Когда я был настоящим - Том Маккарти

– Зимбабве, – поправила его Кэтрин. – Ну да, но это не только жилищные проекты. Жилищное обеспечение – важнейший аспект, но есть еще и образование. И здравоохранение.

– Слышь, – начал Грег, – я тебе не рассказывал про тот случай, когда я с этой рок-группой кокс нюхал? Я с этим…

Он остановился и поднял глаза. Мы с Кэтрин тоже подняли глаза. Остановился Грег потому, что странный тип, сидевший в одиночку, прошаркал к нашему столику и теперь стоял, злобно глядя на нас. Мы посмотрели на него в ответ. Он обвел взглядом нас, одного за другим, потом переключился на столик с бутылкой шампанского, потом – куда-то в пространство. В конце концов он заговорил:

– Куда все девается?

Кэтрин отвернулась от него. Грег спросил:

– Что – куда девается?

Странный тип неопределенно показал на столик с бутылкой:

– Вот это вот.

– Мы это пьем, – ответил Грег. – У каждого из нас есть пищеварительная система.

Странный тип поразмыслил над его словами, прицокнул языком.

– Да нет. Я не только про это. Я про все. Вам-то что, вы про такие вещи не думаете. Ну-ка, налейте мне вот этого вот стакан.

– Нет, – сказал Грег.

Странный тип снова прицокнул языком, развернулся и пошел прочь. В бар потихоньку стекался народ. Заиграла музыка.

– Вам не кажется, что это шампанское пахнет кордитом? – спросил я.

– Чем-чем? – не расслышал Грег.

– Кордитом! – Я повысил голос, перекрикивая музыку.

– Кордитом? – Грег тоже повысил голос. – А кордит чем пахнет?

– Вот этим, – ответил я.

– Да нет, по-моему. Ты лучше послушай: в тот раз мы с друганом – ну, с этим мужиком, моим знакомым, он еще в группе играл, а…

– В какой тот раз? – спросила Кэтрин.

Она уже допила свое шампанское и налила себе еще бокал.

– Когда я с этой рок-группой кокс нюхал, – объяснил ей Грег. – Сели мы все в фургон, поехали на тусовку после концерта. Где-то в Кентиш-тауне, рядом с Чок-фарм. А там… погодите… – он тоже налил себе еще бокал. – А там…

– Подожди, – перебил я. – Допустим, внесу я что-нибудь в этот резервный фонд…

– Ресурсный, – поправила Кэтрин.

– Ну да. А можно мне тогда… То есть, а как я сам буду в это вписываться?

– Вписываться? – не поняла она.

– Да. Какая между мной и всем этим связь? Мне туда ехать надо? А если не обязательно, то можно все равно поехать и понаблюдать?

– А может, тебе девственницу взять с самой твердой задницей, в качестве гарантии, – встрял Грег. – А потом еще одну, с самыми твердыми сиськами, на проценты от вложенного. Тогда каждый раз, как с нее нюхнешь – хлоп! – вот тебе и мгновенная связь.

– Зачем тебе все обязательно видеть? – спросила Кэтрин. – Разве недостаточно знать, что это происходит?

– Нет. Ну, может быть. Но мне надо…

У меня закружилась голова, словно от высоты. Я знал, что́ хочу сказать, но не мог найти правильных слов. Мне хотелось почувствовать какую-нибудь связь с этими африканцами. Я попытался представить себе, как они собирают дома из этих жилищных блоков, или сидят в школах, или просто занимаются тем, чем принято в Африке, – к примеру, ездят на велосипедах или, там, поют. Откуда мне было знать – в Африке я никогда не бывал, как никогда не пробовал кокаина (Грег, впрочем, тоже). Я попытался вообразить себе сетку вокруг Земли, нечто вроде ребристой проволочной клетки, как на бутылке шампанского, с проходящими повсюду параллелями и меридианами. Они должны были связывать одно место с другим, сплетать местность в единую слаженную, связанную сеть, но этот образ у меня затерялся среди разъединенных частей эскалатора, тех, что я видел перед тем на «Грин-парке». Я хотел проникнуться к этим африканцам по-настоящему теплыми чувствами, но не мог. Не то чтобы я испытывал отчуждение или враждебность. Просто чувствовал себя как всегда.

