Тайна придворного шута - Детлеф Блюм

Вот уже сорок лет я много путешествую. Мир за это время стал более доступным. На всех почтовых дорогах появились патрули, путешествовать стало намного безопаснее и быстрее. Раньше часто приходилось ночевать под открытым небом. Теперь к моим услугам множество постоялых дворов и почтовых станций. Развитие почты усложняет структуру двора и раздувает наш чиновничий аппарат. Это тоже дает дополнительные козыри фон Брюлю.

Тем не менее мое место по-прежнему подле моего курфюрста и господина. Но все чаще мои советы по вопросам налоговой политики и дипломатии высмеиваются в моем присутствии этим фон Брюлем. Только он, окруженный толпой министров и секретарей, оказывается, способен разбираться в этих вещах. Никому другому это не дано…

Его величество стал меньше советоваться со мной по вопросам политики. Это огорчает меня.

— Мой дорогой Иоганн, — сказал мой господин несколько дней назад, — позволь уж заниматься этим фон Брюлю. Мы хорошо управляем государством с нашим премьер-министром. — Он улыбнулся. — Ты же оставайся моим придворным фокусником, моим шутом, занимайся торговлей и будь моим доверенным лицом и другом в минуты печали и радости, раздумий и веселья. Дела оставим Брюлю.

На службе у фон Брюля восемь секретарей и несметное число лакеев. С их помощью он окутал моего господина сетью интриг и заговоров. Они следят за каждым его шагом. Никто не может попасть к курфюрсту, миновав шпионов премьер-министра. А его светлость смирился с этим, он не хочет ничего слышать о том, что фальшивомонетчик фон Брюль только и ищет способ, чтобы избавиться от моего влияния при дворе. Счастье еще, что фаворитка моего господина глупа как гусыня. Она как дурочка смеется над моими шутками и делает испуганно-удивленное личико, когда я показываю некоторые из моих не самых сложных фокусов. Она падает в обморок, когда с помощью спрятанного под столом магнита я начинаю двигать на столе монетки и другие мелкие вещички. Не Брюль, но я имею влияние на нее. Однако толку от этого мало. Вряд ли мой господин обсуждает с ней какие-нибудь важные вопросы. Она совсем необразованна для этого».

Симону нужен был, конечно, весь текст. Он посмотрел на Хёфля и понял: торговаться бессмысленно.

— Ладно, — произнес он с тяжелым сердцем, — вы получите письма Фейхтвангера.

— Сделаю все, что в моих силах, чтобы добыть для вас этот дневник, Шустер. Я свяжусь с вами.

Иоахим Хёфль не спеша вернулся в свой кабинет, достал старую записную книжку. Его сыновья уже давно сделали базу данных клиентов и поставщиков с адресами и телефонами, но он больше доверял своей голове и записной книжке. Отыскав нужный телефон, старик набрал номер в Вене. Похоже, Клаус Рубен держал руку на телефонной трубке, потому что снял ее после первого гудка. Хёфль изложил ему суть дела. Рубен недолго поразмыслил и согласился подготовить копию всего дневника. Ему были любопытны данные человека, который интересовался личностью Иоганна Шнеллера. О сумме вознаграждения договорились очень быстро. Положив трубку, Хёфль расхохотался. Он никогда еще не зарабатывал столько денег так легко, ибо сумма, запрошенная Рубеном, была чисто символической и скорее всего вообще не интересовала владельца копий.

Так оно и было. Деньги были совершенно не нужны Клаусу Рубену. В этот момент в его магазине не было покупателей. Рубен подошел к двери, запер ее, потом налил себе коньяку и залпом выпил. Он снова и снова спрашивал себя, правильно ли поступил.

Когда-то он получил в наследство чемодан, где лежали удивительные документы, относившиеся к личности Шнеллера. Не было там только дневников шута. Проследить их судьбу в неразберихе послевоенной Европы было невозможно. Потом судьба подарила ему то, что он так долго искал. Этой судьбой стал Иоахим Хёфль. Правда, ни одна из дневниковых записей так и не вывела его на след сокровищ, поискам которых он посвятил двадцать шесть лет своей жизни. И вот наконец нашелся некто, готовый заплатить за эти бумаги большие деньги. В том, что Хёфль не продешевил, Рубен не сомневался. Итак, Симон Шустер, книготорговец и библиофил из Берлина. Может, в его руках оказались какие-то другие источники, указывавшие на след сокровищ. Это следовало проверить.

Рубен просчитывал возможные варианты. После того как его отец неожиданно скончался летом семьдесят второго, Клаус, разбирая его вещи, наткнулся на чемодан с документами из библиотеки своего дяди Фрица. Профессор Фриц Рубен погиб во время одной из бомбежек 13 февраля 1945 года в Дрездене. Отец рассказывал Клаусу об этом, но никогда не упоминал о чемодане, который он прихватил с собой, убегая на Запад.

