,Я звездные постигнул речиВ неизмеримой вышине.

Недоуменный странник

Я на земле недоуменный странник,Чужой всему, что мечется вокруг.Крылатый я Создателя посланник,Спустившийся в юдоль земную вдруг.Не знаю, по вине иль любопытствуПопал я в этот низший из миров,Но, судя по чрезмерному бесстыдствуПодчас ума и горделивых слов,Я был сюда низвергнут для изгнанья,Как некогда мятежный Люцифер.Но кончились уж годы испытанья,И я опять очистился для сфер.Всё человеческое чуждо сталоМоей освободившейся душе,И тело бренное плестись усталоВ пыли дорог и в снежной пороше.Меня не тешат орхидеи духа,На райские похожие цветы,Сплетенья слов, что невесомей пуха,И к пропасти ведущие мосты.И даже мир меня теперь подножный,Ажурный, ювелирный, пересталПриковывать в юдоли бездорожной,Где столько я томился и страдал.Один брокат меня еще небесныйВлечет к себе в необычайный край,Подвижный вечно, дымчато-чудесный,Как созданный Отцом запретный рай.Следя за облачных фантасмагорийВеликим зодчеством, я хоть на мигНеисцелимое способен гореПонять скорее, чем из груды книг.Но скоро, скоро снова брызнет солнцеВ меня огнем и вовсе ослепит,И всё во мне, как в плавящейся бронзе,Вдруг золотом словесным закипит.

Этюд

Лазурная, свежая линия.Печальная, черная пиния.Два белых за ней треугольникаУносят в безбрежность невольника,Влачащего цепи пудовые,Тоску и мечтанья суровые.Уносят в безбрежности синие,Но сам он, как черная пиния,Над бездной пылающей вросИ впился зубами в утес.

Синий цветок

Синий цветик из могилыВырастает кой-когда,Атом в нем ушедшей силы,Захороненной туда.Смотрит цветик этот синийОчарованно вокруг,Словно вырос он из скинийМонастырских тихо вдруг.Но понюхай синий венчик,Но взгляни в его зрачок,Он как Феникс, вечный птенчик,Он лазурный старичок.

В зной

Полудневным пышут жаромПлиты пыльной мостовой.Солнечным вокруг угаромОпален, полуживой,Томный, потом орошенный,Странник движется вдоль стен,И унылой песни соннойТусклый слышится рефрен:Сколько верст еще осталось,Сколько пыльных до конца!Цель совсем близка казалась,Портик Божьего крыльца…А теперь всё снова версты,Версты пыльные вокруг,Солнечный зрачок отверстый,Мыслей безызживный круг…

Клубы

Ты видел ли, как по вершинамКрадутся покрывала туч?На горном куполе старинномСквозь них уже не блещет луч,

Звезда сквозь них не проникает,Душой овладевает жуть…Но ты не бойся! Тут, кто знает,И твой уже намечен путь.

Ведь эти в кружевах удальцы,Быть может, снежный хороводВосставших. Ласковые пальцыДуховных это, может, вод.

Ведь всё в твореньи Божьем вечно,Так почему ж душа твояНе может здесь кружить беспечноДо прекращенья бытия?

Зачем ей к звездам? Рай повсюду:Ползти по ожерельям гор,Морскому поклоняться чуду,Для душ достаточный простор!

Ангелы

Теперь никто не верит в птиц небесных,В крылатых Божьих вестников, никто!И даже дети в ангелов чудесныхПоверить не хотят уж ни за что.А я, когда мечтательной был крошкой,Их видел часто, как насущный хлеб.Пойдешь, бывало, за дворовой кошкойВ соседней рощи сумрачный Эреб,Послушаешь алмазных в чаще пташекИ тихий шелест дремлющих листков,Насобираешь радужных букашекУ серебро прядущих ручейков,Помолишься в часовенке стариннойНа черного, как Эфиоп, ХристаИ по тропе змеящейся, звериной,Идешь себе, идешь, – пока верста,Другая ляжет меж тобой и домом,Где мать твоя болезная лежит.Затем устанешь по лесным хоромамБродить, как краснокожий следопыт.Тогда приляжешь на опушке лесаУ ручейка на сочную траву, —И над тобой лазурная завеса,И над тобой виденья наяву.Сперва глядишь, как будто с гор высокихВ сияющее море под тобой,И облаков мониста одинокоПлывут, как парус в бездне голубой.Шуршанье крыл потом почуешь белых, —И ангелов сияющих четаПоявится в лазури, снежнотелых,Как подле Матери святой Христа.Так ясно видишь их, что каждый волосКудрей червонных можешь сосчитать,Как на поле колышущийся колос,И попросить их за больную мать.Нередко крыльями они касалисьМоих горящих от восторга вежд,Нередко мой простертый в небо палецКасался ослепительных одежд,Нередко постигал я даже пеньеИх на Эдема чистом языке,Нередко жаркое прикосновеньеДрузей небесных чуял на щеке!Потом исчезло всё, повязкой чернойПеревязала Явь мои глаза,Познанья человеческого вздорныйОткрылся путь и злобная слеза…И только много, очень много позжеМне Ангела послал и наявуОтец Небесный на земное ложе,И с ним уже полжизни я живу.Бескрылый он, и смертный, и опальный,Как я, на проклятой Отцом земле.Но скоро край оставим мы печальныйНа радужном небытия крыле!

Мои друзья