– Короче, вот так, – сказала Кэтрин. – Вот что сделала бы я. Но я это я. Все зависит от того, что, по твоим понятиям, доставит тебе наибольшее, как бы это сказать…

Ее голос постепенно затих. Грег снова встрял со своей историей про кокаин. Потом разговор у них перешел на Африку, куда Грег однажды ездил, на какое-то сафари. Эта тема через некоторое время опять навела их на спор о том, что мне делать с моим новым состоянием; потом они заключили перемирие и снова стали болтать об Африке. В этом духе мы продолжали довольно долго. Наверное, целый вечер, какого черта, непонятно. Разговор шел по кругу, опять и опять возвращаясь к одному и тому же. Вскоре я отключился. Я уже понял, что у меня нет никакого желания ни строить школы в какой-то стране, где я никогда не бывал, ни вести образ жизни, достойный какой-нибудь рок-звезды. «Догстар» заполнялся, музыка становилась все громче и громче, так что Кэтрин с Гретом, чтобы услышать друг друга, ничего не оставалось, как кричать. Они и кричали. Мы взяли еще бутылку шампанского и три стакана пива. Под конец они довольно сильно напились. Я весь вечер чувствовал себя трезвым, как стеклышко.

Мы с Кэтрин распрощались с Грегом на выходе и пошли обратно ко мне. Мне пришлось раздвинуть диван в гостиной, чтобы ей было где спать. Диван оказался устройством сложным, капризным: надо было зацепить одну штуку за другую, не задев при этом третью. Я не стал этого делать перед уходом – намеренно, на тот случай, если дополнительная постель не понадобится. Но она понадобилась. Кэтрин уже начинала меня раздражать. Мне больше нравились ее отсутствие, ее тень.

3

На следующий день я отправился на встречу с Марком Добенэ. Его фирма, как я уже упоминал, находилась в Энджеле. Я ехал туда на метро, стараясь сосредоточиться на местности, лежащей наверху, не выпускать ее из-под контроля.

Подчиненным Добенэ, видимо, сообщили о договоре. Первая, молодая дежурная, похожая на лошадь, впустила меня сразу же, нервно поглядывая на меня, как на заразного. Вторая, секретарша Добенэ, как только я вошел к ней в приемную, поднялась из-за стола и открыла дверь Добенэ, ни на миг не сводя с меня сурового взгляда. Он был воистину порицающим, этот взгляд – как у школьной секретарши, когда тебя вызывают в кабинет директора за какой-нибудь проступок.

Марк Добенэ поднялся на ноги и тепло пожал мне руку.

– Еще раз поздравляю! Колоссальный успех!

Его лицо лучилось, отчего кожа вокруг глаз и на лбу собиралась в морщины. Ему было, наверное, под шестьдесят или немного больше. Он был высокий и худой, с седыми волосами, начесанными на лысеющую макушку. Под пиджаком у него был жилет, а под тем – рубашка в тонкую полоску и галстук. Все как положено. Пожимая мне руку, он не вышел из-за стола. Стол у него был довольно широкий, так что мне пришлось слегка перегнуться через него, чтобы дотянуться своей рукой до его. При этом край стола уперся мне в ногу, и я сосредоточился на том, чтобы удержать равновесие. В конце концов он сел и жестом предложил мне сделать то же самое.

– Что ж! – воскликнул он. – Что ж! – он откинулся в кресле и широко развел руками. – Дело наше разрешено весьма отрадным образом!

– Разрешено?

– Разрешено, – повторил он. – Окончено, завершено, закрыто. Подпишете эти бумаги, и готово. Как только курьер доставит их обратно, средства будут переведены.

Я немного подумал об этом, потом произнес:

– Да, пожалуй, что так. Для вас.

– Как вы сказали?

– Разрешено. Окончено.

Добенэ перебирал какие-то бумаги. Вытащив несколько, он развернул их ко мне со словами:

– Эту подпишите.

Я подписал.

– И эту. И эту, и эту. И вот эту тоже.

Я подписал их все. После того, как он опять собрал и сложил их ровной стопкой, я спросил его:

– А куда все эта средства будут переведены?

– Да, вопрос правильный. Я сегодня утром специально открыл банковский счет. На ваше имя, разумеется.

Просто чтобы обеспечить для них базу. Хранилище, так сказать. Можете, если угодно, закрыть его и все снять, а при желании можете оставить открытым. Я также взял на себя смелость, – продолжал он, опять начав перебирать свои документы, – записать вас на прием к биржевому брокеру.

Он протянул мне папку. На ней золочеными, вычурными, как на именинном пироге, буквами было выведено название «Янгер и Янгер».

– Они – лучшие в своем деле, – объяснил Добенэ. – Абсолютно независимая фирма – и в то же время с большими связями. Держат, так сказать, руку на пульсе. Если решите пойти, вашим вопросом будет заниматься Мэттью Янгер.

– Это который? – спросил я.

– Это сын. Отца зовут Питер, но он уже частично отошел от дел. За время существования фирмы в ней сменились три поколения.

– Значит, они должны называться «Янгер, Янгер и Янгер»?

Добенэ секунду обдумывал мои слова, прежде чем ответить.

– Пожалуй, да.

– Хотя может быть и так: когда появляется самый младший, он становится вторым, а его отец, который был вторым, становится первым, а первый просто отпадает. Тут главное – знать свое положение. Они периодически сменяются.