Целыми днями Клаус занимался тем, что изучал обнаруженные документы. Так он узнал об Иоганне Эрнсте Шнеллере и его сокровищах. Дядя, вероятно, наткнулся на эти архивы случайно, еще студентом, в 1926 году. Десятилетиями документы лежали в городском архиве Дрездена, и никто не обращал на них внимания. Дядя же, обнаружив их, начал планомерно собирать все, что имело хоть какое-то отношение к личности Шнеллера, и даже завел специальный реестр. Это не было прихотью. Это было поручением партии, национал-социалистской партии Германии, в ряды которой он вступил в середине двадцатых годов. Операция имела даже кодовое название — «Золотой след». После прихода нацистов к власти руки у Фрица Рубена были развязаны, и он мог спокойно вести поиски во всех архивах. Однако приблизиться к разгадке тайны ему не удалось. Сегодня все документы операции «Золотой след» хранились в банковской ячейке его племянника Клауса в одном из банков Вены. Интересно, сколько могли бы стоить все эти драгоценные камни, украшения, золотые монеты? Клаус Рубен, конечно, не мог определить точно. Но он почти наизусть помнил один из документов, а именно опись имущества, составленную бухгалтерией двора. Все финансовые операции Шнеллера были тогда очень тщательно реконструированы. Все покупки, сделки, контакты с ювелирами, все, что отчуждалось Шнеллером в чью-либо пользу… Клаус Рубен усмехнулся. Сегодня отследить финансовые махинации конкретного человека было бы не так просто. Счета в швейцарских банках, оффшорные зоны на Карибах, законы о тайне вкладов… Финансовые инспектора XVIII века, наделенные огромными полномочиями в отличие от своих нынешних коллег, могли работать быстро и эффективно. Когда Фридрих Великий захватил Саксонию, его людям удалось немного продвинуться в поисках — посчитать, сколько всего сумел спрятать Шнеллер. Сам же клад оставался ненайденным до сегодняшнего дня. Десять, пятнадцать миллионов марок? Именно так оценивал Клаус Рубен стоимость сокровищ в современных ценах. Конечно, официальная цена товара была в несколько раз выше. Но сбывать драгоценности все равно пришлось бы на черном рынке, а его законы Клаус Рубен, торговец антиквариатом, знал очень хорошо.

Допив коньяк, он еще раз подумал, что поступил очень правильно, согласившись на сделку с Хёфлем. Вполне возможно, дело наконец сдвинется с мертвой точки. Можно еще сегодня отправить в Берлин посылку с документами. Рубен подошел к телефону и позвонил в Дрезден своему старому школьному приятелю.

Симон неторопливо шагал в сторону своего магазина. Ему очень не хотелось отдавать письма Фейхтвангера Хёфлю, но он понимал, что иной возможности получить заветные дневники у него не будет. Симон проголодался и, дав знать в магазине, что задержится еще ненадолго, завернул в ресторанчик Гвидо. Впрочем, в магазине все равно было нечего делать. В такую жару это было неудивительно. Симона, однако, несколько тревожило отсутствие покупателей. Гвидо получил разрешение открыть на улице рядом со своим рестораном павильон.

— Самая страшная бюрократия в мире — немецкая, — так прокомментировал как-то при встрече Симон многомесячные потуги итальянца получить это разрешение.

— Есть бюрократия еще более страшная, — смеясь, откликнулся Гвидо, — итальянская.

Один из столиков в павильоне был постоянно зарезервирован для господина Шустера. Симону нравилось приходить сюда в послеполуденные часы. Посетителей почти не было, и брат хозяина, великолепный повар, имел возможность не спеша приготовить обед для Симона. Летняя пристройка была оборудована с большим вкусом. От уличной суеты посетителей отделял невысокий, увитый зеленью заборчик, а огромный голубой навес защищал от солнечных лучей и дождя.

На противоположной стороне улицы Юрген Клемм раскладывал на столиках перед витриной своего магазина новые книги. Обливаясь потом от усердия, он выкатывал одну за одной тележки с литературой. Сегодня вход в магазин украшала вывеска «Встреча с книгой». Еще пять лет назад над входом светились неоновые буквы «Книжный салон Гезины Клемм». Потом старая хозяйка умерла, и магазин перестал быть тем островком книготорговли, где царил дух преклонения перед красотой настоящей литературы. Сынок Гезины — Юрген — имел совершенно противоположные маменькиным взгляды на предназначение книги в жизни человека, и спустя очень короткое время полки магазина заполнили томики совсем иного содержания. Классическая, серьезная литература исчезла с прилавков. Вместе с ней исчезли и постоянные покупатели. Но это не отразилось на доходности предприятия, ибо спрос на бульварную литературу нарастал, издания раскупались значительно быстрее, чем в былые времена. Новый хозяин отлично чувствовал конъюнктуру. Он отремонтировал помещение и переоборудовал его так, чтобы максимально учесть интересы большей части покупателей. Сократив до минимума численность персонала, он еще больше увеличил прибыль и превратился в преуспевающего бизнесмена. Смена вывески, как, впрочем, и смена содержания бывшего книжного салона г-жи Клемм, мало отразилась на доходности предприятия самого Симона. Его магазин, расположенный по соседству, ничего не потерял, даже, наоборот, приобрел несколько новых клиентов, коими стали институтские библиотеки. Вопросы конкуренции с Юргеном мало волновали его. Гораздо страшнее, по его мнению, была та неприкрытая злоба, с которой молодой Клемм превратил дело жизни своей матери в груду мусора. Симон не мог этого понять. Как можно ориентироваться только на сиюминутную выгоду и интерес определенной части населения к книжонкам, которые принято называть бульварными? Сам Симон был совершенно уверен, что его делу такая участь не грозит. Слишком сильным противовесом выступал клуб Фонтане. Почти все члены клуба были клиентами Симона. Более того, они постоянно вкладывали в развитие книготорговли свои средства. Среди них были предприниматели и представители политической элиты, видные писатели и деятели искусства. Симон добился, что любой человек, вступая в их круг, фактически брал на себя обязательство покупать литературу только у него.